Камилла Лэкберг - Призрачный маяк
— Да, это я вам звонил. Меня зовут Патрик Хедстрём, а это моя коллега Паула Моралес.
Обменявшись любезностями, все присели.
— Я собрал то, что вы просили, — сообщил Нильс-Эрик Лунд, доставая папку с документами.
— Большое спасибо. Помните ли вы что-нибудь о пребывании Матса Сверина в этой больнице?
— У меня тысячи пациентов каждый год. Просто невозможно помнить всех. Но больничные журналы освежили мне память… — Он задумчиво почесал седую бороду. — Пациента доставили к нам с серьезными травмами. Его сильно избили. Судя по всему несколько человек. Но подробности вам лучше спросить у полиции.
— Мы с ними еще будем говорить. Но у вас наверняка сложилось свое мнение о пациенте и характере травм. Нам пригодится любая информация.
— В таком случае я не буду перегружать вашу голову терминами. Обобщая, могу сказать, что пациента били ногами по голове, это вызвало небольшое кровоизлияние в мозг, а также переломы костей и разрывы связок. Все его лицо было одним сплошным синяком. Мы также констатировали сломанные ребра и разрыв селезенки. Ему немедленно сделали операцию. Мы также сделали рентген, чтобы определить масштабы кровоизлияния в мозг.
— Был ли риск для жизни? — спросила Паула.
— Положение было критическое. Пациента доставили в больницу без сознания. Поскольку кровоизлияние в мозг было небольшим, мы сосредоточились на травмах в брюшной полости. Боялись, что сломанные ребра могут проткнуть легкие.
— Вам удалось стабилизировать его состояние?
— Осмелюсь сказать, что мы совершили чудо. Все действовали быстро и эффективно. Прекрасный пример командной работы.
— Матс рассказывал о том, что случилось? — спросил Патрик.
Нильс-Эрик задумался, снова почесывая бороду. Удивительно, как в ней еще волосы остались от такого обращения.
— Нет, я ничего такого не помню.
— Он чего-нибудь боялся? Кто-то ему угрожал?
— Не помню. Но прошло уже много месяцев с того случая. У меня слишком много пациентов. Об этом вам лучше спросить у полиции.
— В больнице его кто-нибудь навещал?
— Наверняка. Я не помню.
— Благодарим за то, что нашли для нас время, — произнес Патрик, поднимаясь. — Это копии? — спросил он, кивая на папку на столе.
— Да, это для вас, — врач тоже поднялся.
По дороге к выходу Патрика посетила идея.
— Может, заглянем к Педерсену? Посмотрим, что он нам скажет.
— Конечно, — кивнула Паула и поспешила за Патриком, который на этот раз быстро нашел путь.
Её еще подташнивало, а больничная атмосфера только усугубляла это состояние. И вряд ли визит в морг прибавит ей бодрости.
* * *Ее жизнь потеряла всякий смысл. Каждый день Сигне вставала, готовила завтрак, обед, ужин, но никто не мог есть. Она убиралась в квартире, стирала белье, варила кофе, который никто не пил. Она делала все то же, что и обычно, в попытке имитировать ту жизнь, которая у них была всего несколько дней назад. Но в душе она была мертва. Мертва, как Матте. Это ее тело перемещалось по дому, тело без души, потому что душа ее умерла.
Сигне присела на диван, выпустив из рук щетку пылесоса. Гуннар сидел за кухонным столом. Там он молча просиживал целыми днями. Они словно поменялись ролями. Гуннар не мог пошевелиться, в то время как ей приходилось немыслимым усилием воли заставлять себя дышать и жить дальше. Посмотрев на затылок мужа, она, как много раз раньше, отметила, что Матте унаследовал его волосы. Но у нее теперь не будет внука, маленького светловолосого мальчика, который унаследует эту прядь волос на затылке. Или девочки. Она так мечтала о внуках… Пол для нее не имел никакого значения. Как ей хотелось иметь внуков, чтобы баловать их, давать конфеты до ужина, задаривать подарками на Рождество! Малыш с глазами и ртом как у Матте. Сколько лет она ждала, когда он приведет домой девушку и представит ее родителям… Сигне гадала, какой она будет. Похожей на нее? Или прямой ее противоположностью? Сигне никогда не была бы злобной, как свекрови в анекдотах. Она не стала бы совать нос в их брак. Просто помогала бы им во всем и сидела бы с детьми.
Но Матс никого им не показал. Сигне уже начала думать, что ему нравились мужчины, а не женщины. А если дело в этом, о внуках можно забыть. Но главное, что он счастлив. Однако Матс так никого им и не представил — ни мужчину, ни женщину. И теперь у них не будет ни внука, ни внучки со светлыми кудряшками, которые выпрашивали бы сладости перед ужином. И подарки на Рождество не нужно будет покупать. Только одна большая пустота внутри. Их ждет одинокая и грустная старость. Сигне посмотрела на Гуннара за столом. Ради чего им теперь жить? Ради кого?
* * *— Ты хотел поехать с ними в Гётеборг? — спросила Анника у Мартина через экран компьютера. Он был ее любимчиком в участке.
— Да, — признался тот, — но здесь у нас тоже важные дела.
— Знаешь, почему Патрик взял с собой Паулу? — спросила Анника.
— Неважно. Патрик сам выбирает, с кем ему ехать.
Ответ показался не слишком правдоподобным. До появления Паулы Патрик всегда брал с собой Мартина. Конечно, в участке тогда и выбрать было не из кого, но все равно Мартину было обидно.
Патрик видел, что Паула грустит, и решил, что поездка отвлечет ее от грустных мыслей.
— Да? А я ничего не замечал. — Мартину стало стыдно за свою невнимательность. — Что с ней случилось?
— Понятия не имею. Паула не любит рассказывать о своей жизни. Но я согласна с Патриком: она на себя не похожа.
— Я бы тоже был сам не свой, если бы мне пришлось жить с Мелльбергом в одном доме.
— Согласна, — рассмеялась Анника, но тут же помрачнела: — Но вряд ли мы что-то из нее вытянем. Придется ждать, пока Паула сама все не расскажет. По крайней мере, мы знаем, почему он позвал с собой ее, а не тебя.
— Спасибо, — Мартину все еще было стыдно за свою реакцию. В самом деле, так ли важно, кто какую работу делает… Ну что, приступим? — сказал он, потягиваясь. — Хорошо бы накопать что-нибудь к их возвращению.
— Прекрасная идея, — ответила Анника, возвращаясь к компьютеру.
* * *— Ты о нем вспоминаешь? — спросил Андерс, пригубив кофе. Они с Вивиан договорились вместе пообедать в «Лилла Берит», где можно было избежать суеты «Бадиса».
— О ком? — переспросила Вивиан, хотя и так понятно было, кого он имеет в виду. Костяшки пальцев, сжимавших кружку, побелели.
— Об Улофе.
Они всегда называли его по имени. Андерс настаивал на этом. Улоф был достоин такой памяти.
— Да, иногда, — ответила Вивиан, отводя взгляд. В окно было видно лужайку.
Деревня проснулась к жизни после долгой зимней спячки. Казалось, она расправляет спину, разминает плечи, выпускает людей на улицу, готовясь к летнему безумию, так резко контрастировавшему со спокойствием, царившим здесь весь остальной год.
— И о чем ты думаешь?
Вивиан резко повернулась к Андерсу.
— Почему ты вдруг о нем заговорил? Его больше нет. Все это не имеет значения.
— Не знаю. Это на меня так Фьельбака действует. Не знаю почему, но мне здесь спокойно. Настолько спокойно, что я снова о нем думаю.
— Не стоит привыкать к Фьельбаке. Мы здесь долго не задержимся, — прошипела Вивиан и тут же пожалела о своей реакции.
Она злилась не на Андерса, она злилась на Улофа. Зря Андерс о нем заговорил. Какая в этом польза? Сделав глубокий вдох, она собралась с мужеством и попыталась ответить брату. Все-таки Андерс всегда поддерживал ее, следовал за ней повсюду, защищал ее… он заслуживает ответа.
— Я думаю о том, как сильно его ненавижу, — сжала челюсти Вивиан. — Думаю о том, как много он у нас отнял, как сильно нам навредил. А ты? Разве ты думаешь не о том же?
Ей стало страшно. Ненависть к Улофу всегда объединяла их. Она подпитывала их союз энергией, заставляла их держаться вместе, помогала преодолевать все преграды.
— Не знаю, — сказал Андерс, обращая взгляд к морю. — Может, настала пора…
— Пора для чего?
— Пора простить его….
Вот они и прозвучали. Слова, которые ей не хотелось слышать. Разве можно простить Улофа? Это ведь он отнял у них детство, превратил их в несчастных и одиноких людей, цеплявшихся друг за друга, как утопающие за доску.
— Я много об этом думал, — продолжил Андерс. — Мы не можем так жить, Вивиан. Не можем постоянно бежать. Мы бежим от того, от чего нельзя убежать, — от самих себя. — Он ткнул себя в висок, взгляд его был полон решимости.
— И что ты пытаешься сказать? Ты передумал? — спросила Вивиан, чувствуя, как слезы набегают на глаза.
Неужели он ее бросит? Покинет? Предаст, как Улоф?
— Мне кажется, мы ищем сокровище, которого в реальности не существует, полные уверенности в том, что стоит нам его найти — и Улоф исчезнет.
Вивиан зажмурилась. Она хорошо помнила грязь, запахи, людей, Улофа, который ненавидел их с Андерсом. Он говорил, что им не стоило появляться на свет, что они — наказание за его грехи. Для него они были уродливыми, глупыми, отвратительными. И это они были причиной смерти их матери. Вивиан открыла глаза. Как может Андерс даже думать о прощении? Ведь это он защищал ее своим телом от гнева Улофа! Сколько раз ему доставались удары, предназначенные ей…
