Данил Корецкий - Освобождение шпиона
Это был мир небожителей, солдатам и обслуге вход сюда заказан, поэтому Башнабаш вернулся в отсек для простых людей и оборудовал себе достаточно комфортабельное жилище в казарменном отсеке. Сработал тут не только врожденный и воспитанный аскетизм, но и лукавая крестьянская предусмотрительность. Дескать, когда придут особисты и начнут свое расследование, то каждый увидит: боец не пользовался привилегиями высшего руководства, а добросовестно и скромно нес солдатскую службу. Для подкрепления этого впечатления он на следующий день перевез на тачке сторожевой «грибок» из палаточного лагеря на площадку Разлома, установил его там как символ того, что прилегающая к Бункеру территория находится под надежной охраной.
Но ни особисты, ни следующая смена, ни аварийная команда — никто не приходил. И месяц, и год, и два, и десять, и пятьдесят…
Глава 5
Бруно Аллегро
г. Москва, воля
Бруно уже знал, что старый хозяин вышел из дела и продал цирк одному чудаку, своему бывшему однокласснику. По слухам, чудак этот владел еще страусиной фермой в Подмосковье и передвижным луна-парком. По тем же слухам, он рассчитал всех цирковых алкоголиков — Диму Царева, известного как «Карла-бодун», воздушных акробатов Васика и Колю, добряка Гошу, бесконечно катавшего старый номер с кошками и голубями, клоуна Нолика и даже предсказательницу будущего Несравненную Госпожу Надин (в миру — Надьку Самойлову), которую Бруно помнил еще исполнительницей трюков с обручами и ведущей абсолютно трезвый образ жизни. В общем, поменялось много.
«Непоправимо много», — мог бы сказать Бруно, поскольку, кроме алкоголиков, наркоманов и токсикоманов, в «Капотнинском Шапито Лилипутов» никто никогда не работал. Даже старый шимпанзе Джус, выступавший в номере «Смертельная схватка с Кинг-Конгом», даже он без стопаря на сцену не выходил.
— И кто у вас остался тогда? — спросил он напрямую. — Уборщица Клава? Питон Харитон?
— Харитон умер прошлой осенью, — сказал Игорь Игоревич.
Он и был тот самый чудак. Странный тип. И офис у него какой-то странный, весь фотками завешан, а на фотках одни страусы.
— Это, блядь, впечатляет! — Бруно красиво развалился в кресле, закинув ногу на подлокотник. — Может, это уже не цирк? Может, вы называетесь как-то по-другому? «Большая уборка»? «Влажное шоу уборщицы Клавы»? — Бруно посмотрел на стену. — Или… «Страусиные Бедрышки»?
Он громко рассмеялся.
— Нет, что вы, что вы… — осторожно сказал Игорь Игоревич, избегая резких движений.
Ему наверняка рассказывали о Бруно.
— Так чем вы тут занимаетесь, я не понимаю? — Бруно сбросил ногу и энергично крутнулся в кресле. — Если есть артисты, я так понимаю, если есть имена — значит, и касса в порядке, и деньги рекой, и все такое. А какие у вас имена? Кто? Откуда? Вы даже Гошу погнали, его в Капотне хотя бы местные синюги знали, они вместе с утра возле детского садика похмелялись! Они ж мычали, хрипели, они ж аплодировали, когда Гоша на арену выходил! Это ж такое начиналось!.. А кто у вас сейчас? Кто? Кто вам будет аплодировать? Я не знаю! Имена нужны! Уровень нужен!
Игорь Игоревич задумчиво смотрел на Бруно. Он находился в некотором замешательстве. Только это было связано не с отсутствием громких имен, скорее даже наоборот — это было связано с присутствием в его офисе нахального бородатого карлика, который вел себя так, будто он по меньшей мере начальник налоговой инспекции. При этом Игорь Игоревич, чей бизнес тесно связан с маленьким народом, был хорошо наслышан о криминальных связях Бруно и его буйном нраве. Сердце подсказывало Игорю Игоревичу, что нахала следует взять за шиворот, приложить бородатой мордой об стол и выбросить вон, наподдав для верности ногой под зад. Трезвый же разум говорил, что в таком случае он вряд ли придет сегодня домой ужинать под красное вино и вряд ли ему вообще когда-нибудь понадобится ужин, красное вино или что-то в этом роде.
— Видите ли, у нас на следующей неделе состоится премьера новой программы, — сказал Игорь Игоревич подчеркнуто вежливо. — Очень насыщенная программа, и громкие имена там тоже как бы…
— Говно твои имена! — расхохотался карлик ему в лицо. — Да назови мне хоть одно, которое сравнится с Бруно Аллегро! Хоть на километр сравнится! Ну? Кто?
Тут Игорь Игоревич допустил ошибку, поняв вопрос буквально.
— Скажем, Султан-Рахим… Чем не имя? У него свой номер «Кентавры на арене», очень приличный, я бы сказал…
— В жопу засунь своих «Кентавров», долбоёб!! — проорал Бруно страшным голосом, оказавшись с ногами на столе прямо перед опешившим Игорем Игоревичем. — Твой Султан тарелки мыл и в уборной моей подметал, когда я всю Москву на уши ставил! И был счастлив, потому что это его уровень! А мой уровень вот!
Карлик шагнул по столу, сметая бумаги и хрустнув новеньким «паркером», грозно навис над Игорем Игоревичем. Правое колено его упиралось Игорю Игоревичу в лоб, и это, надо понимать, был истинный масштаб личности Бруно Аллегро, его уровень, его натуральные габариты по сравнению с представителями племени дылд. Но и этого карлику показалось мало. Он подпрыгнул, ухватился рукой за светильник, подтянул ноги, сделав «уголок». В следующую секунду в потолке что-то треснуло, крепление светильника выскочило из бетона, и Бруно полетел вниз. Но не упал, не растянулся, а ловко соскочил обратно на стол, держа в руке плафон на обрывке провода. Плафон он небрежно отбросил в сторону и сказал, присев на корточки:
— Это хуйня. Я тебе сделаю кассу. «Бруно Аллегро! Триумфальное возвращение Человека-Ядра! Смертельный номер, покоривший Париж, Лондон и Гавайи!». Крупными буквами на фоне языков пламени. Через год у тебя будет свой остров в Индийском океане, по нему будут бегать страусы и загорелые бабы. Или тебя бабы не прикалывают?
— Чего? — проговорил Игорь Игоревич, красный, как помидор. Он оторопело взирал на свой разоренный стол.
— Тогда только страусы. Зацени, дылда: за выступление я прошу каких-то триста пятьдесят долларов. Триста пятьдесят! — повторил он, тыча коротким пальцем в голову Игоря Игоревича. Тот каждый раз вздрагивал и пытался отстраниться. — Это ровно в три раза меньше, чем я брал на Гаваях! А уже через год ты в «Форбсе» в первой сотне миллионеров, весь в страусиных перьях, под знойным солнцем среди пальм! Триста пятьдесят долларов, я не шучу!
Даже страусы на фотографиях удивленно вытянули свои шеи. Некоторые, правда, спрятали головы в песок. Игорь Игоревич, пятясь, встал со стула, странно как-то взмахнул руками перед лицом (очень странный тип) и проговорил:
— Вы с ума… Я не… Вы просто… Триста пятьдесят… Я вас даже… Да кто вы такой?!
Бруно отреагировал на удивление спокойно. Он спрыгнул на пол, отряхнул штаны и сказал вполне доброжелательно:
— Ты что, дурачок? Я — Бруно Аллегро, Человек-Ядро, сколько можно говорить. Тебе, может, написать на бумажке большими буквами?
Он огляделся в поисках подходящей бумажки.
— Нет, я кроме шуток. Я тот самый, настоящий Бруно Аллегро. Я понимаю: по стране гуляют сотни маленьких уёбков, которые выдают себя за Бруно Аллегро и собирают полные залы. Но я и есть он, я как бы первоисточник, если ты понимаешь, о чем я. Дошло?.. Куда ты еще звонишь? Зачем тебе телефон? Я тебе точно говорю, чудак ты человек, можешь не проверять.
Ничего Игорь Игоревич не проверял. Он разрывался между желанием повесить карлика на торчащем из потолка обрывке провода и не менее сильным желанием вернуться к ужину домой. Поэтому Игорь Игоревич звонил в охрану.
— Это пост? Офис двадцать восемь, срочно! — сказал он в трубку, кося глазами на стоявшего перед ним Бруно. — Какой-то сумасшедший, он требует денег!.. Срочно, говорю вам!
— Тебе что, триста пятьдесят жалко? — искренне удивился Бруно. Он с силой пнул ногой стул, отчего тот разлетелся на части, поднял с пола выломанную ножку, постучал ею по ладони, примериваясь. Оглянулся на дверь, оценивающе посмотрел на потолок, на окно.
— Ладно, дылда, пусть будет триста. Но это мое последнее слово, учти…
* * *Десять минут спустя Бруно величественно пересек 1-й Капотнинский проезд в неположенном месте, показал: «От винта!» обсигналившему его автобусу и пошел в юго-западном направлении. По дороге он продолжал отряхивать испачканные в земле и какой-то штукатурке брюки, прилаживал на место полуоторванный рукав куртки и изрыгал в пространство кубометры отборного мата. Прохожие предусмотрительно обходили его стороной, уступали дорогу, одна веселая парочка даже сделала руки «воротцами», через которые Бруно прошел, как через Триумфальную арку.
Он успокоился только на пустыре, который местные жители давно прозвали «Ареной». То есть не совсем успокоился, просто перестал громко ругаться. Замолчал. Пустырь был огорожен по кругу пестрыми разрисованными вагончиками, за которыми полоскался на ветру огромный зеленый шатер цирка шапито, похожий на гладь моря, вздыбленную выпрыгнувшей вверх рыбиной.
