Антон Леонтьев - Вечность продается со скидкой
Буйные антисоветчицы исчезали в карцере, откуда могли не вернуться вовсе. Карцер представлял собой крошечный бетонный бокс, где температура поднималась чуть выше той, что была на улице. Заключенным в каменный мешок выдавали минимум еды, часто отбирали верхнюю одежду. Лидия понимала, что многие из тех, кто отправился в карцер по ее доносам, умерли. Она не считала себя виновной и старалась об этом вообще не думать.
Ее много раз били, в лагере не утаишь, что являешься стукачом. Но власть всегда вовремя вмешивалась, спасая ее от неминуемой гибели. Некоторые заключенные, наоборот, заискивали перед ней, добиваясь ее дружбы и благосклонности. Лидию определили на хлебонарезку, это давало ей огромное преимущество. Вместо того чтобы в тридцатиградусный мороз ворочать вековые сосны, она работала в тепле, могла всегда рассчитывать на лишнюю порцию хлеба.
Постепенно Мамыкина смирилась с такой участью, даже ощущение омерзения, которое поначалу она испытывала к самой себе, улетучилось. Осталось одно безразличие.
Избавление пришло неожиданно. По лагерю поползли странные слухи. Лидия слышала, как, опасливо озираясь по сторонам, женщины сообщают друг другу невероятную новость: Сталин умер. Это было так нереально и так неожиданно, что многие не могли поверить. Лидия перестала «стучать». Она понимала, что грядут значительные перемены.
Однажды заключенных собрали перед начальством. Возглавлявший лагерь подполковник, лысый и одутловатый, выглядел растерянным. Несмотря на то что март подходил к концу, стоял трескучий мороз.
– Пятого числа, – рыдающим голосом, заикаясь, произнес начальник лагеря, – наша страна, советский народ и все прогрессивное человечество понесли непоправимую утрату. В Москве скончался гений всех времен и народов Иосиф Виссарионович…
Фраза потонула во всеобщем гуле. Женщины, открыто улыбаясь, переглядывались. Раздались хохот и восторженные крики:
– Сдох! Давно пора. Вот черти-то в аду сковородку разогреют!
Начальник побоялся вмешиваться. Огромная черная масса заключенных теперь представляла огромную силу. Они сплотились и были готовы оказать отпор. Настал их час.
Однако до того момента, пока Лидию освободили, прошел еще целый год. Начальник лагеря полетел вслед за Берией. Никто не мог поверить, что всесильный человек в пенсне расстрелян. Он, как и миллионы осужденных, оказался врагом народа. Новое начальство, боясь массовых волнений, ослабило режим. Работу на лесоповале отменили.
Лидия с упоением встретила долгожданную свободу. Еще немного – и она встретится с дочерью. Время заключения закончилось.
Вокзалы переполняли тысячи таких же, как она, людей – бывших зэков, возвращающихся с того света на этот. Лидия рвалась в Нерьяновск. Она приехала в родной городок под вечер. Стоял майский день, похожий на тот, когда ее арестовали. Она подошла к общежитию, в котором когда-то жила. Несколько соседок, ахнув и перекрестившись, с ужасом смотрели на Лидию. В ее комнате давно жила другая семья. О дочери никто ничего не знал.
Целых полгода Лидия старалась добиться правды, ей пришлось выстоять километровые очереди, чтобы выяснить – Лидочку отдали в детский дом. Там она умерла два года назад во время эпидемии дизентерии.
Мамыкина не плакала, она просто окаменела. Оказавшись на улице, она опустилась на траву. Дочка умерла. Семен, как Лида узнала, погиб на этапе. Она потеряла всех близких и любимых.
Она устроилась на фабрику разнорабочей. Дни тянулись, ничем не отличаясь друг от друга. Черное горе охватило Лидию.
Но тоска со временем отступила. Лидия по-прежнему нравилась мужчинам. Ей безумно захотелось вновь родить девочку, которая станет для нее всем в жизни.
– У вас никогда не будет детей, Лидия Ивановна, – сказал ей с сожалением врач после детального осмотра.
Лидия поняла, что это ее кара. Нерьяновск навевал самые мрачные воспоминания, поэтому она перебралась в Рязань. На удивление быстро она пришла в себя и возродилась к жизни. Год шел за годом, она вновь вышла замуж, обустраивала быт, изредка вспоминая о том, что было в прошлом.
Как-то на выходные она отправилась в Москву к подруге. Стоял необыкновенно жаркий сентябрь 61-го. Теперь Лидия работала на кондитерской фабрике, даже стала начальником цеха.
На электричке она добралась до столицы, побывала у подруги, подивилась ее великолепно обустроенной квартире. Настал вечер. Пора было возвращаться домой.
– Лидочка, душечка, всего тебе хорошего! – Подруга чмокнула ее в щеку. Подошла электричка. – До встречи, дорогая!
Лидия зажала в руках две сумки с дефицитной колбасой и польскими колготками. Она заняла место у окна. Еще пара минут – и электричка отправится в Рязань, где Лидию ждал любящий муж, любимая работа и две кошки.
Подруга, взмахнув рукой, исчезла. Лидия с радостью вспоминала воскресный день. Ее взгляд бесцельно блуждал по перрону. Вдруг Мамыкину как током ударило. Не может быть!
После возвращения из лагеря Лидия пыталась узнать, что произошло с Ниночкой-буфетчицей, которая разбила ей жизнь. Оказалось, что та через год после процесса над Мамыкиными переехала из Нерьяновска. Куда – никто не знал. Говорят, удачно вышла замуж.
И вот, удивительно похорошевшая, превратившаяся в знойную даму, Ниночка стоит на перроне и посылает кому-то воздушные поцелуи. Повинуясь внезапному импульсу, Лидия выскочила из вагона, когда поезд уже тронулся. Сумки с колбасой остались на полке, но об этом она совсем не думала. Ниночка, всплакнув, достала из сумочки крошечный кружевной платочек и промокнула глаза.
От былой провинциалки не осталось и следа. Никакого перманента, волосы из рыжих перекрашены в иссиня-черные, дорогая косметика, заграничная одежда. Не сыграй Ниночка столь роковую роль в жизни Лиды, она бы никогда не узнала ее.
Ошибки не было – слишком хорошо запечатлелось лицо соседки-предательницы в памяти Лиды. У ног Ниночки вертелась миниатюрная белая собачка. Бывшая буфетчица, поправив изящным жестом шикарную прическу, зацокала каблучками по перрону. Мужчины провожали ее стройную фигурку восхищенными взглядами. Лидия приняла решение.
Она двинулась вслед за Ниночкой, распространявшей вокруг себя аромат французских духов. Та явно не спешила. Лидия проследовала за ней до выхода с вокзала, там Ниночку ждал персональный автомобиль. Лидия подошла к ней и грубо схватила за руку.
– Надо поговорить, – произнесла она. – Пошли!
В глазах Ниночки застыло презрение, но через несколько секунд оно сменилось ужасом. Алебастровое от пудры лицо стало пепельно-серым.
– Лида, – прошептала она. – Не может быть! – До спасительного автомобиля Ниночке оставалось не больше десяти метров.
– Пошли, – потащила ее на вокзал Лидия. Они вышли на перрон. Уже стемнело.
– Лидочка, как я рада, у тебя все хорошо? – затараторила Ниночка, стараясь унять волнение. – Я за вас так переживала, какое счастье, что времена террора закончились.
– Зачем ты предала меня, Нина? – задала вопрос Лидия.
Ниночка, скривив ротик, заявила:
– Милая, против тебя я ничего не имела, мы же дружили. Но времена такие стояли. Я была вынуждена рассказать о том, что ты пригрела мальчишку репрессированных.
– Ты сволочь, Нина, – спокойно заявила Лидия.
Ниночка захлопала глазками:
– Дорогая моя, я ни в чем не виновата. Ты сама оклеветала себя на процессе.
Мамыкина подумала, что ничем не отличается от Ниночки, разодетой в пух и прах мерзавки и предательницы. Лидия сама отправляла людей в карцер, сама доносила. И не считала себя виновной. Но она – это другое дело. Ниночка же убила ее дочь, убила Семена.
– Дорогая, лучше пошли в ресторан, отметим встречу, – произнесла эта мерзавка. – Забудем обо всем. У меня муж генерал…
Показался яркий глаз поезда. Лидия изо всех сил толкнула Ниночку на рельсы. Та, не успев ничего понять, повалилась вниз, и через секунду рычащий состав переехал ее. Раздались крики, скрежет тормозов, свистки.
– Женщина упала! Насмерть! Столько кровищи!
Крошечная собачка Ниночки жалобно заскулила, прижавшись к ногам Лидии. Мамыкина подхватила песика и направилась к выходу с вокзала. Она не раскаивалась в том, что только что сделала, но и не испытывала облегчения или удовлетворения. Ниночка заслужила смерть.
Лидия села в электричку и отправилась домой. Она отомстила за свое растоптанное счастье.
– Лидия Ивановна, все в порядке? – участливо спросила Катя Вранкевич. Ей показалось, что старушка на несколько мгновений ушла в себя, словно вспоминая что-то, уходящее корнями в глубь десятилетий. Мамыкина ответила не сразу. Она с трудом освобождалась от мыслей о своем преступлении. Это было так давно… Она убила женщину, которая разрушила ее жизнь, и нисколько в этом не раскаивается. Прошло сорок с лишним лет. И вот прошлое вернулось. Лидия Ивановна всегда знала, что прошлое рано или поздно возвращается – в виде кошмарных снов, например. Ей до сих пор снилась малютка-дочь, умершая в детском доме. Иногда ее навещали сны о лагере. Она не стыдилась того, что ради выживания поступилась моралью.
