Илья Деревянко - Подонки
Дверь в третью комнату была заперта. Провозившись с отмычкой не менее получаса, я оперся локтем о косяк, утирая пот со лба. Дверь плавно отворилась. Я отскочил назад, выхватив пистолет, но оттуда никто не появился. В доме по-прежнему стояла мертвая тишина. Посветив фонарем, я увидел небольшую пятиконечную звезду, сделанную из темного металла. Очевидно, именно она приводила в действие дверной механизм, а замок играл роль декорации. Внутри оказалось пустое помещение, напоминающее тамбур, а в глубине него — железная дверь, ведущая, надо полагать, в подвал. Если в доме Авдотьи Петровны подземелье запиралось обыкновенным засовом, то Андрей Гермогенович подошел к делу гораздо серьезнее! Монолитная плита не имела ни засова, ни замка, ни даже ручки! Разыскав выключатель, я зажег свет и еще раз внимательно осмотрелся. Ни одной зацепки! Колдун постарался на славу. Судя по предпринятым предосторожностям, подземелье скрывало страшные тайны. Почти отчаявшись, я вдруг заметил на стене маленький странный значок треугольник с выгравированным словом «bhach»[28]
Повинуясь необъяснимому импульсу, я с силой надавил на него. Плита сдвинулась вбок, открыв узкий проход. Держа оружие наготове, я спустился вниз. Первое, что выхватил из темноты луч фонаря, — фигура человека, подвешенная на вывернутых руках к балке под потолком. Пошарив по стенам, я обнаружил кнопку выключателя. Яркая лампа залила светом подвал, здорово напоминающий камеру пыток в доме Ивана Гермогеновича. Только палаческих орудий здесь было гораздо больше. В дальнем углу громоздился массивный шкаф черного дерева. Первым делом я перерезал веревки и бережно опустил несчастного мученика на пол. Им оказался парнишка лет тринадцати-четырнадцати со следами изощренных пыток на обнаженном теле. Пощупав пульс и не обнаружив его, я решил, что парень мертв. Внутри все кипело от ненависти.
«Как вы красноречивы, господа колдуны, экстрасенсы, „народные целители“, когда при попустительстве придурков с телевидения важно болтаете с экранов о своем мнимом человеколюбии, о „мракобесии“ Православной церкви! Показать бы зрителям хоть раз этого несчастного мальчика, страданиями которого Андрей Гермогенович ублажал демонов! Знаю, такое невозможно, у вас везде свои люди, но ничего — еще не вечер!»
Между тем черный шкаф непреодолимо тянул к себе. Интересно, какие ужасы хранит он? Хотя разве может быть что-нибудь страшнее уже увиденного? Оказалось — может! Раскрыв створки, я окаменел. Ноги подкосились. Волосы стали дыбом. На полках аккуратно выстроились в ряд стеклянные сосуды. Каждый содержал заспиртованную голову ребенка!
Перед глазами заклубился туман, стены закачались. Время остановилось. Послышавшийся за спиной слабый стон вывел меня из состояния транса. Я медленно обернулся. Снятый с дыбы мальчик был жив! Подхватив его на руки, я как ошпаренный выскочил из мерзкого подвала… Свежий ночной воздух прояснил голову. Я огляделся. Гроза прошла стороной. Луна снова выплыла из-за облаков, осветив спящую деревню своими белесыми лучами. Николай с ружьем на изготовку добросовестно охранял подступы к дому.
— Господи! — вскричал он, заметив мою страшную ношу. — Ведь это Коля Степашин, который пропал три дня назад!
— Зови народ, какого ни на есть врача! Ему необходима медицинская помощь! — прохрипел я, слегка заикаясь.
Люди сбежались на удивление быстро. Врача в деревне не оказалось, и мальчика срочно отвезли на машине в райцентр, где находилась ближайшая поликлиника. Держась за сердце, я прислонился к забору. Народ вокруг удивленно перешептывался. Мы с Николаем наскоро придумали для них версию: будто, засидевшись допоздна в саду, услышали доносящиеся из дома детские крики, вошли туда и обнаружили Колю, висящего на дыбе. Толпа грозно зароптала.
— Это еще цветочки, — криво усмехнулся я, — спуститесь в подвал… там… в шкафу… не такое увидите!
— Проводи! — попросил кто-то.
— Нет! — решительно отказался я. — Сами дорогу найдете! С меня одного раза достаточно!
— Ребята, да у него вся голова седая! — удивленно и испуганно воскликнул чей-то голос.
— По какому случаю сборище? — рявкнул начальственный бас. — По какому праву вскрыли дом?!
Шевеля густыми усами и раздвигая пузом народ, к месту происшествия важно шествовал местный представитель правоохранительных органов с погонами лейтенанта.
— А это кто такой? — маленькие заплывшие глазки подозрительно уставились на меня.
— Мой друг, приехал в гости из Москвы, — спокойно объяснил Николай.
Некоторое время мент размышлял, к чему бы еще придраться, но, не найдя подходящего повода, досадливо крякнул:
— Незаконное проникновение в чужое жилище карается по статье…
— Слушай, лейтенант! Перестань дурака валять! — не выдержал я. Зайди в дом, загляни в подвал! Тогда увидишь, какие вещи творятся у тебя под самым носом, и поймешь, почему собрался народ!
Некоторое время он осмысливал услышанное.
— Хорошо, — изрек наконец лейтенант. — Двое понятых со мной! Остальные оставайтесь на своих местах!
Произнеся эту речь, он машинально сунул руку в кобуру, обнаружил там вместо табельного оружия засохший бутерброд, зачем-то понюхал его, матерно выругался и первым вошел в распахнутую дверь.
Некоторое время все было спокойно. Люди тихо переговаривались, то и дело бросая на меня любопытные взгляды. Николай держался поблизости, с ужасом глядя на мои седые волосы.
— А-а-а-а-а-а-а-а! — внезапно донесся из глубины дома страшный человеческий вопль. Толпа разом вздрогнула, отшатнувшись назад. На пороге появился лейтенант, шатаясь, будто пьяный. В первый момент я его не узнал: он весь съежился, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, лицо сделалось белее мела, усы обвисли, в глазах горело безумие.
— Ирочка, доченька, вот и встретились наконец! — лепетал он дрожащими губами. В руках лейтенант держал стеклянный сосуд, внутри которого плавала в спирту белокурая головка пятилетней девочки.
— Это его дочка, что исчезла четыре года назад! — закричали наперебой люди. Лейтенант между тем сел на землю, прижав к груди банку и непрестанно повторяя:
— Ирочка, доченька!
Похоже, бедняга сошел с ума. Яростный рев разгневанной толпы потряс окрестности. Отталкивая друг друга, люди ломанулись в дом.
— Не ходи туда, — удержал я за рукав двинувшегося вслед за другими Николая. — Не надо!
Спустя полчаса все головы убитых детей были вынесены во двор. В лунном свете они представляли собой жуткое зрелище. Мужики возмущенно ругались, женщины плакали, некоторые, узнав своих детей, бились в истерике. Одна старушка скончалась на месте от разрыва сердца, намертво прижав к груди банку с останками любимой внучки. Только лейтенант не кричал, не плакал, не ругался, по-прежнему бормоча мертвым голосом: «Ирочка! Доченька!»
Послышался рев мотора, и из-за поворота выехала машина Андрея Гермогеновича. Очевидно, не обнаружив брата, колдун решил вернуться домой. Заметив разгневанную толпу, мерзавец сразу уяснил ситуацию и сделал попытку развернуться, что, впрочем, было не так-то просто на узкой деревенской улице. Выхватив у Николая ружье, я, тщательно прицелившись, выстрелил по колесам. Заряд крупнокалиберной картечи в клочья разодрал шины. Осев на передок, автомобиль плотно застрял в грязи. Деревенские моментально облепили его, вытащили наружу колдуна и принялись лупить чем попало с явным намерением забить насмерть.
— Прекратить! — прогремел голос лейтенанта. — Именем закона прекратить!
Не выпуская из рук голову дочери, он поднялся с земли, подошел к машине и, взяв за шиворот окровавленного Андрея Гермогеновича, рывком поставил на ноги. «Проклятый мусор! — мысленно выругался я. — Законник дебильный! Над заспиртованной дочкой уже погоревал, теперь начнет протокол составлять!» Но я был несправедлив к несчастному отцу, в чем сразу же убедился.
— Таких, как этот, не надо бить! — мрачно сказал он.
— Да-да, отвезите меня в прокуратуру! — обрадованно заверещал Андрей Гермогенович.
— Испокон веков их принято сжигать на кострах! — не слушая колдуна, закончил лейтенант. Некоторые из присутствующих не на шутку перепугались, но большинство выразили свое согласие одобрительными возгласами. Колдун дико закричал, пытаясь вырваться, но лейтенант, не меняя выражения лица, треснул его по затылку огромным кулаком. Андрей Гермогенович притих, уселся на землю, глаза сошлись у переносицы. Несколько мужиков бросились собирать дрова.
— Не здесь! — властно отрезал лейтенант, который, несмотря на помутившийся от горя разум, не утратил чувства здравого смысла. — Все за мной на пустырь!
Схватив колдуна за брючный ремень на спине, лейтенант легко поднял его и зашагал вперед, по-прежнему не выпуская из другой руки банку с головой дочери. Почуяв вожака, толпа послушно последовала за ним. Мы с Николаем тоже присоединились к процессии. Оглушенный Андрей Гермогенович не делал попыток сопротивляться. Руки, ноги, голова безвольно болтались в воздухе, будто у тряпичной куклы. Никто не разговаривал! Не издавал ни звука. Ночь. Луна. Молчаливые люди с горящими от гнева глазами, приговоренный к страшной казни колдун — все напоминало кадры из фильма о средневековье. Кое-кому это покажется варварством, дикостью, но хотелось бы знать, уважаемые господа гуманисты, как поступили бы вы, обнаружив голову своего ребенка в чьей-нибудь коллекции, полюбовавшись на изувеченное зверскими пытками тело тринадцатилетнего мальчика, насмотревшись вдоволь на дыбы, клещи, зубные сверла, иглы, щипцы для вырывания ногтей и прочие «игрушки», при помощи которых «развлекался» с вашими детьми «несчастненький» Андрей Гермогенович?! Если вы сами не сатанисты, то прекрасно поймете чувства этих людей, в мертвом молчании шедших в ту ночь творить справедливое возмездие!
