Наталья Солнцева - Загадки последнего сфинкса
– Что вы надеялись увидеть?
Дина готова была разразиться возмущенной тирадой, но тут ее память выдала факт, который оставался скрытым трагической смертью Власа. По сути, она еще не оправилась от шока, в который ввергла ее потеря мужа.
– Постойте… Так я же ее видела! Я ее видела!
Дина вспомнила, что в тот ужасный вечер заметила в коридоре вызывающе одетую женщину, весь вид которой недвусмысленно говорил о ее распущенности. Такая ни перед чем не остановится, чтобы завлечь мужчину, на все пойдет, чтобы соблазнить его. Неужели она была у Власа?
Время словно остановилось и вернулось в тот миг, когда рыжекудрая хищница смерила Дину презрительным взглядом. Нелепый балахон вместо вечернего платья, огромный живот, землистое, в пигментных пятнах, лицо… фи! Именно такую оценку прочитала в ее глазах беременная жена скрипача. У нее сразу упало настроение, захотелось повернуться и убежать подальше от нарядной публики, от надушенных и декольтированных дам, самоуверенных мужчин, закрыться в спальне, натянуть на голову одеяло и плакать, плакать…
Разговора с мужем не получилось. Влас нервничал – то ли как всегда перед выходом на сцену, то ли… испытывая неловкость перед женой.
– Ну, зачем ты пришла? Доктор же не велел!
Она так и не посмела спросить о той женщине … Он, естественно, ни о чем не заикнулся. Кто бы на его месте признался?
Вместо слов любви, которые она собиралась сказать ему, Дина рыскала взглядом по комнате, ища следы пребывания здесь рыжеволосой прелестницы. Что считать следами? Легкий беспорядок? Запах парфюмерии, приоткрытую форточку?
– Иди, дорогая, прошу тебя, – говорил скрипач. – Не заставляй меня волноваться.
И она, недовольная собой, недовольная им, послушалась. Как в бреду выскочила на улицу, села в такси. Мама была права, когда отговаривала ее ехать!
– Опишите, кого вы видели, – попросила Астра.
Вдова музыканта вздрогнула, словно очнулась, посмотрела пустыми глазами. Где это она? Снег, деревья…
– Что с вами?
– Мне… нехорошо, – пробормотала Дина. – О чем я говорила?
– Вы сказали, что кого-то видели в тот вечер.
– А… да… вульгарную особу из этих, которые вешаются на шею всем подряд. Они все на одно лицо. Яркие до неприличия, крашеные, в побрякушках с ног до головы.
– Можете отметить что-нибудь особенное в ее внешности?
– Волосы. Копна медной проволоки на голове!
«Задела она тебя за живое, – подумала Астра. – Вероятно, была дивно хороша собой!»
– Это она убила Власа! – горячо произнесла вдова.
– Почему вы так решили?
– Наверное, она ждала, когда я уйду: стояла у окна в коридоре, следила.
– За кем?
– За мной, конечно!
Эта новая деталь всплыла в памяти так же внезапно, как и первая. Теперь Дина могла поклясться, что вульгарная особа нарочно отвернулась в сторону.
– Вы узнаете ее, если увидите?
– Из тысячи. Она вся – ходячая особая примета! Раз увидел – не ошибешься.
– Вы знакомы с художником Домниным? – спросила Астра.
– Слышала… Модный живописец. Пишет портреты, кажется.
– Вы не заказывали ему свой портрет?
У Дины округлились глаза.
– Я? Нет…
– А ваш муж? Ну, может быть, он хотел сделать вам сюрприз?
Она подумала.
– Нет. Во всяком случае, мне об этом неизвестно.
– Как насчет вашей матери или свекрови? Они не заказывали Домнину своих портретов?
– Насколько я знаю, не заказывали. При чем тут портреты?
– В общем, ни при чем… к сожалению, – сказала Астра.
Она огорчилась. Единственная наметившаяся ниточка оборвалась.
В лице молодой вдовы что-то прояснилось.
– Вы же ясновидящая… вам и карты в руки, – выдавила она подобие улыбки. – Это вы должны мне описать образ убийцы.
– Я только учусь, – пошутила Астра.
Глава 12
Политтехнологи, которым господин Теплинский платил немалые деньги, предложили ему совершить поездку по городам и поселкам Московской области, поговорить с людьми в неформальной обстановке – что называется, выйти в народ, провести несколько благотворительных акций, посетить трудовые коллективы, многодетные семьи, раздать подарки.
Тому идея пришлась по душе, а вот жена встала на дыбы. Не поедешь!
До сих пор Инга не вмешивалась в его дела, не давала советов и тем более не позволяла себе командовать. Что на нее нашло?
– Я боюсь за тебя! – твердила она. – У меня плохое предчувствие.
Михаил Андреевич раздражался.
– Женские капризы, – парировал он. – Я поеду не один, с охраной, с целой свитой сопровождающих.
– Это тебя не спасет…
– Ты о том письме? – догадался супруг. – Брось выдумывать, дорогая. Если обращать внимание на каждого психически неуравновешенного гражданина, то лучше вообще из дому носа не высовывать.
– Жену Франца-Иосифа, императрицу Елизавету, убили прямо на улице… обычным напильником!
– Ну, ты хватила, – рассмеялся Теплинский. – Я не царских кровей, между прочим. Я выходец из простой интеллигентной семьи. Папа – врач, мама – учительница.
Он шутил, а она расплакалась.
– Знаешь, что я напишу в своих мемуарах? Мой политический путь был обильно полит слезами жены. Чем и горжусь.
– Тебе не придется их писать, – с каким-то безрассудным отчаянием вымолвила Инга. – Отложи поездку. Время, отпущенное тебе Сфинксом, истекает, а ты не принимаешь никаких мер.
«Нужно позвонить нашему доктору, – подумал Михаил Андреевич. – Нервы у Инги совсем расшатались. Дался ей этот Сфинкс! Впечатлительная натура, как все люди искусства».
– Прошу тебя, успокойся, – мягко произнес он, обнимая ее. – Что ты заладила? Сфинкс… Сфинкс… Забудь! Тот, кто хочет убить, не станет писать письма и загадывать идиотские загадки. Зачем настораживать жертву?
– Разве ты насторожился?
– У меня дел невпроворот: ничего не успеваю, полностью выбился из графика… Мне не до глупостей.
Инга отстранилась, глубоко вздохнула, вытерла слезы и… задала неожиданный вопрос:
– Миша, у тебя есть любовница?
Господин Теплинский решил, что слишком поспешно отвечать не стоит.
– Как ты могла подумать? – выдержав паузу, произнес он. – Что за фантазии приходят тебе в голову?
– Вот приходят…
– Гони их прочь! Наше семейное счастье нерушимо. Ты же знаешь, как я тебя люблю.
– Не хочешь отвечать?
– Я уже стар для любовных интрижек, – сказал Михаил Андреевич. – Для меня существуешь только ты.
В его словах звучала фальшь. Инга уловила ее сердцем преданной женщины, которая ни разу не покривила душой. Муж лгал. Правда со всей своей беспощадностью открылась перед ней и поставила на опасную острую грань – идти до конца или остановиться на достигнутом рубеже.
Госпожа Теплинская не нашла в себе сил продолжать.
– Что ж, поезжай… – устало выдохнула она. – Видно, так надо.
Водитель позвонил из машины, и политик с облегчением чмокнул жену в бледную щеку. Выяснение отношений откладывается на неопределенный срок. И прекрасно!
Как многие мужчины, Михаил Андреевич хотел иметь семью и притом не стеснять своей свободы. Он имел на это право. Его супруга ни в чем не нуждалась, он не собирался разводиться с ней, не собирался ни в чем ущемлять ее. Он безропотно и самоотверженно нес все бремя ответственности за их материальное благополучие, улаживал все семейные проблемы, решал хозяйственные вопросы, заботился о здоровье Инги, обеспечивал досуг, отдых на престижных курортах, угождал, исполнял все ее желания, как собственные.
Разве он не заслужил маленького удовольствия, чисто физического, ни к чему не обязывающего? Секс имеет свойство приедаться, а стремление человека к разнообразию неистребимо. Как ни любил Теплинский свою жену, он давно перестал получать в постели с ней то исступленное наслаждение, за которое продают душу дьяволу . А может, и вообще не получал… даже на заре их брака. Он был старше Инги, и когда жизнь пошла на исход, ему захотелось бурных и непристойных ласк, как последней награды на тернистой тропе бытия.
Предложить нечто подобное жене он не осмелился бы. Он по-настоящему уважал ее, не допуская и мысли, чтобы склонять ее к такому. Она была его спутницей, его другом, образом, на который он молился, его мечтой, порхающим ангелом в белом прозрачном наряде и сверкающей в волосах короне, сильфидой . Так он называл ее в минуты страсти, трепетной и священной, не той, какую он переживал в объятиях продажной женщины.
Михаил Андреевич совершенно искренне считал, что не изменяет Инге. Какая же это измена, если его сердце принадлежит только ей одной? Физическое влечение имеет мало общего с любовью, почти ничего. За сиюминутное удовлетворение своих эротических грез он щедро платил любовнице, причем эти деньги абсолютно не влияли на бюджет семьи. Так же как эта его тайная интимная жизнь не влияла на отношение к жене.
