Ирина Градова - Рецепт от Фрейда
Ее речь оборвалась, потому что зазвонил телефон. Глядя, каким загнанным стал весь облик женщины, Любавин подумал, что его первоначальное наблюдение было верным: она напугана.
– Не снимете трубку? – спросил он.
Она энергично замотала головой.
– Послушайте, Светлана Евграфовна, – возобновил разговор профессор, когда аппарат умолк, – мне очень нужно поговорить с вашей сестрой.
– Маша пропала.
– То есть как это – пропала? – не понял Любавин.
– Вот так, – развела руками ее сестра. – Это все «Горка» проклятая – говорила я Маше, что бежать оттуда надо!
– Она же уволилась! И почему – бежать?
Словно не слыша его, женщина продолжала, непрестанно качая головой, как китайский болванчик:
– Нет, она прямо-таки «подсела» на эти деньги, грязные деньги, и думала, что сможет не обращать внимания на факты! А я говорила, что Маша дождется, и кто-нибудь что-нибудь раскопает, и тогда сядет она, а Ракитин останется чистеньким. С него все как с гуся вода – не в первый же раз!
– Разве ваша сестра не подавала заявление об уходе?
– Ракитин ее вынудил. Сказал, что, если не напишет, уволит по статье – за служебные злоупотребления.
– А она давала повод для такой статьи?
– Вы что, вчера родились? – сердито нахмурилась Светлана Евграфовна. – Он же там главный – был бы человек, а статья найдется!
– Почему вы считаете деньги из «Синей Горки» грязными? – На самом деле Любавин отлично помнил о конвертиках, о которых рассказала ему крестница, но ему необходимо было услышать это от кого-то еще.
– Зачем вам знать? – устало спросила сестра Марии Лычко. – Все равно ничего не изменишь!
– Отчего же? Очень даже изменишь, но для этого мне требуется больше информации.
– Тогда вам действительно нужна Маша. В последнее время она со мной не делилась – то ли боялась, то ли чувствовала себя виноватой.
– Виноватой?
– А как вы думаете, откуда берутся деньги? Зарплаты в психушке… да что я вам рассказываю, вы ведь и сами из этой системы!
– Так где все-таки источник дополнительного финансирования?
– Ракитин берет деньги с родственников состоятельных пациентов. Они не возражают: с одной стороны, им позволяют сбыть с рук «неудобных» родственников, с другой – платя бабки, они вправе надеяться, что этим самым родственникам обеспечат достойный уход.
– Такими вещами занимаются все лечебные учреждения, не только психиатрические, – хмыкнул Любавин. – Это, конечно, незаконно, но доказать такое «сотрудничество» главврача и родичей пациентов непросто, так как оно обоюдовыгодно. Что еще рассказывала ваша сестра? Если ее вынудили уйти, для этого должна быть причина!
– В «Горке» находятся люди, которым там вовсе не место. Одни платят за «липовые» психиатрические освидетельствования, чтобы избежать уголовного преследования, другие… – внезапно женщина осеклась.
– Другие?
– Понимаете, – наклонившись к Любавину и понизив голос до шепота, проговорила она, – там есть и те, от кого хотят избавиться, для того и заперли в психушку!
– Вы уверены?
– Точно мне известно только об одном случае. Один старик, квартира у него была хорошая, в центре. Так вот, его сын с невесткой упрятали дедулю в «Горку», а квартирку себе захапали!
– А он действительно был болен?
– Дед здоровее нас с вами – так Маша утверждала, я ведь его сама не видела. Покормили его таблетками, подержали в изоляторе, чтоб не возмущался, – и вот вам готовый псих! Но это дело обычное, Маша не из-за этого мучилась.
«Надо же, не из-за этого! – подумал Любавин. – То есть отправка здорового человека в закрытую психиатрическую лечебницу не вызывала у доктора Лычко угрызений совести!» Но вслух он не произнес ни слова, изображая заинтересованность и сочувствие.
– Дело в том, что два месяца назад в «Горке» случился пожар, – продолжила Светлана.
– В самом деле? – перебил Любавин. – Я об этом не слышал!
– А никто не слышал, – кивнула женщина. – Потушили своими силами. Ракитин вызвал пожарную бригаду из поселка, да и мужики местные помогли.
– Не понимаю, какое отношение этот пожар имеет к…
– Так я же еще не закончила! – сверкнула глазами Светлана. – По странному стечению обстоятельств, в пострадавшем от пожара корпусе находился и тот самый дед, которого вела моя сестра. Вернее, вела до того, как Ракитин его себе забрал.
– Вы намекаете, что это мог быть спланированный поджог?
– Я ни на что не намекаю, но погибли трое, а здание не пострадало. Как такое могло произойти? И еще: Маша сказала, что через пару дней после пожара видела в «Горке» невестку погибшего деда – она знала ее в лицо, ведь когда-то он являлся ее пациентом. При встрече тетка повела себя странно: вместо того чтобы поговорить с бывшим лечащим врачом и спросить, почему не уберегли родича, она сделала вид, что они не знакомы!
– Что вам известно о других погибших?
– Только Маша знала. Она специально выясняла, потому что с тех пор, как Ракитин его забрал, дедушка сильно сдал. Маша подозревала, что его специально закармливали таблетками. А потом – пожар.
– Не знаете, были ли у других погибших родственники?
– Если и были, то вряд ли им интересно, что случилось! – фыркнула Светлана.
– Вы полагаете, что исчезновение вашей сестры связано с тем, что она обнаружила что-то серьезное?
Плечи женщины поникли, и вся она, и без того маленькая, как-то сжалась и сморщилась.
– Когда вы видели ее в последний раз? – спросил профессор, так как собеседница ничего не ответила.
– С месяц. Но она мне звонила за день до того, как пропала. Мы же не вместе живем, это я сейчас переехала – вдруг Маша… – Она безнадежно махнула рукой. – Она уволилась, но не получила окончательного расчета. Ей позвонил сам Ракитин и сказал, что она должна приехать в «Горку». Маша и поехала.
– Разве деньги она не на карточку получала?
– На карточку, да.
– Так зачем Ракитину потребовалось ее присутствие?
– Может, документы какие недооформлены оказались? Только с тех пор я о ней ничего не знаю. Звонила на мобильный, на домашний – бесполезно. Через несколько дней я к ней пришла, а тут разгром…
– То есть кто-то побывал в квартире и все тут перевернул? – уточнил Любавин.
– Вряд ли Маша сама развал устроила – вещи по всей комнате валялись! – развела руками Светлана.
– Может, что-то случилось, и она собиралась в спешке?
– Она бы обязательно мне позвонила! – возразила женщина.
– Что-нибудь пропало?
– Дорожная сумка, свитера, не ношенные уже много лет, сапоги, которые она хотела отдать мне, потому что ей они были малы, и так далее. Вот почему я уверена, что Маша не могла сама собираться! Мне отлично известно, какие вещи взяла бы с собой моя сестра, если бы на самом деле решила уехать, понимаете?!
– Вы имеете в виду, что вещи Марии собирал кто-то другой?
– Именно! Она никогда не надела бы кроличий полушубок, купленный десять лет назад и висевший спереди в стенном шкафу только потому, что она пообещала его соседке, да все руки не доходили отдать!
– Вы заявили о пропаже сестры в полицию?
Светлана немного помолчала, теребя подлокотники.
– Нет, – наконец ответила она.
– Почему?!
– Да потому, что сначала я подумала, как и вы! Побоялась, что, начни я ее разыскивать, только медвежью услугу окажу… Это уж потом, поразмыслив как следует, перебрав вещи, я задумалась.
– А у вашей сестры не могли искать что-то? – спросил Любавин. – Какие-нибудь документы, истории болезни пациентов?
– Может, и искали, – вздохнула Светлана, глядя себе под ноги. – Если хотели инсценировать Машин побег, то зачем рылись в ее письменном столе?
– У нее был компьютер?
– Дома не было. В принципе, он ей и ни к чему: компьютер стоял в ее кабинете, в «Горке», а на дому она приемов не вела, да и с документами не работала.
– Вам обязательно нужно пойти в полицию! – сказал профессор, снимая очки и потирая уставшие глаза. – Надо писать заявление!
– А вы… вы пойдете со мной?
Любавин понял, что отказать не имеет права. Женщина выглядела такой потерянной, напуганной… Кроме того, решил он, в полиции сделают все, чтобы не принять заявление, мотивируя тем, что налицо все признаки добровольного ухода из дому: Мария Лычко – взрослая женщина и так далее… Светлане потребуется подкрепление, и профессор надеялся, что его связи помогут избежать бесплодных мотаний по кабинетам.
– Конечно, – улыбнулся он. – Сколько вам требуется времени на сборы? Да, и не забудьте фотографию сестры!
* * *Огромный санитар втолкнул в кабинет высокого и нескладного молодого мужчину лет тридцати. Он был чисто выбрит, тонкие, редкие волосы находились в идеальном порядке, а вместо больничной робы на нем красовался ярко расшитый цветами восточный халат, подпоясанный шелковым шарфом. Мужчина, несмотря на давление со стороны санитара, пытался сопротивляться. Он не дрался, не царапался, а просто схватился руками за косяки и мешал своему сопровождающему выполнить его задачу – привести больного к врачу.
