Кирилл Казанцев - Черный трафик

– Страшно было? – непроизвольно вырвалось у Антона.

– А то не страшно! – покачал головой старик и хмыкнул не очень весело: – Страху только дурак не знает да пьяный. Хотя пьяный тоже боится, только он со страху не под куст лезет, а вперед бежит. А страшно не то, страшно, когда один остаешься. Вот тогда деру и хочется дать. И давали, чего греха таить. А когда бойцы рядом, товарищи твои, хоть и молокососы, то гонор появляется. Сверху снаряды сыпятся, осколки секут камень в пыль, грохот, огонь, а ты песню насвистываешь или цыгарку сворачиваешь. Вроде как перед другими красуешься. Помогало. Оно всегда, когда в коллективе, спокойнее. Даже помирать не так страшно. А страшно было чаще от другого, от командиров.

– Как это?

– Не от тех, кто с нами по камням ползал, их так же косило, а тех, кто за Волгой сидел да в бинокли на камни глядел. Сколько раз бывало, что в атаку бросали, а потом отходить велели. Да только бросали тех, кто вперед ушел. И позиции меняли, зная, что там бойцы остались. Не жалели простого солдата, не считались с жизнями. Страшно было, что могли город бросить и уйти. Нас там бросить.

– А что, были такие разговоры? Нас по истории еще в школе учили, что за него потому и дрались страшно, что ни в коем случае сдавать не хотели. Он неким символом был.

– Теперь много чего говорят. А тогда… кто ж его знал, что он символ. Политруки нечасто к нам заглядывали, а кто заглядывал, тот с нами же и помирал, не успев папироски выкурить. А про то мне взводный говорил. Такой же вот лейтенантик, как ты, даже помоложе. Он все удивлялся, что это немец обязательно через город прет, что ему втемяшилось? Мог бы с севера обойти и форсировать Волгу, мог бы с юга прорваться. Так нет, уперся как баран и тоже тыщщами своих солдатиков кладет. И про наших, но уже шепотом. Чего, говорит, командование этим выгадывает? Ну, оставили бы развалины, ушли бы на ту сторону и заняли оборону. За время, что бои шли, можно было уже хорошую оборону отстроить на том берегу. А Волга, говорил, прекрасный рубеж обороны, при ее ширине, да при наличии кораблей волжской флотилии. Убили и его, а наш был, астраханский парень. А ты говоришь!

– А что я говорю? – не понял Антон.

– А ничего, – вдруг весело ответил дед. – Приговорочка такая у нас. А ты чего слоняешься тут, рыбы, что ль, купить хочешь аль чего другого?

– А другого тоже можно купить? – хитрым голосом спросил Антон.

– А че ж! Волга – она плодовитая, чего в ней только нет. И красная рыба, и икра. Отсель не только машинами, составами везут. А оно все не кончается, запрещай – не запрещай.

– Власти справиться не могут? – забросил Антон «удочку».

– Да она чего решает тут, власть-то? – пожал плечами старик. – Сама ведь от этого кормится. Не все, конечно, но без руки власти тут никак не обойтись. Кто молчит, потому что справиться не может, с кем делятся, а кому и пригрозили. Это ведь дело известное.

– И кто же у вас тут у штурвала стоит, если не власть? – рискнул задать конкретный вопрос Антон.

– А кто ни попадя! Только я тебе скажу, что чем выше человек сидит, тем он меньше видит. Оно ж так всегда было, что при царе, что при советской власти. А сейчас тем более.

– А прочему же вы считаете, что сейчас тем более? Сейчас вроде бы порядка и контроля стало больше.

– Ты, видать, столичный? – не столько спросил, сколько оценил рыбак. – Так ведь правда с мест пока до столицы дойдет, она таким оброком обрастет, что и украшать не надо. Один президент ни в жизнь ни за чем не уследит – ему помощники нужны. А страна бо-ольшая! Так ты скумекай, сколько ему помощников надо. И каждый свое урвать норовит. И даже если не каждый, то у каждого помощника свои помощники есть, которые докладают как надо, а не как есть. Вот ты тут и поживи, и понадейся на власть, когда она вона где, а ты туточки вот, на этом бережку, цигарку смолишь.

– М-да, – пробормотал Антон и задумчиво уставился на реку.

Логика у старика была железная. Но Антону не спорить хотелось, а уточнений, а на них вряд ли можно было надеяться. Поговорить старик явно любил, но за время своего балагурства он так ничего толком и не сказал ни в чей адрес. Мудрый дед: и душу излил, и никого не назвал незнакомцу. И понятно, ведь ему тут жить, внук у него вон бегает.

– Так что, дед, – посмотрел Антон старику прямо в глаза, – подскажешь мне, у кого икры-то можно прикупить?

– Ну-у! – развел руками дед. – Кто ж ее теперь добывает-то, коли указ вышел, что нельзя. Кто на такое решается, тот на кажном углу не горланит. Он тихой сапой свое делает.

– Ладно. – Антон поднялся на ноги, взял в руки свои ботинки. – Спасибо, старик, что посидеть дал, отдохнуть. Пойду пройдусь по бережку, волжским воздухом подышу.

– А подыши, подыши! Воздух у нас напоенный. Только гулять надо в городском парке, а не тут. Там и мороженого покушать можно, и пивка вдарить.

Антон покивал головой, махнул рукой и пошел дальше вдоль берега. Сзади снова застучал молоток. Глупо. Антон уже понял, что эта прогулка и другие такие же ничего ему не дадут. Кто станет болтать языком? Прав дед, до царя далеко, до бога высоко. И неважно, что еще километр берега уставлен лодками. И моторными, и весельными, и деревянными самодельными, и железными катерами заводской сборки. И перевернутых много, что требуют ремонта или просто ждут хозяев.

Скорее всего, ловят тут действительно для себя и на продажу и никто не замахивается на запрещенные породы рыб и объемы ловли. Самим столько не съесть, значит, продают. На трассе возле города он видел большое количество крытых лотков с развешенной рыбой в марле. И фанерных щитов и щитков со словом «рыба» тоже много. А еще на вокзале носят соленую пассажирам под пиво, проводники в холодильниках под полом возят по своим каналам сдавать севернее. На базарах продают.

Здравый смысл подсказывал, что надо не мужиков трясти, а на криминальные круги выходить. Надо думать и вычислять тех, кто может свести его с «икорниками», с теми, кто к этому бизнесу имеет хоть какое-то отношение.

Антон прибавил шаг. Дома в этой части поселка стояли от воды уже гораздо дальше, потому что берег поднимался на высоту метров десять. В нескольких местах виднелись свежие осыпи, по склонам вились протоптанные тропинки, которые вели с берега наверх.

Впереди мужик волок по песку к мощному катеру брезентовый мешок, из которого откровенно торчал край сети с пенопластовыми поплавками. Поплавки были не белые, а выкрашенные в серый цвет, чтобы сливаться с водой и камышом.

Он был в плавках и клетчатой рубахе с короткими рукавами. Стрижка короткая, что сразу наводило на мысль о судимости. Глупо, но профессия такая, что первая же ассоциация связана с бывшими заключенными, теми, кто только освободился или находится в бегах. А потом Антон увидел руки мужика и понял, почему он в такую жару все же не снимает рубашку. Руки были от кистей и выше буквально сплошь исписаны синими наколками. Вот и вали на профессию, а она уже в тебе работает на грани интуиции и ясновидения. Сидел мужичок, и немало сидел.

А почему не попробовать? Антон загорелся идеей. Под судимого косить бесполезно, сразу его раскусят. Да и наколки нет ни одной, чтобы блатного разыгрывать, а вот делового, да не судимого изобразить попробовать можно. Удачливый он такой, ни разу его еще «уголовка» не цапала.

– Слышь, братан, – окликнул Антон мужика, когда тот уперся в нос своего катера, чтобы столкнуть его с песка на глубину, – не торопись. Базар есть.

Взгляд мужика, который уперся в незнакомца, не был добрым, но и злобным не был тоже. Просто недовольство, недоверие к чужаку. Ко всем чужим как к потенциальной опасности. Нечего тут бродить чужим, вот и сразу вопрос: а чего тебе надо? Но вопроса не последовало, был только взгляд черных, мрачных, настороженных глаз, а в нем нетерпеливое ожидание.

– Слышь, братан, ты мне рыбки не подгонишь? Хорошей?

– На уху? – скривился в усмешке мужик.

– На уху мне еще рано, не готов я к щучьим головам, – ответил Антон, намекая на «зоновскую» баланду. – А надо мне много, чтобы навар получить. Есть покупатель, солидный. В Самаре.

– А ты в рыбный магазин сходи, – посоветовал мужик, – или на базар. Там много рыбы! Выберешь какую надо.

– Ты не понял. – Антон решительно положил руку на край катера. – Мне надо такого, чего на базаре нет. И много надо! Ты что, навара не чуешь?

– Насморк у него! – неожиданно произнес за спиной сиплый голос. – На воде все время, вот и простужается.

Антон медленно обернулся и чуть ли не уперся носом в тройной потный подбородок. Выше располагалось одутловатое грузное лицо, с маленькими глазками и низким лбом, и выбритый череп. Мужику на вид лет сорок, ростом он был сантиметров на десять выше Антона и килограммов на пятьдесят тяжелее. Страшное зрелище, особенно если учесть пивной животик, пропорциональный всей массе этой туши, и обилие наколок, колыхавшихся на обширной груди.