Светлана Алешина - Самый красивый кошмар
– А мы и есть родственники, – не моргнув глазом, соврал Валерка.
– Родственники? – недоверчиво посмотрела на нас девушка.
– Я ее сестра, – подтвердила я.
Я вынуждена была пойти на ложь, иначе нас бы не пропустили. Я очень редко говорю неправду, но теперь без этого было не обойтись, тем более что и Гурьев начал с того же.
– А вы, молодой человек? – обратилась сестра к Гурьеву. – Кем вы приходитесь больной?
– Он мой муж, – поспешно ответила я.
– Вас, молодой человек, я пропустить не могу. А вы проходите. – Девушка ткнула в меня пальцем, но я нисколько не обиделась на такое обращение. – Халат есть?
– Ой, совершенно забыла. Мы так спешили, – затараторил Валерий.
– Девушка, возьмите этот, – медсестра показала мне на один из халатов грязно-серого цвета, висевших в углу регистратуры. – У нас без них нельзя. С этим строго.
– Хорошо, спасибо большое, – поблагодарила я, и Валерка накинул мне на плечи халат, от которого противно пахло лекарствами. – Ты здесь подождешь?
– Конечно. Удачи тебе.
Я прошла через регистратуру, и уже сзади послышался голос девушки.
– Тринадцатая палата! – крикнула она.
Меня почему-то передернуло при упоминании этого числа. Я, вообще-то, не очень суеверная. Например, если кошка перебежит дорогу, я не обращу на это никакого внимания, даже плевать через плечо не стану. Но сейчас упоминание этой цифры связалось с чем-то зловещим. И сразу вспомнилось, что за границей в иных больницах и салонах самолетов этот номер вообще исключен из нумерации.
В коридоре, в который выходили двери палат, стояла тишина. Врачей не было видно. Я заметила у стены каталку, накрытую целлофаном грязно-зеленого цвета. В окно рассеянно смотрела немолодая женщина с перевязанной рукой. Наверное, пациентка больницы, решила я. Женщина повернулась ко мне лицом, и я заметила, что правый глаз ее прикрыт марлевой повязкой.
– Вам кто нужен? – поинтересовалась она довольно строго, осмотрев меня с ног до головы.
– Мне в тринадцатую палату, – сообщила я.
– Последняя дверь в конце коридора, – объяснила женщина и опять отвернулась к окну.
Надо же, какая добрая! Я к ней за помощью не обращалась, а она мне все объяснила. Хотя нужную палату я бы и сама нашла без труда: нумерация шла по порядку. Я остановилась перед дверью с цифрой «13» и легонько постучалась. Ответа не последовало, поэтому решилась заглянуть.
Палата была одноместной, как я успела заметить. Разглядеть что-то подробнее я не успела, так как сразу же ко мне подскочила Тареева, до этого сидевшая около кровати.
– Ирина Анатольевна?! – изумленно воскликнула Лидия Петровна, не сдержав удивления. – Как вы-то прошли? Пускают же только родственников!
– Ну, вы тоже не родственница, – заметила я, оглядываясь.
В палате было светло, но воздух не отличался свежестью. Рядом с кроватью стояла небольшая тумбочка, а с другой стороны у стены – столик и холодильник. На тумбочке, как и водится в больницах, стояла упаковка сока, лежали фрукты.
Екатерину Николаевну узнать было тяжело в накрытой до подбородка одеялом женщине с перебинтованной головой. Цвет кожи был неестественно розовым, а губы, наоборот, белесыми. Золотова при моем появлении не издала ни звука, зато Тареева уже щебетала мне на ухо:
– Катенька только уснула. Ей сделали укол успокоительного. Медсестра оставила меня с ней, чтобы никто не потревожил ее сон.
– А где Иван Михайлович? – спросила я шепотом.
– Ваня уехал домой за продуктами и вещами. Он и так здесь все дни и ночи напролет, измотался весь. Я его сменила…
Тареева замолчала, так как с кровати донесся еле слышный звук: как мне показалось, Золотова проснулась. В тишине голос Екатерины Николаевны звучал отчетливо, но был еще настолько слаб, что мне пришлось подойти поближе, чтобы что-то расслышать.
– Лида, кто здесь? – бормотала несчастная пересохшими губами.
– Это Ирина Анатольевна Лебедева, – затараторила Лидия Петровна. – Она тебя навестить пришла…
– Ирина… Лебедева… – рассеянно пробормотала Золотова. – «Женское счастье»? Передача…
– Да, Екатерина Николаевна, это я. – Мой голос оказался неожиданно громким по сравнению с бормотанием женщины, хотя я старалась говорить как можно тише. – Мне с вами нужно поговорить.
– Поговорить?.. О чем?..
– Ирина Анатольевна, ей больно даже разговаривать, – зашипела мне на ухо Тареева. – Может быть, ее не надо беспокоить?
– Я недолго, – виновато произнесла я. – Это очень важно.
Екатерина Николаевна еле заметно дернулась, а я подошла ближе.
– Вы до сих пор не предполагаете, кто мог вам в лицо… – Я запнулась, так как от волнения не смогла продолжить фразу, но Золотова тут же все поняла.
– Я, кажется, его узнала, – неожиданно ответила Екатерина Николаевна. – Это тот паренек… Он работал… В охране…
В этом несвязном ответе я не могла ничего толком разобрать, поэтому попросила Золотову сказать что-то еще. Екатерина Николаевна вздохнула и продолжила говорить только через какое-то время:
– Он у нас работал в доме. Охранял… Мы жили за городом… Особняк… Иван его нанимал.
– Ваш муж знает этого охранника? – удивилась я.
– Да… но, может быть, не очень. Я не помню, как его зовут… Кажется, это был он.
– Вы не уверены?
– Бешеный взгляд… Он… Не знаю… Мне показалось…
– Екатерина Николаевна, вы сможете его узнать, если увидите еще раз? – поинтересовалась я.
– Его… Увидеть? Нет, я не хочу, – более громко сказала Золотова. – Я не могу… Не хочу…
– Ирина Анатольевна, может быть, хватит? – робко поинтересовалась Лидия Петровна. – Ей сейчас опять плохо будет, я уж знаю, она начинает нервничать. Придется врача вызывать.
– Хорошо, – согласилась я, услышав, как Екатерина Николаевна начала тихонько постанывать.
Больше того, что я услышала, мне, наверное, от нее добиться не удастся. Вздохи все слышнее разносились по палате.
– Узнала… Он… Охрана… Ваня… – прерывисто зашептала Золотова.
Тареева подбежала к ней и, приникнув к кровати, заговорила:
– Катенька, все хорошо. Все нормально. Успокойся… Все прошло…
Едва стоны стали стихать, Тареева подняла на меня глаза:
– Ей плохо. Вы что, не видите? Боль ужасная. Она живет только на обезболивающих, которые вкалывают через каждый час, но легче от этого не становится. Но ничего… Она сильная… Катенька, мы все вынесем. Все будет хорошо.
– Лидия Петровна, я пойду, – прошептала я, чтобы Екатерина Николаевна не обнаружила моего присутствия и оставалась спокойной. – До свидания.
– Я вам обязательно позвоню, – пообещала Тареева. – Как только Иван приедет.
– А когда он обещал?
– Только к вечеру. Не раньше.
– Он сейчас дома?
– Да, наверное, – неуверенно ответила Лидия Петровна. – Вы с ним хотите поговорить?
Я не стала отвечать на ее вопросы и молча вышла из палаты, уже в коридоре твердо решив, что поговорить с Иваном Михайловичем мне просто необходимо. По бессвязному бормотанию Екатерины Николаевны я могла только понять, что и Иван тоже может опознать преступника. Хорошо, что Екатерина Николаевна узнала его, несмотря на то что она не была уверена в своих догадках.
Валерка теперь сидел в регистратуре на том стуле, где засыпал незнакомый мужчина. Но, завидев меня, он вскочил с места, заботливо помог снять халат и нетерпеливо спросил:
– Ну что, как она там? Что говорит?
– Сейчас расскажу, – уклончиво ответила я, покосившись на девушку-регистраторшу.
Валерка понял, что разговор не для чужих ушей, и замолчал. Уже на улице, когда мы с ним шли к воротам больницы, я ему все рассказала.
– Ирина, может быть, ей это только показалось? – неуверенно спросил Гурьев уже за воротами. – И тогда мы можем пойти по ложному следу. Ведь Золотова могла что-то и перепутать.
– Надо проверить, – решительно заявила я. – Все равно нам больше пока уцепиться не за что.
– Ирина, а ты не боишься ошибиться еще раз? Мы и за Тареевой гонялись, точнее говоря, Павлик за ней следил. Потом на Лапова насели. Куракин тоже оказался ни при чем.
– Валерка, у нас нет другого выхода. Теперь надо поговорить с Иваном Михайловичем.
– Сомневаюсь, что сейчас показаниям Золотовой можно доверять, но как скажешь.
* * *Иван Михайлович мне понравился с первого взгляда, но выглядел не так ослепительно, как его супруга. Между ними была большая разница в возрасте. Екатерина Николаевна когда-то говорила мне, что муж старше ее лет на двадцать. Посеребренные виски, многочисленные морщины, слегка дряблый живот говорили о том, что ему уже далеко за пятьдесят. Когда-то, наверное, фигура Золотова была спортивной и вполне складной. Черты лица и сейчас сохранились довольно приятные, мягкие. Высокий лоб, прорезанный глубокими бороздами, волевой подбородок… Словом, будь он немного моложе, я бы вообще назвала его красавцем!
