Наталья Александрова - Перстень Екатерины Великой
В кабинете было темновато, поэтому в первый момент Катя не поняла, что происходит.
Петр сидел за столом, лицо у него было запрокинуто, и на нем застыло какое-то не то растерянное, не то страдальческое выражение. Из-под стола доносилось глухое ворчание и постанывание, и на какую-то безумную долю секунды Катя подумала, что там, под столом, грызет кость собака.
Но потом она вспомнила, когда прежде видела у Петра такое же опустошенное, страдальческое выражение. Впрочем, это было давно.
До нее наконец дошло.
В это время Петр увидел ее, выражение у него на лице медленно менялось, как будто он одну за другой поменял маски – разочарование, гнев и раздражение.
– Ты что здесь делаешь? – закричал он резким истеричным голосом. – Кто пустил? Всех уволю!
– И меня уволишь? – переспросила Катя язвительным тоном, под которым безуспешно постаралась скрыть унижение. – Это будет не так просто!
Скулеж под столом прекратился, оттуда донесся недовольный, приглушенный женский голос:
– Петушок, что происходит? Ты не можешь сосредоточиться… так ничего не выйдет…
– Сосредоточишься тут! – взвизгнул Петр.
Из-под стола выползла на четвереньках растрепанная девица в задранной до пояса юбке и расстегнутой кофточке, из которой вываливались большие молочно-белые груди. Не вставая с колен, она повернулась, увидела Катю и раздраженно проговорила:
– А это еще что за шлюха? Весь кайф сломала…
– Извини, дорогая, – протянула Катя, с брезгливым интересом разглядывая девицу, – о тебе я как-то не подумала!
Девица была совершенно никакая – вульгарная блондинка с пышным бюстом и длинными ногами. Таких сновало по коридорам телевизионного канала множество. Как ни была Катя ошарашена увиденным, все же поняла, что дело не в девице.
Ей хотелось закричать, разбить что-нибудь и убежать, убежать отсюда. Убежать из этого кабинета, убежать со студии, вернуться домой, забиться в какой-нибудь темный угол и зареветь.
Но другое, гораздо более сильное чувство пересилило желание сбежать. Это был гнев. Гнев и отвращение. Катя не двинулась с места, она холодно и брезгливо посмотрела на расхристанную девицу и отчеканила:
– Пошла вон!
До девицы, кажется, дошло. Она оправила юбку, кое-как застегнула кофточку и вылетела в коридор.
Петр проводил ее мрачным взглядом, посмотрел на Катю и проговорил тоном капризного ребенка:
– Кто дал тебе право здесь распоряжаться? Зачем вообще ты притащилась на канал? Тебе здесь нечего делать! Убирайся домой, там можешь командовать прислугой… пока!
– Вот даже как? – протянула Катя, внимательно оглядев мужа. – Сначала штаны застегни!
Он инстинктивно потянулся руками к ширинке, потом лицо перекосилось от ярости.
– Да я тебя тоже на улицу выгоню! Без гроша в кармане! А если будешь упираться – отниму ребенка!
Вот это он зря сказал. Это ему говорить не стоило. Эти необдуманные слова привели Катю в такую ярость, что она забыла о намерении держаться сдержанно и осторожно, раньше времени не раскрывать карты.
– Это еще неизвестно, кто кого выставит на улицу! – выкрикнула она. – Если хочешь знать, дорогой мой, это я могу отобрать у тебя по суду все твои проклятые акции и выгнать тебя с канала! И как ты думаешь, долго после этого будут вокруг тебя крутиться эти дешевые шлюхи? – Катя выразительно взглянула на дверь, за которой скрылась расхристанная девица.
– Что?! – вызверился на нее Петр. – Да что ты несешь? Какое отношение ты имеешь к акциям канала?
Несмотря на его наглый и самоуверенный тон, Катя почувствовала в голосе мужа плохо скрытый страх и нанесла ему следующий удар. Обманчиво мягким, мурлыкающим голосом готовой к прыжку пантеры она проговорила:
– Ты, наверное, забыл, мой дорогой, что заплатил за акции – и свои, и своей покойной маменьки – моими деньгами? Так вот, я тебе об этом напоминаю!
Произнеся эти слова, она о них сразу же пожалела: вряд ли стоило спешить с таким заявлением. С другой стороны, Петр не унаследовал у своей матери ее железный характер и бульдожью хватку, так что Катя не боялась, что он использует в своих интересах ее несвоевременную проговорку.
– Что? – Петр смотрел на нее, широко открыв глаза и отвесив челюсть, видно было, что он совершенно не ожидал такого поворота. И вообще не привык, чтобы жена показывала характер и защищала собственные интересы. И разумеется, он уже забыл, забыл то, что произошло пять лет назад с акциями, он давно уже утвердился в мысли, что акции его, только его и ничьи больше.
И сейчас он вспомнил, она поняла это по его помрачневшему лицу.
Однако Петр не сдался и попытался немедленно вернуть утраченные позиции.
– Да кого интересует, чьи это были деньги? – проговорил он с наигранным безразличием. – Были ваши – стали наши! Поезд ушел! Акции куплены на мое имя и на имя матери, так что ты тут ни при чем! Можешь про них забыть!
– И снова ты ошибаешься, дорогой! – промурлыкала Катя. – Это как раз ваши с матерью деньги не оставили следов, потому что вы внесли их наличными, да еще и здорово занизили сумму, чтобы сократить налоги, а мои деньги перечислены с моего личного счета, и сохранились все банковские документы, так что любой суд признает, что именно я являюсь законным приобретателем этих акций. Так что, дорогой мой, придержи язык и сбавь обороты, если не хочешь оказаться на улице!
На этот раз Петр надолго потерял дар речи. Глаза его остекленели, он приоткрыл рот и глотал воздух, как выброшенная на берег снулая рыба. Катя наслаждалась его растерянностью. Она достойно отплатила ему за ту отвратительную сцену, свидетелем которой невольно стала несколько минут назад!
Наконец муж отдышался и собрался с силами.
– Кто тебя подучил? – прошипел он с ненавистью. – Сама ты не смогла бы до этого додуматься!
– Ты так думаешь, дорогой? – Катя сложила губы в презрительную усмешку. – Вы с покойной маменькой всегда меня недооценивали. Пора тебе это понять.
– Думаешь, ты самая умная? – Петр взглянул на нее исподлобья. – Рано радуешься! Хорошо смеется тот, кто смеется последним!
Эти слова, а особенно этот полный ненависти взгляд заставили Катю насторожиться. Она снова подумала, что поторопилась раскрыть карты. Но уж очень она разозлилась…
Говорить больше было не о чем, Катя развернулась на каблуках и вышла из кабинета.
У Аллы хватило ума разогнать всех из приемной, она сидела за столом и смотрела на Катю виноватыми глазами.
«Всех уволить!» – подумала Катя, но вслух спросила другое:
– Кто такая, откуда?
– Это… это Карина Совко… работает на канале ассистентом звукооператора… Но Петр Федорович…
Дальше Катя слушать не стала.
За огромным столом сидели высшие сановники государства и представители иностранных держав. На почетном месте, рядом с императором Петром Федоровичем, сидел посол Пруссии, через одного человека от него – суровый старик фельдмаршал голштейн-готторпский Георг, дядя императора.
Петр Федорович обвел взглядом присутствующих, поднялся во весь рост, поднял бокал. За столом наступила тишина, все взгляды обратились к императору.
– Господа, я хочу выпить за великого полководца, за мудрого и могущественного правителя – короля Пруссии Фридриха. Я надеюсь, что с сего дня и до скончания веков Россию и Пруссию будут связывать узы нерушимой дружбы!
Какое-то время за столом сохранялась тишина, которую нарушил стук упавшей вилки, уроненной императрицей. Затем прусский посол поднялся и, повернувшись к государю, проговорил, благодарно улыбаясь:
– Ваше Величество, от лица своего государя благодарю вас за столь благожелательные слова и в свою очередь заявляю, что в лице короля вы найдете верного друга, а Россия найдет в Пруссии преданного и надежного союзника.
– Да будет так! – Император оглядел присутствующих, и под его взглядом все встали, чтобы стоя выпить за прусско-российскую дружбу.
Кто-то встал быстро и охотно, кто-то – нехотя, словно по принуждению, и только молодая императрица не пожелала встать и вообще отодвинула свой бокал.
– Мадам, – обратился к ней венценосный супруг, – отчего вы не желаете выпить с нами за столь желанный нам союз?
– Оттого, государь, что мне вспомнилось, как семь лет наши солдаты воевали с прусским королем. И воевали весьма успешно, так что вашему любезному другу Фридриху пришлось уступить России немалую часть своих земель. Теперь же вам угодно не только возвратить ему все эти земли, но и сделаться его союзником!
– Дура! – выкрикнул император, опрокинув на скатерть недопитый бокал. – Не вмешивайся в то, чего не понимаешь, ежели не хочешь переполнить чашу моего терпения!
– Воля ваша, государь, а только я не хочу пить за нашего недавнего врага!
