Наталья Борохова - Звездный час адвоката
– Ты не представляешь, – говорила она. – Наконец-то я нахожусь в своем месте. У этих парней все в норме. И в мозгах, и в штанах!
– Ты хочешь сказать, что у тебя уже что-то было? – мямлила я, немея от ужаса.
– Вот именно, детка, – беспечно говорила она. – В жизни надо все попробовать, иначе, когда придет настоящая любовь, ты можешь оказаться к ней не готова.
– Но как же чувства? – говорила я. – Ведь для того, чтобы заниматься, ну… этим, должны быть чувства?
Подруга на секунду задумалась.
– Чувства, говоришь? Ну как же, были чувства. Он сложен, как Аполлон, так что устоять было невозможно.
Я была в шоке. Мои родители всегда говорили мне, что беспорядочные связи ведут к болезням и истощению организма. Наблюдая за подругой, я пыталась определить, когда в ее внешности начнутся необратимые изменения. Но та была весела и даже похорошела. Цвет лица изменился в лучшую сторону, так что со стороны ее кожа казалась покрытой тонким слоем меда. Угловатые движения исчезли, и походка стала напоминать плавную поступь кошки.
Это была сумасшедшая осень. Днем – нудная работа на поле, а вечером – костер и песни под гитару. Ребята не обращали внимания на отсутствие элементарных удобств. Они жили в спортивном зале деревенской школы, ходили в баню только раз в неделю, ели ту же самую картошку, разбавленную скудной порцией тушенки из банок. В лагере царила любовь, даже атмосфера в спортивном зале, где стояли двухъярусные кровати, казалась наэлектризованной до предела. Каждую ночь несколько коек оказывались пустыми.
Мне, обычной домашней девочке, выросшей на сказках про принцев и принцесс, такое положение вещей казалось ненормальным. Разговоры в темноте „про это“ сводили с ума, и мне хотелось, спрятав голову под подушку, визжать без передышки, только бы не слышать, о чем говорят будущие педагоги.
– Ой, девочки, как вы думаете, я не залечу? – спрашивал голос с верхней полки, принадлежащий симпатичной рыжей девчонке, с ногами длинными, как ходули.
– Это зависит от того, насколько ты была осторожна, – авторитетно заявлял голос с нижней кровати. – Есть масса способов предотвратить это. Например, берешь лимон и…
– Дурья твоя башка, – раздавался комментарий откуда-то со стороны. – Где ж она возьмет лимон в колхозе?
Действительно, найти в деревенском магазине лимон в начале девяностых годов было столь же реально, как откопать на колхозном поле вместо картошки ананас.
– Говорю тебе, верное дело – после этого самого попрыгать, тогда его „живчики“ сойдут с ума и просто не найдут твою яйцеклетку, – говорила особо умная студентка с биофака.
Когда на следующий день я увидела прыгающую по ступеням колхозного клуба конопатую девчонку, я уже знала, в чем дело.
Конечно, я спрашивала себя – сошел ли мир вокруг меня с орбиты, или я сама свихнулась от одиночества? Ну почему я, вместо того чтобы обниматься с каким-нибудь симпатичным парнем, лежу после работы на своей койке, читая Стефана Цвейга? Подружка не давала скучать, вытаскивая меня на ночные посиделки с гитарами и сигаретами. Мы пили крепленый портвейн, перекидывались шутками, потом влюбленные парочки разбредались по округе, а я оставалась у костра в компании с каким-нибудь очкастым ботаником и парой таких же незадачливых девчонок.
Красивее всех на первом курсе был Валентин, рослый, плечистый парень с короткой стрижкой, которая как нельзя лучше подчеркивала мощь его шеи. Рубашка на нем была всегда расстегнута намного больше, чем позволяли приличия, зато девчонки могли любоваться его грудью атлета и животом „с кубиками“. Валентин знал, что вызывает интерес у противоположного пола, и вовсю пользовался этим. Каждый вечер его видели с новой девочкой. Он проходил с ней мимо столовой, положив на хрупкое плечо свою руку, демонстрируя окружающим силу своего мужского обаяния.
Чего скрывать, и я посматривала в его сторону и даже чуть-чуть завидовала девчонке, представляя, как здорово оказаться в его объятиях и почувствовать на своем теле его горячие поцелуи. Он даже мне чем-то напоминал мужчину моей мечты с рекламы американских сигарет. Я тогда плохо могла анализировать и не понимала, что в одиноком путнике на скале меня когда-то привлекла не внешняя эффектность, а нечто совершенно обратное – отсутствие позы и спокойная мужественность. Но Валентин был красив, как петух на ярмарке, и это в глазах семнадцатилетней девочки решало все. Я смотрела вслед его спутнице, пытаясь определить, что в ее внешности привлекает его больше всего.
Конечно, я тоже была недурна: милое лицо в ореоле каштановых волос, стройная фигура с полной грудью и длинными ногами. Что еще мужчине нужно для счастья? Но нас было так много в этом чертовом пединституте, столько красивых девочек среди относительно небольшой группы спортсменов! Обратить на себя внимание было трудноразрешимой задачей. Я никогда не была заводилой, не пела песни, играя на гитаре, и мою бледную тень вряд ли заметил хоть кто-то из той модной тусовки, в которую я так стремилась попасть. В довершение всех несчастий, мой гардероб был таким ветхим и немодным, что привлечь чей-либо взгляд красивой одеждой у меня не было никаких шансов. Моя мама, собирая в рюкзак вещи, разумно полагала, что в колхозе пригодится все старое и ненужное. В самом деле, не будет же дочь собирать картошку в новеньком польском костюме, купленном втридорога у спекулянтов! Вот я и бродила по полю в вытянутом трико и старом бабушкином свитере, в то время как колхозные красотки щеголяли в джинсах и тонких, обтягивающих водолазках.
Возвращение в город не решило проблем. Конечно, я повзрослела и стала обращать внимание на те вещи, которые еще вчера казались мне незначительными. Как-то раз, проходя мимо памятника Горькому, местной достопримечательности, выставленной напротив входа в институт, подруга со смехом заметила:
– Ты знаешь, что говорят об этом памятнике? Горький наденет себе на голову шляпу, как только из стен пединститута выйдет девственница.
Я покосилась на одухотворенное лицо классика, затем на шляпу, которую он сжимал в одной руке, и вдруг с неотвратимой ясностью поняла, что пророчество студентов сбудется обязательно в тот день, когда я получу диплом. Добрая старая девственница с учебником английского языка под мышкой. Теперь уж приобщение к взрослой жизни стало для меня чем-то вроде дела чести. Но этот щекотливый вопрос, который решался как-то сам собой с каждой из наших девочек, у меня вызывал нервную дрожь. Как это будет? А если это будет, мне за это потом ничего не будет? А вдруг я залечу? А вдруг я заболею? А вдруг я скончаюсь от болевого шока?
– Ты слишком много дергаешься, – говорила мне подруга. – Расслабься, и все произойдет само собой!
Хорошенькое дело! Моя милая подружка забывала, что для того, чтобы встать в ряды взрослых женщин, каждой девушке хотя бы раз в жизни требовался мужчина. Вот с этим-то и была самая большая головная боль!
К тому времени у меня уже появился друг, тощий очкастый студент. Он учился на физфаке, и это означало лишь то, что он не относился к породе обожаемых мной спортсменов-физкультурников, а изучал нудный предмет – физику. Вопреки здравому смыслу, наши девчонки окрестили его не „физиком“, а „ботаником“, хотя к ботанике как таковой он не имел никакого отношения. Однако парень он был славный, не заносчивый, не гордый. Он провожал меня до дома по длинным тенистым аллеям парка и даже не решался взять меня за руку. Не знаю, почему он так не глянулся моей подруге.
– Ты зря теряешь с ним время, дорогуша, – говорила она. – Пока этот ботаник маячит рядом с тобой, ни один нормальный парень не подойдет к тебе, думая, что ты уже занята.
– Ты все неправильно понимаешь, – сказала я ей. – Мы просто друзья. Разве я не могу просто дружить с мальчиком?
Ольга как-то странно хмыкнула и недоверчиво посмотрела на меня. Неужели и она тоже не верила в дружбу между мужчиной и женщиной? Но, как бы то ни было, отставку физику-ботанику я давать не стала. Да это было и невозможно. Он смотрел на меня, моргая часто-часто своими близорукими глазами, и казался таким беззащитным, что сказать ему жестокие слова было равносильно тому, чтобы свернуть свалившемуся из гнезда птенцу шею. Я оставила все как есть, но мой мозг по-прежнему работал над разрешением главной задачи: где взять мужчину?
Я ходила на дискотеки, но все медленные танцы простаивала в одиночестве, в то время как моя подруга сама подбирала себе парня. Она была решительная, волевая, как мужчина, и вовсе не собиралась ломать себе голову над глупыми условностями. Странно, но такой подход многих ее кавалеров устраивал, и она редко оставалась без пары. Видя мои страдания, она даже изобрела новейший способ знакомства. Она приглашала меня на медленный танец, и, пока мы топтались в середине зала, к нам обязательно подходил какой-нибудь молодец для того, чтобы разбить пару.
