Марина Серова - Дороже денег, сильнее любви
Ни на кого не глядя, Анька скрылась на таинственной половине, а спустя минуту все мы как-то незаметно для самих себя сгрудились возле осевшей на диване Варвары.
– Ну?! – вырвалось изо всех ртов.
– Фр-ррр… – едва сев на диван, Варя принялась обмахиваться клочком газеты.
– Ну, Варя?! – почти крикнула женщина в халате.
– Ох-хх, бабоньки, – пропыхтела Варвара, вытаращив глазки. – Ну и напугал он меня, ерш моржовый! Вижу, говорит, за тобою смерть лютую, жуткую, задушит тебя слуга диаволов, кого попало в дом пускаешь… Я говорю – да разве ж я пускаю? И как это «кого попало», кого это он имел в виду, интересно, неужели Пусика, вот еще новости…
– Варя! Дальше!
– Ну-тк, он и говорит – смерть у тебя за спиной-то. Оглядываюсь я, значит, – ба-атюшки!!! Стоит, ну точно – смерть стоит! Змея подколодная!
– Змея? За спиной у тебя змея стоит?!
– Да не змея, а диаволов посланец этот чертов!
– Сам черт? – прошептала тетя Мила.
– Ох стоит, девочки! Головищей вертит, гляделками вращает, как заведенный, и дым из ушей!
– Как дым?
– Не дым – дымина! И искры, искры, как будто молния в меня ударила! Уж так я напугалась, так напугалась…
Грудь Варвары снова заколыхалась, словно море в девятибалльный шторм. Хотя в квартире вовсе не было жарко, женщина просто обливалась потом от волнения и широко раздувала ноздри.
Я попыталась представить себе стоящего за спиной у Вари рогатого (хотя почему – рогат ого? о рогах она не упоминала) беса или, там, сатану – и не смогла. Но сидевшая на диване женщина и впрямь была не на шутку напугана. Что же это? Какой-то фокус?
Скрипнула дверь – в образовавшуюся щель протиснулась бледная Аня. Головы всех присутствующих, как по команде «Нале-во!», повернулись в ее сторону. Девочка остановилась на пороге, очень смущенная этим выжидательным вниманием.
– Извините… Он вас зовет, – обратилась она к тете Миле. Та икнула от испуга и, быстро отведя мои руки, потому что я машинально попыталась ее удержать, скрылась за таинственной дверью.
А второй жертве медиума достался от нас все тот же вопрос:
– Ну?! Как?!
Анька пожала плечами и решительно вздернула подбородок:
– Никак. Трюкач он дешевый, вот что!
– А сказал-то что?
– Чушь!
– Да не темни, Анютка! – взмолилась Варвара.
– Ой, да ерунда какая… Говорит – болеть буду долго.
– Ветрянкой? – елейно осведомилась я, потому что мне начала уже надоедать эта набиравшая силу массовая истерия.
Но Аня посмотрела на меня расширенными от ужаса глазами:
– Тяжелая, говорит, болезнь…
– А как он об этом узнал, Анюточка?
Анька пожала плечами и рассказала, что непонятный Исайя сначала «возложил» на ее голову обе руки, затем, пробормотав что-то непонятное, вытянул их над чашей с прозрачной водой. Почти моментально из воды повалил густой черный дым – просто черный, без золы и угарного запаха, и через пару секунд дымовая завеса полностью закрыла Исайю от перепуганной Аньки.
– Болезнь тебя ждет тяжелая, долгая… – услышала девочка глухой голос прорицателя. – Помереть не помрешь, но изведет короста тебя, белому свету не возрадуешься…
Две руки снова показались из черной пелены, дотронулись до Аниного лба – и плотный туман стал быстро таять, исчезать, не оставляя даже намека на свое недавнее присутствие. Из остатков грозного марева вновь соткался Исайя.
– Что же мне делать? – вырвалось у Ани.
– Советов не даю, – отрезал ставший отчетливо видимым прорицатель. – Я только упреждаю вас, неразумных, а за рецептом к другим иди. Хочешь узнать, что ждет тебя, во всех подробностях – заночуй в этой комнате сегодня, одна заночуй, и не спи в полночь-то!
– Хорошо, – пискнула Аня.
Девочка попятилась из комнаты и сама не поняла, как оказалась перед нами.
– О-оххх, – застонала было Варя, притягивая к себе Анину голову, – девонька ты моя бедная, несчастная, злыми людями ненавидимая…
Я поморщилась: причитания Вари стали уж слишком театральными.
– Ой, вот счастье-то!!! – Тетя Мила, буквально выпорхнув из «гадальной», едва не пустилась в пляс по комнате. – А мне он сказал, что впереди у меня только радость, а мне он сказал, что я сама – светлый луч в темном царстве, а мне он сказал, что проживу я свою жизнь в веселье и умру с улыбкой! Ах, как хорошо!
Тети-Милино предсказание так вдохновило соседку Любу, что она сорвалась с места и, не спрашивая ни у кого разрешения, схватила Шурика за рукав и скрылась в «приемной».
– А я, наверное, должна рассказать?.. – Тетя Мила задумчиво остановилась посреди комнаты.
– Ты не должна, но было бы интересно, – поправила ее я.
– Да-да, я расскажу, я расскажу! – вплеснула руками тетя Мила. – Ах, это так увлекательно! Он взял чистый лист бумаги, положил на него сперва вот эту руку, – она подняла и показала всем нам пухленькую розовую ладошку, – потом вот эту, – была продемонстрирована и вторая ручка, – затем пошептал-пошептал…
После таинства заклинаний Исайя выдернул лист из-под рук моей тети и поднял его над свечкой. На бумаге почти сразу же стали проступать причудливые цветные линии, они на глазах разрастались, вытягивались, сплетались между собой и за одну-две минуты выписали на еще недавно белоснежном поле листа радужный узор из цветов, бабочек и улыбок.
– Это душа твоя сей узор соткала, – пояснил тете Миле гадальщик. – Хорошая душа у тебя, ясная… Коли не испоганишься, так и всю жизнь проживешь в радости. О других ты заботишься, хорошо это…
Запертая дверь вытолкнула, как выплюнула, пред наши очи соседку Людмилу и ее серого муженька.
– Ну? – встретили мы ее уже обычным вопросом.
Люба рассказала, что в соседней комнате царит почти могильный сумрак: единственным источником света была стоявшая на столике толстая свеча, ее неровный свет озарял круглое бородатое лицо нашего героя. Исайя восседал – именно восседал – на небольшом возвышении возле круглого столика, по-турецки сложив на креслице длинные ноги и вращая черными глазищами. Иногда он так загонял их под лоб, что были видны только глазные белки и они поблескивали в свете свечи влажным перламутром. В эти минуты Исайя казался не просто страшным, а пугающе страшным, каким-то пришельцем из другого мира.
– Слушаю, – изрек он и тут же закатил свои подвижные глазенки до предела.
– Вот я… вот мы… вот она, – трусливая Люда предательски ткнула мужа в спину, от чего тот непроизвольно сделал шаг вперед и оказался с прорицателем нос к носу. – Вот он хочет… знать… свое будущее!
– Пятьсот рублей, – спокойно и весьма прозаично предложил этот посредник между двумя мирами.
Это было неожиданно – ни о какой плате за столь нематериальные услуги их не предупреждали. Да и дорого, честно говоря.
Но Люська суетливо защелкала замочком кошелечка и зашуршала бумажками.
– Вот… – На стол перед мессией легла голубая бумажка. – За двоих…
Прорицатель быстро и мягко, как кот лапой, смел купюру куда-то вбок, простер впереди себя длани с длинными нечищеными ногтями и вновь закатил глаза:
– Тише попрошу, господа хорошие… Чичас все узнается, не боитесь…
Люда невольно открыла рот и стала наблюдать за шевелением пальцев медиума. Они двигались, как большие толстые черви, словно ощупывали ее всю с ног до головы – правда, на небольшом расстоянии. И это к счастью, ибо Людмилина нездоровая психика не выдержала бы и выдала ха-арошую истерику, вознамерься этот немытый Исайя прикоснуться к ней хотя бы мизинцем.
Но не успела она об этом подумать, как пламя свечи заколыхалось, раскидывая по стенам пугающие рваные тени. Исайя выкатил обратно один глаз и стрельнул им в упор:
– Невезухи у тебя впереди крупные, деушка… Могет быть, что и калекой станешь из-за их-то…
– С чего это? – глупо спросила она и не узнала своего враз севшего голоса.
– А с того, что Черный принц у тебя за спиной… сглазили тебя…
Люда сглотнула слюну и постаралась взять себя в руки.
– Чушь какая…
– А вот глянь-ка, глянь-ка на цифирьки-то твои… Время-то людское как будто остановилось, не хочет с тобой по одной дороге идти-то…
Исайя опять протянул руку и почему-то указал на рукав ее халата. Люда опустила глаза – и не сразу догадалась, что «цифирьки», которые имел в виду предсказатель, были не чем иным, как ее же собственными наручными часами. С ними творилось нечто непонятное. Обе стрелки дергались, как сумасшедшие: большая нарезала круги по окружности циферблата с совершенно неприличной для такого порядочного и весьма престарелого часового механизма скоростью, а малая дергалась на месте, выплясывая перед Людмилиными глазами некий совершенно неприличный брейк-данс.
– Убедилася? – услышала она над ухом слегка насмешливый Исайин тенорок.
