Марина Крамер - Мэри, или Танцы на лезвии
– В чем дело? – спокойно спросил Герман, и я удивилась – мало кто мог сохранять спокойствие и равновесие в беседе с моим супругом, находившимся в крайней степени возбуждения.
– А дело, Герман-джан, в том, что сидишь ты за столом с моей женой, а я не люблю делиться, – сузив глаза, сообщил Костя. – Так что давай-ка выйдем и обсудим, как так вышло.
Я отметила, что даже имя он знает... Значит, кто-то все-таки следил за тем, куда я поехала. И словно в подтверждение моих слов, Костя вынул из кармана несколько смятых листков, испещренных печатным текстом, и кинул на стол:
– Ишь, голуби влюбленные! Письма они пишут! А с тобой, тварь, дома разберусь! – Это относилось ко мне, разумеется. – Выходи, я сказал!
Герман встал, и я вдруг кинулась следом, хватая его за руки:
– Не надо! Я тебя прошу – не надо, он...
– Перестань, Маша, все в порядке, – мягко ответил он, освобождая руки. – Я разберусь сам.
Но разбираться не пришлось – едва Герман вышел из кабинета и повернулся лицом к моему мужу, как Костя спокойно достал из-за пазухи пистолет с глушителем и выстрелил ему в грудь – раз и второй. Герман упал, заливая пол кровью, я рухнула на колени рядом с ним, понимая, что следующая пуля, скорее всего, моя, но выстрела не последовало. Я подняла глаза – Костя стоял прямо надо мной и в упор смотрел мне в лицо.
– Даю тебе неделю. Побудь тут, очухайся – и домой. И не дай тебе бог не вернуться в Бильбао – привезут силой, и тогда пощады не жди. Поскольку ничего не было – я прощу тебя. Но теперь живи и оглядывайся.
Он наклонился, взял меня за подбородок, поцеловал в губы и развернулся к своим:
– Поехали отсюда.
Я так и осталась стоять на коленях на мраморном полу ресторана. Сколько времени прошло, я не понимала, не обращала внимания на приехавшую опергруппу, на каких-то людей, суетившихся около трупа. Герман погиб – нелепо, глупо, из-за дурацкой случайности. Просто некоторые так и не научились удалять почту из компьютера... И теперь я виновна в его смерти, я убила человека, который полюбил меня и хотел спасти.
Неожиданно в зал влетела Марго – растрепанная, запыхавшаяся. Ей наперерез бросился милиционер, удержал, но Марго вдруг, глянув на труп Германа, мешком свалилась на пол. Меня это почему-то сразу отрезвило, я очнулась, с трудом поднялась и пошла к ней. Буквально в сантиметре от головы Марго я с ужасом увидела острый металлический ограничитель двери, прикрытый рассыпавшимися каштановыми волосами – чуть левее – и Марго была бы мертва...
Ее забрала «Скорая». Меня же, накачав предварительно лекарствами, долго тиранили два оперативника. Я с трудом понимала смысл задаваемых мне вопросов, выглядела, наверное, круглой дурой, потому что переспрашивала по три раза, как глухая. Но мне было совершенно не до правды – я вдруг заявила, что видела этого человека впервые, просто познакомилась на улице и зашла выпить чашку кофе – что тут такого? А те, кто стрелял... да черт их знает, кто это вообще. Оперативники ощутимо злились, но я предъявила паспорт гражданки Испании, и они, видимо, решили, что проблемы с консульством им ни к чему. Описание убийцы, данное мной, могло подойти любому выходцу с Кавказа – ну а что я сделаю? Наверное, именно в тот момент у меня в голове начал зреть план мести, и сотрудникам МВД России в нем места ну никак не было. Я все должна сама...
Когда меня отпустили наконец, убедившись в моем полном идиотизме и невменяемости, я помчалась в Институт Склифосовского. Кое-как мне удалось прорваться в палату к Марго, и только там я почувствовала себя в относительной безопасности.
Марго долго не приходила в себя, а когда очнулась, первым делом спросила:
– Где... он?
Я не могла взять в толк, зачем ей это, однако ответила:
– В морге.
Марго залилась слезами, и это тоже меня удивило: с чего такой траур по незнакомому человеку? Определенно Марго пора лечить нервы...
– Скажи мне... я имею право знать, я столько раз прощалась с ним...
Я совершенно ничего уже не понимала: откуда она могла знать Германа, прощаться с ним? Что за бред?
– Мэри... скажи правду. Что с ним? Алекс – он точно мертв?
От этого вопроса у меня глаза делаются квадратными – какой еще Алекс?
– Алекс? При чем тут... А он что – в Москве?
– Мэри, не ври! – почти кричит Марго, и я с трудом удержала ее в постели. – Ты ведь была с ним, я видела!
– О господи, Марго! При чем тут Алекс – я даже не знаю, как он выглядит! Я никогда не встречалась с ним – кроме как в аське. Костя убил Германа – понимаешь? И теперь все – мне не вырваться. Я вернусь в Бильбао, и он меня точно на цепь посадит. Во всяком случае, ни о каких поездках речи больше не будет.
Я заплакала, а Марго, поморщившись от головной боли, дотянулась рукой и погладила меня по волосам:
– А зачем тебе возвращаться? Пусть говорит, что хочет. Просто останься тут.
– Марго! Ты не понимаешь... он достанет меня и в Москве. Я должна вернуться...
И тут Марго не выдержала. Я впервые увидела, как она выходит из себя:
– Да?! Ну и уезжай! Уезжай – если тебе так нравится чувствовать себя жертвенной овцой! Уезжай – пусть он зарежет тебя там, твой Костя! Давай, Мэри, давай! Правильно – не пробуй спастись, иди к нему!
В моей голове вдруг сложилась мозаика – как будто раньше не хватало какого-то элемента, и я крутила оставшуюся детальку в руках, не понимая, куда именно и как нужно ее вставить. И вот теперь слова Марго натолкнули меня на правильную мысль.
– Ты права. Я не стану жертвенной овцой. Но в Бильбао поеду. Так надо.
Марго, разумеется, ничего не поняла.
Я вернулась в Испанию ровно через неделю. Костя встретил меня сам, вел себя как ни в чем не бывало, привез букет цветов, повел обедать в ресторан – идеальный муж. И ни слова о Германе. Только вечером, уже в постели, он бросил:
– Давай забудем этот случай, Мария. Я тебя простил.
«А я тебя никогда не прощу!» – сказала я про себя, улыбнувшись мужу самой очаровательной улыбкой, на какую только была способна.
Я сделала над собой нечеловеческое усилие и порвала все контакты с Марго. Это было непросто, но так было нужно для Дела. Я стала мягкой и покладистой, я готовила Косте завтраки, подавая их с утра в постель, я снова стала спать с ним. Обалдевший Костя бросил свою малолетнюю любовницу, проводил свободное время со мной, баловал и заваливал подарками. Я улыбалась и излучала счастье, а внутри мерно тикал часовой механизм подготовленной к взрыву бомбы – сутки, двое... еще месяц... еще полгода...
В то время когда Кости не было дома, я тихо собирала компромат: вычислила код сейфа, где муж хранил бумаги – это оказались целые талмуды записей долгов, причем там фигурировали фамилии довольно известных людей разных рангов. Я не побоялась съездить на блошиный рынок и отыскала там неприметного человечка, продавшего мне карманный сканер сотовой связи, с помощью которого я научилась прослушивать Костины разговоры по мобильному. Я стала настоящей шпионкой, чувствовала себя чуть ли не героиней боевика... Но все это было подчинено моему Делу. Ночами, когда Костя засыпал, я садилась с ноутбуком на террасе и стучала по клавишам до тех пор, пока пальцы не начинало сводить судорогами. У меня ухудшилось зрение, стала постоянно болеть спина, но я не обращала внимания. Я шла к цели, как японский камикадзе...
...Переговоры с Задорожным мне приходилось вести с городского телеграфа – дорого, но безопасно. Я стала параноидально опасаться слежки, прослушки – всего того, чем занималась сама. Сергей обещал написать предисловие и выправить все недочеты в будущей книге, это меня устраивало. Я не интересовалась ни суммой гонорара, ничем вообще – мне важно было увидеть книгу готовой, изданной. Я ничего не скрыла и назвала всех действующих лиц собственными именами. Сергей, правда, предложил поменять, но я настаивала:
– Ты понимаешь, я хочу, чтобы это взорвало все. Мне так нужно. Я хочу, чтобы Костя знал, что это я сделала.
Сергей отказывался понимать. Много лет занимаясь расследованиями, он прекрасно видел, что я откровенно ищу смерти. Это он и пытался донести до меня, но я словно оглохла и твердила одно и то же:
– Не поменяю ни слова!
– Ты что – не понимаешь? Хорошо, если никто не обратит внимания – ну, детектив и детектив. А вдруг?
– А вот за этим я и прошу тебя написать предисловие и пару слов на обложку.
– Мария, зачем рисковать? Я не вижу смысла в этом!
– Иначе незачем было затевать! – отрезала я, давая понять, что будет все равно по-моему.
Задорожный сдался. Единственное, что он позволил себе сделать без моего ведома, так это поставить в договоре псевдоним. Так я стала Мэри Кавалье.
Сколько раз меня подмывало позвонить Марго и рассказать, но я удерживала себя, потому что понимала – когда все закрутится, именно тот факт, что мы с ней не общались длительное время, даст мне шанс спастись. Мне казалось, что я просчитала все...
Книга вышла в небольшом московском издательстве совсем маленьким тиражом, но и этого оказалось вполне достаточно – имя Задорожного на обложке вместе с комментарием и его же предисловие в начале сделали свое дело. О книге заговорили, в Интернете она тоже обсуждалась довольно живо. Я сидела в своем Бильбао как на иголках, ожидая реакции Кости, но ее не было. Он по-прежнему улыбался, водил меня в оперу, занимался со мной любовью – все, как всегда. Я уже начала разочаровываться: как так, столько работы, столько интриг, нервных затрат и всего остального – и ему хоть бы что?! Но однажды я включила телевизор, нашла российский канал и обомлела: во весь экран красовался портрет Задорожного, а голос за кадром сообщал, что вчера известный журналист Сергей Задорожный был застрелен во дворе собственного дома возле ларька с сигаретами. Нападавший скрылся. Я застыла, не в силах поверить в то, что услышала...
