Елена Арсеньева - Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник)
Алёна обернулась.
Ну да, три пары, которые топтались посреди внутреннего дворика, выглядели весьма посредственно. С другой стороны, не всякий хорошо станцует под электронное танго, а сейчас звучало именно оно. Блондинка, появившаяся на пороге ресторана, тоже смотрела на эти телодвижения со странной гримасой. О Жоре и говорить нечего: он был просто в ярости!
Одни ялтинки ничуть не изменили выражений своих полусонных лиц.
— Но что тогда вы тут делаете? — спросила Алёна, поворачиваясь к Арнольду.
— Ну, — сказал он не то смущенно, не то развязно, — вообще-то я вас искал.
Алёна растерялась. Она была дама смелая, но при этом недоверчивая. Довольно часто случалось, что мужчине, который нравился ей, нравилась и она, то есть все прекрасно совпадало, но Арнольд так холодно ушел от нее около гостиницы…
— Меня? — переспросила она нерешительно. — А… зачем?
Арнольд смотрел со странным, словно бы раздраженным выражением. Потом мученически завел глаза:
— Ну вам как, вот так прямо сказать обо всех моих планах и надеждах, которые с вами связаны? Или прикрыть это… как бы выразиться помягче… флером приличия?
Алёне стало смешно.
— Давайте, прикройте, — прислонилась она к стенке, готовая слушать.
Дверь сзади снова хлопнула, точно выстрелила. Арнольд мельком оглянулся с досадливым, озлобленным выражением, а потом вдруг прижал Алёну к стене всем телом и поцеловал в губы.
Это был яростный, почти мстительный поцелуй, такой, что у нее мгновенно заболели губы. А может, она просто отвыкла от такого стиля поцелуев? Ее молодые возлюбленные, оставленные в Нижнем Горьком, оба были на удивление нежны и ласковы, при этом весьма мужественны, но отнюдь не брутальны. Арнольд же целовался с ней, как с врагом.
С другой стороны, всякая непобежденная женщина — в какой-то степени враг, ну, скажем так — противник.
Конечно, возможно, стоило ответить чем-то подобным, но Алёна была слишком растеряна, а потому она просто подчинилась поцелую, как подчинялась неизвестному партнеру в танго, растворяясь в мужчине, танце, музыке…
Это всегда приносило свои плоды, принесло и сейчас. Жесткие руки, обхватившие ее плечи, суровые губы, пленившие ее губы, смягчились. Теперь в этом поцелуе было только желание — откровенное, но не агрессивное, пылкое и в то же время исполненное нежности.
— Ну и ну, — прошептал Арнольд. — Ну и ну…
— Да, — прошептала Алёна, не вполне понимая, о чем, собственно, речь.
Наконец Арнольд отстранился, резко повернул Алёну к двери и схватил за руку:
— Пошли отсюда!
И двинулся вперед такими большими шагами, что Алёна почти бежала за ним.
Как только они оказались на улице, Арнольд разжал руку и отпустил Алёну.
— Что происходит? — спросил он со странным выражением.
Она только покачала головой:
— Тебя надо спросить.
— Спроси, — ухмыльнулся он.
— Спрашиваю… ты как здесь оказался?
— Тебя искал, неужели непонятно? Пока Романа спровадил, потом Рудько позвонил… это час прошел, не меньше, ну, вернулся к гостинице. Я примерно знаю расположение номеров в «Дерибасе», смотрю, во всех окнах третьего этажа, которые обращены на стройку, горит свет. Значит, ты дома! Но телефона-то твоего я не знаю. Позвонил дежурной — она говорит, что дама из десятого номера у себя. Я поднялся, постучал в твою дверь — никакого ответа. Думаю, может, душ принимаешь. Подождал. Опять постучал. Тебя нет. Дежурная клянется, что ты ключ не сдала. Я начал беспокоиться. Свет горит, ключ не сдан… ты не отвечаешь… ну, понимаешь… у меня такая дурацкая работа, которая вынуждает быть подозрительным и очень осторожным. Я сразу вспомнил, как на нас сегодня чуть не наехал тот сукин сын — на нас с тобой. Мы вместе были! Воображение разыгралось! Решил предъявить горничной свое удостоверение и уговорить заглянуть в твой номер. Она понесла какую-то пургу, мол, из-за тебя какую-то Танютку уволили, поэтому она ни за что к тебе не зайдет. Что это за история, кстати?
— Ты правильно определил — сущая пурга, — пожала плечами Алёна. — Ну-ну, и что было дальше?
— Дальше… Дальше я ее уже практически уговорил, как вдруг Ромка позвонил. Ты представляешь, говорит, кого я сейчас увидел, когда мимо «Папы Косты» проходил? Эту красивую писательницу, которая от тебя так элегантно сегодня улизнула. Я просто взбеленился!
— Почему? — изумилась Алёна.
— Почему! — фыркнул Арнольд. — Я как дурак размечтался о тебе, а ты в ресторан пошла. Неужели одна? Не поверил. А с кем? Я должен был это узнать! Решил: пусть обо мне что хочет подумает, а я узнаю, где она и с кем. Ну что так смотришь?! Неужели не понимаешь, как это бывает, когда видишь: женщина, тебе предназначенная, ускользает из рук?!
И они снова начали целоваться. Хлопала, точно стреляла, дверь галерейки «Папы Косты», мимо проходили какие-то люди, кто-то хихикнул, кто-то матюгнулся, кто-то с удовольствием чмокнул:
— Ах, какая женссчина! Мне б такую!
И даже:
— Смотри не захлебнись, Арик! — из чего Алёна могла сделать вывод, что целуется с весьма известной в Одессе персоной, но если персона настолько напоказ выставляет свои чувства, то, стало быть, некому устраивать ей — в смысле, персоне, в смысле, ему, Арику, — сцен ревности, то есть он не женат.
Ну что ж… это снимало много лишних недоумений и многое облегчало. И хоть Алёна ничуть не была влюблена — как-то с этим чувством в ее жизни настала известная напряженка после одной безумной любви, которая окончилась, слава богу, но сердце ей порядочно потрепала [16], — однако сердце и тело ее всегда были готовы к новым приятным приключениям. Весной она вообще чуть замуж не вышла за одного лихого интерполовца [17], но, к счастью, оба вовремя спохватились, что свобода все-таки дороже. Свобода встретиться, свобода расстаться… свобода целоваться на улице, свобода вместе лечь в постель и встать из нее в любое желаемое время, ничего друг другу не обещая, не разрывая друг другу душу и сердце. Свобода мимолетной улыбки, которой иногда обменяешься с неизвестным человеком — и пойдешь дальше, храня о ней память, как о солнечном луче, который заглянул в твою жизнь.
— Ну и ну, — пробормотала Алёна, когда они с Арнольдом наконец оторвались друг от друга. — Кто бы мог подумать… И мы сразу перешли на «ты»…
Как будто это было самым главным!
Ну, впрочем, где-то так, потому что перечислить людей, с которыми наша героиня была на «ты», можно было по пальцам обеих рук. А теперь пришлось бы переходить на пальцы ног.
Они стояли на Греческой, словно бы не знали, что теперь делать. Дверь ресторанной галереи приоткрылась, томно-трагическая мелодия оркестра Карлоса Ди Сарли донеслась оттуда, и Алёна, на мгновение оглянувшись, увидела блондинку в ее черно-серебристом платье и золотых туфлях, которая медленно скользила в объятиях высокого мужчины в светло-желтом костюме.
— Это называется, как балконом по темени… — пробормотал вдруг Арнольд. — Он — среди здесь?! А кто ж пушку пустил, что ему уже определили нары возле параши?!
Алёна поглядела с изумлением.
— Извини, — Арнольд медленно прикрыл дверь. Заметно было, что он ошеломлен. — Неприятная и неожиданная встреча. Видимо, Рудько оказался еще тупее, чем я думал. Ты не поверишь… Ты знаешь, кто там танцует манящее танго, как тот чокнутый Джо из Аргентины знойной?
Алёна пожала плечами:
— Да разные люди. Там есть один Михаил…
— Какой Михаил?! — всплеснул руками Арнольд. — Там пляшет тот самый тип, который сегодня наехал на нас на Лонжероновской.
— Правда? — хохотнула Алёна. — Танцует танго?! Это фантастика… Раньше отрицательные герои непременно играли на саксофонах, а теперь, получается, танцуют танго?!
— Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст? — усмехнулся и Арнольд. — Как же, как же… Ну бог с ними, с отрицательными героями, пусть положительные героини танцуют танго.
— Придется стать героиней, — покладисто сказала Алёна. — Погоди, мне ужасно хочется на него посмотреть. Какой он из себя?
— Да там смотреть не на что, один желтый костюм, — с досадой буркнул Арнольд. — Ох уж мне этот костюм… добегается он в нем!
— Неужели и на Лонжероновской он был в желтом костюме?!
— Нет, — покачал головой Арнольд. — Но он был в нем вчера, когда пришел в Художественный музей.
— В Художественный музей? Вчера? — Алёна нахмурилась, соображая. — Погоди, ты же не хочешь сказать, что… Ты говорил, что тот байкер имел отношение к ограблению музея. И что… это он? В желтом костюме? Танцует танго?!
— Ну конечно, — кивнул Арнольд. — Он самый. Я был уверен, что Рудько его зацепил, используя то, что я ему дал. Получилось, нет, выскользнул…
— Значит, эти улики были неубедительны, получается?
