Дик Фрэнсис - Смертельная скачка

— Ларе сообщил нам на заседании комитета во вторник, что ты точно пообещал приехать сегодня, и это вызвало шумные споры. Если бы ты их слышал! Ларе сказал, что комитет оплатит вам дорогу и все расходы, как в прошлый раз, и половина стюардов заявили, что непростительно тратить такие большие деньги.

Он внезапно замолчал, будто решив не повторять то, что в действительности было сказано.

— Меня легко было убедить остаться дома, — вздохнул я и подумал: убедить словом, а не ножом.

— Несколько членов комитета рассердились, что Ларе принимает такие решения без голосования, мол, он не имеет права.

— И Ларе?

Арне пожал плечами.

— Он хочет, чтобы смерть Боба Шермана получила объяснение, остальные хотят просто забыть.

— А ты?

Арне немного поморгал.

— Понимаешь, для меня бы тоже лучше забыть. И совершенно ясно, почему. — Он усмехнулся. — Ларе — председатель комитета, ты главный следователь, а я всего лишь чиновник, отвечающий за безопасность, у которого из-под носа украли деньги.

Никто тебя не упрекает, — улыбнулся я.

— Вероятно, упрекают.

При своей нетерпимости к ротозейству я подумал, что они определенно должны упрекать, но покачал головой и переменил тему разговора.

— Ларе говорил тебе о нападении на Эмму Шерман и о том, что она потеряла ребенка?

— Да. Бедная женщина. — В его тоне было больше формальной вежливости, чем искреннего сочувствия. Наверно, те, кто не видел ее в таком состоянии, как я, не смогут понять, как она страдала. И я сознавал, что в основном из-за Эммы приехал в Норвегию второй раз. Нельзя позволить, чтобы преступник, нанесший такой вред другому человеческому существу, остался безнаказанным. Как это ни странно, но тот факт, что какие-то люди убили Боба и пытались избавиться от меня, был как бы на втором месте. Возможно, удастся спасти будущие жертвы. Если не вырвать сорняки вокруг цветочной клумбы, они полонят весь сад.

Рольф Торп в плохом настроении ходил взад-вперед. Оказывается, его лошадь сегодня утром подвернула ногу, а тренер не предупредил его, что она не сможет участвовать в скачках. Он уехал после обеда из своего офиса, хотя его присутствие было обязательно, а без него сотрудники ничего конструктивного не достигли.

Выплеснув возмущение в адрес тренера, он переключился на меня.

— Я был против вашего приезда и хочу сказать вам об этом сам. Я убеждал комитет, что это напрасная трата денег.

Когда Эмма получила чек, она показывала мне список норвежских владельцев лошадей, которые внесли деньги в пользу вдовы убитого жокея. В этом списке был и Рольф Торп. Если он считает бесполезным тратить деньги, на восстановление справедливости, ну что ж, вероятно, это приемлемая точка зрения. Но ведь Торп не оплачивает мои расходы из своего личного кармана.

Рольф Торп был упрямым, будто буйвол, ниже среднего роста и выше средней агрессивности. Носил усы, скорее утверждающие независимость, чем украшающие лицо. Ему трудно понравиться, и его трудно любить, подумал я, но у него такой же острый глаз и мозги, как и язык.

Его низкий голос гудел, точно выпь в камышах, и хотя он прилично владел английским, как и большинство хорошо образованных норвежцев, но говорил на нем с неприязнью, словно ему не нравился вкус чужих слов.

— Как шахтовладелец, вы, конечно, понимаете, что расходы на исследования вполне законны, хотя и не приносят золота, — спокойно заметил я.

— Как шахтовладелец, — он окинул меня тяжелым взглядом, — я понимаю, что не буду финансировать исследование мути, выпавшей в осадок.

Бам. Удар в голову Дэйвида Кливленда. Я одобрительно усмехнулся, и у него медленно, нехотя уголки губ тоже дернулись в улыбке. Я решил воспользоваться подвернувшимся шансом.

— Могу ли я приехать и увидеть вас в офисе? — спросил я. — Всего несколько вопросов. Я мог бы попытаться получше отработать то, что вы платите мне, раз уж я приехал сюда.

— Ничего из того, что я скажу вам, не поможет, — с абсолютной убежденностью отрезал он.

— Но...

— Хорошо. Завтра. Во второй половине дня. В четыре часа. — И он зашел в своей любезности так далеко, что рассказал, как к нему проехать.

Когда он ушел, Арне спросил:

— Какие вопросы ты собираешься ему задать?

— Еще не знаю. Я просто хочу увидеть его в рабочей обстановке. Нельзя понять, что из себя представляет человек, если встречаешь его только на скачках.

— Но... — Арне яростно заморгал, — почему именно Рольфа Торпа?

— Не только Рольфа Торпа. Каждого, кто знал Боба Шермана.

— Дэйвид, — он ошеломленно и недоверчиво смотрел на меня, — но на это же уйдут месяцы.

— Всего несколько дней, — возразил я. — Ведь Боб знал здесь человек пять-шесть.

— Но его мог убить вообще совершенно неизвестный тип. Я имею в виду, когда Шерман увидел, как кто-то ворует деньги, а он не знал...

— Это возможно, — перебил я и спросил, не слышал ли Арне, чтобы Боб рассказывал, будто он привез из Англии в Норвегию какую-то посылку.

Арне сморщил лоб и несколько раз встревоженно оглянулся. Но никого, естественно, рядом не было.

— Во вторник вечером на заседании Ларе упомянул об этой таинственной посылке. Но никто не знал, о чем идет речь.

— Что буквально спросил Ларе?

— Он только сказал, что ты хотел бы знать, не получал ли кто-нибудь от Шермана пакет.

— И никто не получал?

— Никто из тех, кто был на заседании.

— Можешь составить для меня список, кто там был?

— Да, — удивился он. — Если хочешь. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к смерти Боба.

— У меня страсть собирать бесполезную информацию, — улыбнулся я.

Скачки проходили так же, как и в прошлый раз, только зрителей было гораздо меньше, чем в день Больших национальных. Желтые листья с берез уже облетели, и деревья теперь казались совсем серебряными, дни стали еще холоднее и серее, и резкий ветер пронизывал до костей. Но в этот раз я хорошо подготовился к норвежской погоде: лыжная шапка закрывала уши, и только нос, впрочем, как и у всех, совсем посинел.

Гуннар Холт седлал двух лошадей для стипль-чеза и деловито перебегал от одной к другой, озабоченно и ловко отбиваясь от вопросов двух владельцев. Одна из лошадей, гнедая в яблоках кобыла с непредсказуемым характером, принадлежала Свену Вангену, который тоже был в Эммином списке. Арне подтвердил, что крупный молодой человек, отскакивавший в сторону всякий раз, как кобыла поднимала ногу, это и есть Свен Ванген, а брюнетка, ворчавшая на него с безопасного расстояния, его жена.

Жокей осторожно поднялся в седло, а кобыла лягалась и брыкалась каждый дюйм пути до старта. Арне заметил, что, как все особы женского пола с плохим характером, она может выкинуть все, что угодно, и даже победить, поэтому он пошел сделать на нее небольшую ставку в тотализатор.

Мудрый шаг. Кобыла выиграла. Арне сиял и все время повторял, я же, мол, говорил, когда гнедая выходит на старт капризничая, то всегда побеждает. «А вообще, эта кобыла послушная?» — спросил я, и Арне уверил, что очень послушная, но, когда у нее «женские дела», сладу с ней нет. Мы посмотрели, как ее расседлывали на площадке для победителей и как Гуннар Холт и Свен Ванген, будто в танце, отскакивали от нее.

Я сказал Арне, что хотел бы встретиться со Свеном Вангеном, потому что Боб в последний день победил на его лошади. Арне неодобрительно отнесся к моим словам, и я спросил почему.

— Не люблю его. — Арне презрительно скривил губы. — Вот почему.

— А чем он тебе не нравится?

— Слишком много денег, — осуждающе проговорил Арне. — Он ведет себя так, будто каждый должен стоять на коленях, разговаривая с ним. Сам он ничего не сделал. Деньги у него от отца. Отец был богатым человеком. Слишком богатым.

— Что значит слишком богатым?

Арне вскинул брови, показывая, что для него очевидна бессмысленность такого вопроса, потому что быть очень богатым аморально.

— Он был миллионером.

— В Норвегии нет миллионеров?

— Очень мало. Они непопулярны.

Но все же я убедил Арне представить меня непопулярному Свену Вангену, чей отец заработал миллион, владея кораблями, и тотчас же понял, почему Ванген не нравился Арне.

Хотя, по-видимому, он был всего дюйма на два выше меня, но смотрел свысока, будто забравшись на крышу. И в этом выражалась не просто случайная манера, а выпячивание собственной значимости. Думаю, что ему не было и тридцати, но, уже полный и рыхлый, он использовал чрезмерный вес как еще один показатель своей важности. Мне тоже не понравились его манеры, маленький рот и недружелюбное выражение янтарных глаз, но особенно его жена, которая выглядела так, точно могла обогнать корпуса на два кобылу с непредсказуемым характером.

Арне представил меня, и Свен Ванген не увидел смысла в том, чтобы я приехал к нему и задавал вопросы. Его густые ржаво-русые волосы свисали над ушами, а маленькая плоская кепка делала большую голову еще больше.