Александр Щелоков - Вкус смерти
Серый мазнул взглядом по лужайке и увидел Железного, который пятился к лесу. Прижатый к животу автомат расплескивал желтое пламя.
Черт побери этих русских! Выходит, они знали, что на машину будет совершено нападение, и забронировали бopтa. Знали и с терпеливостью охотников подкарауливали добычу. Так иной раз бывает в тайге, где дерзкий, но не очень умелый охотник становится жертвой тигра, за которым сам шел по следу.
Серый повернулся и побежал, не думая о том, что подставлял противнику под выстрел широкую спину, что от пули не убежишь, она быстрее, чем мысль, подсказавшая бегство, и опасней, чем схватка глаза в глаза. Спасло Серого, оттянуло конец то, что на глинистом откосе Тесля поскользнулся, со всего маху сел на задницу и проехался на ней до дна кювета…
Железный лежал метрах в пятнадцати справа от шалаша. Он видел, как Серый метко саданул по шинам, как заелозил по дороге и резко затормозил генеральский «уазик». Но он увидел и то, как от задней дверцы сыпанули искры. Пули рикошетили от металла, и это ничего хорошего не предвещало.
Впрочем, еще за мгновение до того, как Серый открыл огонь, Железный уже понял — операция сорвалась. Мысль эта обожгла его в ту секунду, когда под брюхом дрогнула и ходуном заходила болотистая земля, когда черным горбом вспучилось, взлетело в воздух и рассыпалось там то, что недавно выглядело шалашом. Одна лепеха жирной болотной земли, упав с небес, шлепнулась рядом с Железным, забрызгав его черными кляксами.
Железный просек: русские загодя узнали об ожидавшей их засаде. Но откуда? Кто предал? Когда? Неужели все же Зеленый? Гад! Подлец! Собачье дерьмо!
Интересно, на чем они подловили малого? Скорее всего в больнице, в жару или наркотическому бреду Зеленый мог болтануть что угодно.
Мысль о том, что Зеленый сам мог пойти к русским и все рассказать, в голову Железного не приходила. Слишком бесхитростным и открытым был этот парень.
В такой же мере Железный не мог предположить, что провал операции предопределен убийством лейтенанта Доронина, чьей фамилии он не знал, да и никогда ею не интересовался. А на деле выходило, что, погибая, молодой офицер все же прикрыл своим телом командира дивизии, и, хотя это утешение плохое — его смерть теперь оплачена по большому счету.
— Кур-р-рат! Перкеле! — ругался зло Железный на всех знакомых ему языках. — Фак ем!
Железный на своем недолгом веку немало повоевал. В Черной Африке, действуя с отрядом наемников Курта Вольфа, он перестрелял десятки туземцев, получая за каждую курчавую башку изрядный куш от Компании медных рудников. С туземцами главным было избежать засады. Из укрытий черные стреляли ловко, а прятаться умели безупречно. Но вот настоящего огневого и рукопашного боя они не держали, предпочитая сверкать пятками при открытой встрече. Едва наемники бросались в атаку, туземцы линяли, ища укрытия в лесу или в буше.
Русские — те наоборот. Они сами старались войти в боевое соприкосновение, чтобы извлечь из него максимум тактических выгод.
Конечно, баксы — это прекрасно. За них можно бороться и рисковать. Но, если тебе заведомо известно, что схватка неизбежно обернется большой дырой в брюхе, овчинка не стоит выделки. Имей мешок зеленых, дырявому они не пригодятся. Все, что выпьешь — выльется наружу; все, что сожрешь — выпадет из брюха само. Так что, выбирая между баксами и жизнью, выбор надо останавливать на последнем.
Железный сбросил с плеч плащ-палатку, остался в брюках и рубашке цвета хаки. Их он купил в Таллинне на барахолке у отставного военного. И вот…
Бурый — вне банды Март Метс из приморской Локсы был худой и бледный, как хвощ. На лоб, закрывая глаза белками, подернутыми красными прожилками, свисали сальные пряди желто-соломенных волос. Бурый второй год «сидел на игле» и для приобретения наркотиков постоянно нуждался в шальных деньгах. На авантюру, предложенную Железным, он согласился без колебаний. Приз, который ему обещали, позволил бы приобретать самое смачное зелье в нужном количестве и достаточно долго.
Оказавшись в лесу, для поддержания тонуса Бурый искал и как лось пожирал мухоморы, потом стал жевать утесалии — галлюциногены, похожие видом на лисички. Грибы помогали ему «ловить кайф» в полевых условиях. Нажравшись погани, Бурый терял контроль над собой, становился до крайности злым и неуправляемым.
Перед началом операции Бурый вдруг почувствовал, что его оставляет мужество, и тайком от подельников с поросячьей жадностью схряпал утесалию, которую с прошлого дня таскал на всякий случай в кармане. Через пять минут все страхи прошли, и предстоящее дело стало казаться легким и радостным.
Бурый, выкатив красные по-бычьи глаза, стоял, зажав в руке гранату. Все дальнейшее Шуршалов видел так, будто действие происходило в замедленном кинофильме.
Вот Бурый тряхнул головой, отбрасывая со лба немытую прядь волос, ухватил зубами кольцо чеки взрывателя, выплюнул шпильку, ощерил зубы, поднял гранату над головой, яростно выкрикнул ругательство: «Кур-р-рат!» — и замахнулся…
Свои действия Шуршалов ощущал с той же степенью замедления, с которой видел чужие. Не останавливаясь, Шуршалов оттолкнулся от мягко спружинившей хвои, взлетел на метр над землей, на лету отшвырнул автомат, двумя руками перехватил в замахе худую жилистую грабку Бурого. Одной ладонью сжал кулак боевика, в котором тот держал гранату, второй — предплечье, а локтем что было сил толкнул противника в грудь.
Бурый, не ожидавший толчка, потерял равновесие, начал заваливаться на спину. Чтобы придать ему ускорение, Шуршалов наподдал в подбрюшье коленом.
Бурый задохнулся, на мгновение завис над обрывом. Шуршалов толкнул его от себя и сам плашмя упал на землю.
Боевик полетел вниз головой, за ним с откоса, громко шурша, покатилась галька и глина.
Все это произошло столь стремительно, что Бурый не успел откинуть гранату. Она взорвалась в его руке. Тяжелые осколки пролетели над головой Шуршалова. Сверху посыпалась хвоя и желтые прозрачные чешуйки сосновой коры.
— Не умеешь в воду пердеть, не пугай раков, — сквозь зубы процедил Шуршалов и, не глядя под обрыв, схватил свой автомат.
…Пермяков аккуратно подвел мушку к левой лопатке Белого, который сидел в засаде на левой стороне шоссе. Когда на лугу простучал пулемет, Пермяков нажал на спуск. Выстрела не последовало, такое случается только в кошмарах, нередко преследующих военных, побывавших в бою: на тебя нападет противник, ты хватаешь верный «Макаров» («Калашников» или ТТ), жмешь на спуск что есть сил, крючок ватно утопает, а оружие тупо молчит, не желая стрелять. И чужой уже рядом, его нож оказывается у твоего беззащитного горла…
Первым желанием было обвинить в неудаче кого-то другого. «Чертов Чумак! — подумал Пермяков с искренним возмущением. — Никому верить нельзя, кроме себя самого». Однако мысль мыслью, но руки привычно обследовали оружие, ища неисправность. И вдруг… что это?! Холодный пот жаркого стыда окропил лоб. Затвор автомата был заблокирован предохранителем. От волнения перед началом боя Пермяков забыл перевести рычаг в положение «огонь».
Чувство стыда оказалось настолько острым, что минуту, не меньше, Пермяков приходил в себя от пережитого унижения. Потом вскочил и бросился вдогонку за бандитом, который скрылся за соснами…
На опушке Белый увидел преследователя, на миг задергался и вскинул автомат. «Узи» захлебнулся в длинной очереди. Пермяков прыгнул в сторону, как футболист, пытающийся перехватить мяч, который летит в правый нижний угол ворот. Лужа, в которую плашмя плюхнулось его тело, плеснулась в стороны каскадами брызг. Струя, рванувшаяся из-под груди, угодила в подбородок, забрызгала грязью лицо.
Упав, Пермяков перекатился влево, сквозь зубы матюкнулся, вынул из подсумка гранату, зубами выдернул чеку и затаился. Снова прогрохотала очередь, такая же заполошная, что и первая.
«Не любишь? — про себя подумал о противнике Пермяков. — Это уже хорошо».
Он понял, что боевик ведет огонь, не видя цели, лишь для того, чтобы взбодрить себя, отогнать выстрелами чувство страха и одиночества.
В тишине между очередями, когда, по предположению Пермякова, противник перезаряжал автомат, он быстро приподнялся и метнул гранату.
Но Белый уже сорвался с места. Он летел через лес, не разбирая дороги. Стойко дерутся за правое дело, у бандитов первое стремление при шухере побыстрее смыться.
Еще вчера Белый считал, что ему нечего терять, что у него — эстонца, как и у латыша — все богатство, что хер да душа, что даже самая небольшая добыча сделает его богаче в сто раз; но теперь он понимал — Железный втянул всех их в настоящую беду, что зеленые хрустящие бумажки с портретами заморских президентов для них так и останутся призраками, а настоящее — это русские, преследующие его и остальных по пятам.
