Данил Корецкий - Менты не ангелы но...
— И ничего с той поры не изменилось: и панели полированные с шестой фабрики, и вот это панно деревянное, вроде как волна, и плитка на полу, — продолжал Зеленин, потирая сухие ладошки. — Тогда ведь купить ничего нельзя было, все «доставали» по блату. И строил «Волну» вроде райпищеторг, а фактически сам Аванес строил, и хотя считался директором, а уже тогда был хозяином…
— Подожди, Семеныч, дай хоть слово сказать, — перебил его Видин, и торжественно встал с рюмкой в руке. — Давайте поднимем этот тост за наш профессиональный праздник, за нашу профессию, которая очень нужна людям, за наши семьи, наших жен и детей, которые терпеливо ждут нас дома!
Стулья опять противно заскребли по плитке. Все встали, чокнулись, выпили, снова сели и принялись жадно закусывать.
— Сегодня у нас есть еще один хороший повод: лейтенант Звягинцев должен представиться по случаю получения очередного звания, — так же торжественно объявил Сан Саныч.
Застолье одобрительно зашумело. Виновнику торжества до краев налили стограммовый стаканчик. Сергей осторожно опустил в него две золотистые звездочки, так что водка выпятилась мениском, встал, аккуратно поднял стакан и, отставив локоть, поднес ко рту.
— Товарищ подполковник, — обратился он к Видину. — Лейтенант Звягинцев представляется в связи с присвоением звания старший лейтенант!
Он залпом выпил, выплюнул в руку звезды, стал по стойке смирно.
— Товарищ подполковник, старший лейтенант Звягинцев звание представил и обмыл!
— Молодец, Сергей! — одобрительно кивнул начальник. — Из тебя толк получится. Скоро и майора обмывать будешь!
Звягинцев польщенно улыбнулся. Звякали о тарелки вилки и ножи, хрустели разрываемые цыплята, булькала водка.
— Ладно, я с вами прощаюсь, надо пойти руководству доложиться, — сказал Видин, поднимаясь. — Старшим по столу оставляю Анатолия!
Он похлопал Ефимова по плечу.
— Значит, так: знайте меру, ведите себя соответственно… Да! — подполковник нахмурил брови. — Оружия ни у кого нет?
— Нет, Сан Саныч, откуда? — успокоил подполковника Ефимов. — Все будет нормально!
После ухода начальника все раскрепостились. И наливать стали чаще, и есть больше. Поднимали тосты за здоровье, за родную милицию, за всех собравшихся, которые, несомненно, являются лучшими представителями профессии.
— А знаете, какой афоризм я слышал про милицию? — вдруг спросил Валя Шаров — молодой симпатичный парнишка по прозвищу Студент. Может, так его называли за внешний вид школьного отличника, а может, потому, что он действительно заканчивал юрфак.
— Какой еще афоризм? — удивился Бобрин.
— А вот такой: в милицию идут работать или преступники, или дураки, или святые, но последние в ней не задерживаются…
— Это какой-то враг придумал! — покачал головой Бобрин. — Получается, что мы все — дураки и преступники?
— Или не успевшие уволиться святые, — саркастически улыбнулся Шаров.
— Где ты такую х-ню собираешь? — рассердился Ефимов. — Пей, гуляй, веселись! И думай о своих показателях, а они у тебя нулевые! Вот лучше расспроси нашего ветерана, как он работал!
— Раньше другая работа была, — охотно сказал Зеленин. — Только рассветать начало, я еще сплю, а мой человечек стучит в окошко: Кащей ларек привокзальный подломил, вещи у Маруськи Климовой! Ну, умываюсь, одеваюсь, бреюсь, иду в отдел, беру наряд, еду к Маруське, изымаю все, Кащея определяю в КПЗ и — пошел домой завтракать. В девять продавщица из того ларька прибегает с заявой, плачет, а преступление уже раскрыто и вещи — вот они!
— Давайте за Семеныча нашего выпьем, — говорит Звягинцев. У него хорошее, веселое настроение и слегка шумит в голове. — С ветеранов нам всем надо пример брать!
— Спасибо, ребятушки, спасибо! — благодарит Зеленский, не переставая есть — он явно голоден.
— А правда, что вы самых опасных преступников в одиночку задерживали? — спросил Шаров.
Ветеран кивает, прожевывая.
— Я ведь как делал: узнал на вокзале Федьку Крюка, а тот во всесоюзном розыске! Подхожу, спрашиваю: мил-человек, не видел, как из камеры хранения чемодан украли? Тот сразу рожу кирпичом: нет, не видел! Ну, говорю, пойдем, протокол подпишешь, дело минутное… Я в форме, на конфликт идти ему резону нет, легче действительно подмахнуть бумагу — и дело с концом… А заходим в пикет, я ребятам мигнул, они и навалились… Был Крюк — и весь вышел…
Компания постепенно расслаивалась на отдельные группы. Участковые постарше сгрудились вокруг Ефимова, несколько человек поздравляли Звягинцева, многие окружили Семеныча, который славился умением рассказывать байки.
— Люди, конечно, другие стали, — рассказывал раскрасневшийся ветеран. — Вот в шестьдесят восьмом я в Верхнеречном районе работал участковым, и был у меня внештатник — Василий. Вообще-то, он по линиям всех служб оформился внештатником: и в уголовном розыске, и в ОБХСС, и в пожарном надзоре — удостоверения по всем карманам распиханы… По специальности — электрик, но грамотный: уголовный кодекс читал, учебники юридические; другое дело — как понимал… Но была у него сила…
Зеленин сжал ссохшийся кулачок, поднял, потряс.
— Сила духа, настырность, упорство… Знаете, как он с начальником РОВД связывался? Выходил в поле, надевал «кошки», поднимался на столб, подключал трубку к проводам и разговаривал. Чтобы никто не подслушал служебные тайны…
— Во дает! — засмеялся Шаров.
Ветеран кивнул.
— Да, это был фанат. Сосед у него был, фамилия Дрищенко, до сих пор помню, комбикорм воровал, а он его решил взять с поличным. Набрал бутербродов и три дня просидел в стоге сена, следил за домом. И поймал-таки!
Участковые только головами покивали.
— Сегодня никто из штатных сотрудников так за дело не переживает!
— Мало того, Дрищенко в отказ пошел, так Василий и на его мать собрал компрматериалы: как она молоко с фермы выносила, как доску казенную взяла крыльцо починить, как с соседкой подралась! И добился своего — «расколол» соседа, дело в суде прошло…
— Ну, это ва-а-ще! — развел руками Жбанов и расправил согнутую спину, даже ростом выше стал.
— Я ему объяснял, что в тюрьму нужно сажать только того, кого нельзя оставлять на свободе. А Василий считал, что «посадить» нужно каждого, кого можно ущучить. Как-то приехал ко мне в четыре утра, глаза горят: поймал расхитителя зерна — полцентнера из бункера комбайна отсыпал. «Поехали, — говорит. — Материал оформим!» А там бездорожье, распутица, в один конец пять часов ехать! Говорю: да предупреди ты этого злодея — и дело с концом! Он психанул, неделю со мной не разговаривал…
— Такого представителя общественности сейчас днем с огнем не сыскать! — сказал Шаров. — Давайте за него и выпьем!
— Погоди, я доскажу, — продолжил ветеран. — Однажды он такую бурю поднял! Зафиксировал, что с птицефабрики вывезли 1200 утиных яиц и скормили свиньям. А это по тем временам — у-у-у-у! Вопиющая бесхозяйственность, а может, и преступление! Собрал материал, отвез в УВД области, копии отослал в облисполком, на радио обратился, в газету… Такой шум поднялся, такой скандал раскрутил! А оказалось, кабану-производителю по рациону положено в день три яйца, на свиноферме 400 кабанов, а значит — все правильно и совершенно законно!
— А как же его терпели, такого наступательного да принципиального? — спросил кто-то.
— Да не терпели. Кур потравили, потом корову… Односельчанин его с ножом подстерегал, да по ошибке ударил другого. Ну, мы приехали, задержали преступника, посадили в «УАЗ», а тут и Василий подоспел — с патронташем, с ружьем, будто на охоту собрался. «Где этот гад? — кричит. — Я его на куски порву!» Вася худющий и ростом — метр с кепкой, а задержанный — богатырь двухметровый, он так рвался наружу, чуть машину не перевернул!
— И чем все это закончилось? — спросил Жбанов.
Ветеран развел руками.
— Пошел Василий линию электропередач проверять. Отключил ток, как положено, повесил предупредительную табличку: «Не включать, работают люди!» И полез на столбы — один, второй, третий… А кто-то взял, да и включил рубильник! Его током шарахнуло, руки обгорели, слетел с высоты и разбился. Отвезли его в больницу, а на третий день он преставился…
Зеленин размашисто перекрестился.
— И знаете, что интересно? Следователю прокуратуры он сказал, что сам забыл отключить ток! А мне шепнул: «Чтобы не вешать на отдел нераскрытое преступление…»
Зеленин помолчал.
— И попросил похоронить его на бугре над Доном, а тело вначале пронести по всем улицам села под траурную музыку, чтобы убийцу замучила совесть и он явился с повинной…
— И что, выполнили эту его просьбу? — спросил Шаров.
Зеленин бросил на него быстрый взгляд и чуть заметно улыбнулся.
— Нет, конечно.
