Феликс Меркулов - Президентский полк
— Да мы даже не знаем, есть ли вообще эти сорок два миллиона долларов! — в сердцах выложил Полонский решающий аргумент.
— Узнаем, — буркнул Георгий. — Когда они превратятся в пятьсот «стингеров», а пятьсот наших самолетов врежутся в горы в условиях плохой видимости. На отчетности Интерпола это, конечно, не отразится…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Только то, что сказал.
— Ну нет, договаривай! Ты сказал, что «стингеры» и вся эта Чечня мне до феньки! Так?
— Это не я сказал. Это вы сами сказали.
— Что ты предлагаешь?
— Есть вопрос, на который мы можем попытаться ответить. Мы. Сейчас. Не влезая ни в чью компетенцию. В порядке предварительной проверки поступившей информации. И это прояснит все остальное.
— Какой вопрос?
— Действительно ли «стингером» был сбит Су-24.
— До чего ж ты, Гольцов, упертый! Спорить с тобой… Ладно. Долог путь рассказа, краток путь показа.
Начальник НЦБ потянулся к телефону, но Георгий предупредил:
— Оперативному дежурному Минобороны я уже звонил.
— Что ответили?
— Ничего. Никакой информацией о причинах гибели самолета не располагают.
— В Министерстве обороны не знают, почему погиб самолет?! — недоверчиво переспросил начальник НЦБ.
— Так мне сказали. Возможно, решили, что Интерпол лезет не в свои дела.
— Я им сейчас объясню, в какие дела Интерпол может лезть, а в какие не может! — мрачно пообещал Полонский.
Он раздраженно щелкнул клавишей на аппарате спецсвязи, по которому общались высокопоставленные чиновники уровня замминистра, и приказал:
— Выйди.
Георгий вышел в приемную. Зиночка была уже на месте. Она удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Через три минуты в интеркоме раздался голос Полонского:
— Гольцов, зайди.
Виду начальника НЦБ был озадаченный.
— Ну? — спросил Георгий.
— Послали.
— Вас?!
— Да, меня. Вежливо.
— Послали, но вежливо, — констатировал Георгий.
— Вежливо, но послали! — рявкнул Полонский. — Выйди! — приказал он и с решительным видом придвинул к себе телефонный аппарат с гербом Российской Федерации — «вертушку».
На этот раз разговор начальника НЦБ с неизвестным собеседником продолжался дольше.
— Что происходит? — полюбопытствовала Зиночка.
— Я и сам задаю себе этот вопрос.
— Зайди, — наконец распорядился Полонский.
Начальник НЦБ уже не сидел в своем кресле, а стоял возле письменного стола, с ненавистью глядя на «вертушку». То ли он разговаривал стоя с высокопоставленным собеседником, а скорее всего, вскочил после окончания разговора, чтобы физическим движением дать выход переполнявшим его чувствам. Сейчас он больше, чем всегда, был похож на взъерошенного ежа.
— Приказано не вникать, — хмуро сообщил Полонский. — Понимаешь, что это значит?
— Догадываюсь, — ответил Георгий. — Но хотелось бы знать точно.
— Нечисто с этим самолетом. Вот что это значит. А если его действительно сбили новым «стингером»?
— Я вам про это и говорю, — обрадовался Георгий. — Есть возможность проверить. В Москве об этом могут не знать. Или не хотят говорить. В Чечне знают. Делегация лорда Джадда вылетает в Чечню завтра утром, вполне успею оформить…
— Отставить! — перебил Полонский. — Вопрос не наш. Мусу — в разработку, проверить все досконально. Факс я передам в ФСБ. Все, закрыли тему.
— Но…
— Кру-гом! — гаркнул начальник НЦБ.
Георгий вышел из кабинета, с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
— Присядь, Гоша, — попросила Зиночка.
— Некогда!
— Всего на секунду. И послушай меня. Речь шла о Чечне?
— Ну?
— Так вот, в Чечне у Владимира Сергеевича погиб сын. Лейтенант Полонский. Он был в колонне московского ОМОНа. Она попала в засаду. Он был его единственным сыном.
— Я не знал.
— Теперь знаешь.
— А тогда какого же…
— Не знаю, Гоша. Знаю только одно: он никогда ничего не делает для галочки.
Выйдя из здания НЦБ, Георгий сел в свою «шестерку», совершенно забыв, что она не заводится. И она завелась. Он пробился через утренние пробки к Рязанскому шоссе и направился в Красково, где — по его предположениям — в своем мощном, как танк, темно-зеленом «лендровере» дремал Яцек Михальский. Но тот не дремал. Он лежал, распластавшись своим сильным, затянутым в камуфляжку телом, на заднем сиденье джипа, прильнув к полевому биноклю. Его крупная, гладко выбритая по последней моде голова была от напряжения покрыта каплями пота. На молчаливый вопрос Георгия кивнул:
— Смотри сам. Дом справа, под красной черепицей — тот самый.
Георгий настроил бинокль. В конце пустынного переулка, за которым тускло поблескивали провода электрички, стояли «Жигули» с раскрытыми дверцами. Трое молодых кавказцев в черных кожаных куртках яростно жестикулировали. Один из них постоянно звонил по мобильнику. Время от времени все трое замирали и начинали всматриваться в сторону дома с красной черепичной крышей, стоявшего среди голых черных берез и глубине небольшого участка.
— Им звонят уже третий раз, — пояснил Яцек. — Понял?
— Попахивает паленым, — согласился Георгий.
— Попахивает?! — возмущенно переспросил Михальский. — Воняет! И я тебе скажу, чем воняет. Бараньим салом! Вот чем! Ясно? Чечней!
В конце рабочего дня Георгий вошел в кабинет начальника НЦБ Интерпола и доложил:
— Семья Асланбека Русланова исчезла.
— Все-таки выкрали, — заключил Полонский таким тоном, словно этого доклада он ждал весь день.
— Я не сказал: выкрали, — хмуро возразил Георгий. — Я сказал, что их нет в Краскове, нет в московской квартире. Рахиль Ильинична не пришла на работу и не предупредила, что ее не будет. Ее сына в лицее тоже нет. Вы по-прежнему считаете, что это не наш вопрос?
— Да! Да, не наш! И не спорь!
— Да я и не спорю. Владимир Сергеевич, я хочу извиниться.
— За что?..
— Я обвинил вас, что Чечня вам до феньки. Извините. Мне стыдно. Я не знал про вашего сына. Я не знаю, какие здесь уместны слова.
— Никакие, Гольцов. Никакие здесь слова неуместны. Я поклялся отомстить за сына. Тем, что закончу эту войну. Навсегда. Чтобы она быльем поросла. Ненависть порождает только ненависть. Злоба порождает только злобу. Этот путь мы уже прошли от и до. Это не путь. Хоть это поняли. Значит, нужен другой путь. Что я сказал тебе про семейную жизнь?
— Что нужно уметь жить с нерешенными проблемами.
— В политике это еще важней. Сейчас нет решения чеченской проблемы. Никакого. Любое решение будет ошибкой. Значит, нужно ждать. И будем ждать.
— «Стингеры», — напомнил Георгий, — они не будут ждать.
— А я о чем думаю сегодня весь день?! — разозлился Полонский. — Фактов мало, понимаешь? Ничтожно мало! А если семья уехала к каким-нибудь родственникам? Хоть бы один стопроцентно достоверный факт! Хоть бы один!
— Мы не поймем, что происходит, пока не узнаем, почему разбился самолет, — проговорил Георгий. — Вам не кажется, что мне все-таки следует полететь в Чечню? Там у меня есть друзья. Может, что-нибудь удастся…
— Я этого не слышал! — перебил Полонский. — Ты мне этого не говорил! Ты чиновник, а не…
Он немного помолчал и закончил:
— Оформляй документы.
5
Делегация Парламентской Ассамблеи Совета Европы, к которой был прикомандирован Георгий Гольцов, прилетела в Чечню в середине апреля, когда склоны гор затянуло зеленым туманом, а в долинах цвели сады. Руководитель делегации лорд Фрэнк Джадд заранее знал все, что увидит. Он увидит то, что должен увидеть. Он заранее знал, что будет в его докладе об итогах поездки, с которым он выступит на очередной сессии ПАСЕ в Страсбурге. Он даже знал, каким будет решение депутатов Европарламента после его доклада: российскую делегацию лишат права голоса за нарушение прав человека в Чечне.
Так что поездка была не более чем формальностью. И, как всякий человек, вынужденный участвовать в такого рода формальных мероприятиях, лорд Джадд ощущал раздражение, с его сухого, высокомерного лица не сходило выражение легкой брезгливости.
Это была не первая его поездка в Чечню во главе делегации ПАСЕ. Выводы, которые он сделал в своем докладе после первой поездки, при всей их резкости были в целом благоприятными для России. По рекомендации лорда Джадда сессия Европарламента высказалась за то, чтобы не лишать российскую делегацию права голоса. Но сейчас ситуация изменилась кардинальным образом.
Каждый факт можно интерпретировать по-разному. Все зависит от точки зрения.
Да, бойцы чеченского сопротивления активизировали свои действия, каждый день на дорогах рвутся фугасы, обстреливаются блокпосты, в районе горного селения Старые Атаги потерпел катастрофу российский фронтовой бомбардировщик Су-24, сбитый, скорее всего, боевиками, хотя они об этом почему-то не объявили. Но это вовсе не оправдание для прекращения вывода войск.
