Светлана Алешина - Синий дракон
Кряжимский покачал головой.
— Ох, найдем ли? Отчего-то у меня нет такой уверенности…
Мне и самой уже казалось, что со своими поисками мы опоздали. Крот словно растворился в горячем августовском воздухе. С восемнадцатого числа ни один человек не видел его и не слышал. В принципе он мог быть сейчас где угодно — хоть на Гавайях, с фальшивым паспортом в кармане.
Наши размышления можно было продолжать бесконечно долго, но, к счастью, в редакцию возвратились разведчики. Их лица, как и полагается разведчикам, были абсолютно невозмутимы. Но я сразу отметила, что Ромкины глаза пылают торжествующим огнем, а самого его буквально распирает от гордости.
Безо всяких предисловий они приступили к докладу. Виктор расстелил на столе большой лист бумаги и уверенными движениями принялся чертить схему, которую Ромка тут же комментировал захлебывающимся от возбуждения голосом.
— Ну, местечко этот хлюст выбрал! — сообщил он сочувственно. — Настоящая помойка! Оказывается, там одни бараки, и все они уже готовятся под снос. Только в двух-трех домах живут еще какие-то старики, а так большинство бараков уже пустует. Стекла выбиты, двери не запираются, внутри грязь… Вот здесь Четвертый Железнодорожный тупик! — Ромка ткнул пальцем в почти готовую схему. — Там вообще никто уже не живет. Он упирается в какие-то склады — то есть настоящий тупик, — и попасть туда можно только вот отсюда, с железнодорожного проезда. Там, похоже, все железнодорожное… А здесь Четвертый тупик выходит прямо на железнодорожные пути, причем двенадцатый дом расположен в самом конце. Скорее всего тот, кто назначил встречу, предполагает уйти в случае чего через железную дорогу. Поэтому мы решили, что Виктор заранее займет наблюдательный пост за путями — там как раз проходит шоссе и какие-то кусты — вполне можно спрятать машину…
И еще он хочет взять фотоаппарат со вспышкой — вдруг придется сфотографировать этого типа.
— Так, а насчет меня что вы решили? — поинтересовалась я.
— Вы, Ольга Юрьевна, подъедете на своей машине со стороны Железнодорожного проезда и оставите ее на углу, — солидно объяснил Ромка. — Машину запрете и пойдете к двенадцатому дому. Ничего не бойтесь, потому что я буду в доме напротив — если что, сразу дам сигнал.
Я возмущенно уставилась на него.
— Как это — не бойтесь? Да если ты будешь торчать ночью в этих бараках, я вся изведусь от страха!
— Это вы зря, Ольга Юрьевна! — дрогнувшим голосом возразил Ромка. — Мы все продумали. Этот тип не сможет проверить все бараки в том районе — для этого ему понадобился бы целый день. А я появлюсь там, когда начнет темнеть, никто и не заметит… А еще я возьму с собой петарды, чтобы подать сигнал тревоги. Ночью петарды знаете как слышно?
— Петарды, — ошарашенно сказала я. — Детский сад какой-то!
— Все нормально, — подал голос Виктор. В коротких, но энергичных выражениях он дополнил комментарии Ромки заверением, что петарды — это не детский сад, а насущная необходимость и в тех условиях — наиболее надежный способ подать сигнал. А сигнал Ромка должен был подать в двух случаях — если мне будет грозить опасность и если на встречу придет не один человек, а несколько. После сигнала в события немедленно и решительно вмешивается Виктор, и мы все, целые и невредимые, расходимся по домам. Так это выглядело в его изложении.
— Но вы, Ольга Юрьевна, — напомнил Кряжимский, — с самого начала имейте в руке средство защиты и применяйте его не колеблясь. Деньги оставьте в машине, а машину — на сигнализацию.
— Я начинаю чувствовать себя космонавтом, — жалобно проговорила я. — Надеюсь, мне не придется надевать скафандр?
— Что-нибудь в этом роде было бы неплохо, — деловито заметил Ромка, который все больше входил во вкус, — например, бронежилет. Но, наверное, его не так просто раздобыть?..
— Ладно, хватит этих рассуждений! — заявила я решительно и хлопнула ладонью по столу. — А то у меня действительно такое чувство, будто я кролик, которого кладут на лабораторный стол. Между прочим, мне доводилось бывать в переделках, если вы забыли! Справлюсь как-нибудь и на этот раз! А вот если наш юный коллега в результате операции получит хотя бы маленькую царапину или еще один синяк под глазом — клянусь, завтра же он будет уволен! Я не хочу прослыть работодателем, истязающим несовершеннолетних!
— Да ладно вам, Ольга Юрьевна! — упавшим голосом сказал Ромка. — Все будет нормально, вот увидите. Между прочим, мы с Виктором сначала заедем ко мне домой и предупредим моих родителей…
— О чем? — уничтожающе спросила я. — Что ты собираешься сидеть в засаде с петардами? Ночью — в подозрительных развалинах?
— Ну-у, мы найдем более обтекаемую формулировку, — грамотно ответил Ромка. — И, кстати, совершеннолетие у меня совсем скоро.
Мне оставалось только подвести итог.
— Ну, раз вы все так хорошо продумали, я снимаю с себя всякую ответственность! Похоже, мне ничего не остается, как претендовать лишь на роль курьера. Что ж, меня это устраивает!
— Все будет нормально! — уверенно сказал Виктор.
* * *В десять часов вечера я остановила машину на углу Железнодорожного проезда и Четвертого Железнодорожного тупика. Вокруг было темно. Я выключила мотор и, не выходя из машины, осмотрелась.
Черные приземистые тени покинутых жителями бараков смотрелись весьма зловеще. Никаких признаков жизни не наблюдалось на этих вымерших улочках. Синие огоньки на железной дороге ничего не освещали и только добавляли жути окружавшему меня пейзажу.
На всякий случай я потрогала пакет с деньгами, который лежал под сиденьем, потом стиснула в руке баллончик с газом и, осторожно приоткрыв дверцу, выскользнула наружу. В воздухе пахло травой, гнилым деревом и мазутом. Где-то неразборчиво бубнил селектор и ритмично постукивали рельсы. По другую сторону железной дороги эти звуки дублировало эхо, быстро глохнувшее в темных кустах.
Я поставила машину на сигнализацию и неуверенно двинулась в переулок, подозрительно всматриваясь в едва угадывающиеся провалы выбитых окон. Даже зная, что где-то рядом находятся Виктор и Ромка, я никак не могла избавиться от ощущения, что попала в какой-то иной мир, где нет никого, кроме меня и чудовищ, которые прячутся за этими трухлявыми стенами.
Правда, с каждым шагом я делалась все увереннее и посматривала по сторонам даже с некоторым вызовом, готовая в случае чего дорого продать свою жизнь. И вдруг на середине пути меня окликнули:
— Эй! Ты, главная, что ли? — прозвучал из темноты знакомый сиплый голос. — Дуй сюда, не бойся!
От неожиданности я вздрогнула и остановилась, пытаясь разглядеть спрятавшегося в развалинах человека. До двенадцатого дома оставалось еще полпути, и мне сделалось обидно — меня уже пытались обвести вокруг пальца.
— Какого черта! — негромко, но сердито сказала я. — Мы не так договаривались.
— Ты мозги не канифоль! — с угрозой просипел голос. — Уйду ведь!
Это решило дело — я шагнула к дверям брошенного дома, споткнулась о какие-то кирпичи, рассыпанные у порога, и тут же была подхвачена на редкость цепкой и сильной рукой. Меня втащили в узкий коридор, где отвратительно пахло мышами, и притиснули к стене. Сквозь ткань платья я почувствовала, как в бок мне нежно, но настойчиво ткнулось острие ножа.
Глава 10
Как ни странно, я напрочь забыла о баллончике, зажатом в правой руке. Вместо того чтобы оказывать сопротивление, я вдруг принялась неудержимо хохотать. Мне просто невольно вспомнились слова Марины, — и то обстоятельство, что она единственная из нас реально оценила ситуацию, показалось мне в этот миг невероятно смешным. В сущности, моя реакция носила характер патологический, и смех этот больше напоминал истерику, но хозяин ножа на него страшно обиделся.
— Чего ты ржешь? — недовольно пробормотал он, и на меня пахнуло сложной смесью водочного перегара, лука, крепчайшего табака и почему-то клубники.
Последнее было настолько невероятным, что вызвало новый неудержимый приступ смеха. Кончик ножа по-прежнему упирался мне в бок, и мое веселье выглядело, наверное, очень глупо — настолько, что сипатый окончательно растерялся. А у меня просто-напросто сдали нервы.
— Ну, ты даешь, подруга! — озадаченно сказал мужик и после некоторого раздумья убрал нож. — Щекотки, что ли, боишься? Разобрало тебя!
После этого он на цыпочках подошел к порогу и осторожно выглянул наружу. Несколько минут он вглядывался в темноту, то ли высматривая, не привела ли я с собой «хвост», то ли просто пережидая, когда я кончу валять дурака.
Успокоилась я довольно быстро — по-видимому, весь комизм ситуации был сосредоточен именно на кончике ножа — едва я перестала ощущать его прикосновение, желание смеяться у меня пропало. И мне подумалось, что Марина все-таки ошиблась — в ее пророчестве он играл гораздо более жуткую роль. И еще я как-то сразу вспомнила о своем собственном оружии и тут же прикинула, не ответить ли мне взаимной любезностью — не окатить ли мужика с ножом струей газа. То есть ко мне возвратилась способность мыслить ясно и логически.
