Эпидемия D - Джереми Бейтс
Я затормозил так резко, что шлепнулся на землю и поздоровался пятерней с тротуаром. С трудом поднявшись на ноги, я рванулся по дорожке к церкви, а Зверь перемахнул через трехфутовую живую изгородь, что ограждала церковные владения. Он неловко приземлился, сделал кувырок, тут же вскочил – и по диагонали через лужайку понесся прямо к нам, не теряя ни секунды.
Да, он был настроен серьезно.
Хомяк на полной скорости врезался в арочные двери из красного дерева. Пухлыми пальцами нащупал черные кованые дверные ручки, но я уже понял – нам хана. Двери будут заперты. И мы в ловушке. Зверь швырнет меня носом в бордюр, а потом топнет по затылку, и прощай зубы…
Одна из дверей со свистом распахнулась на хорошо смазанных петлях. Хомяк завизжал от облегчения. Боясь оглянуться через плечо – Зверь точно у нас на хвосте! – я втолкнул Хомяка внутрь. На четвереньках мы стремглав проскочили по лесенке с голубым ковром и ворвались в неф. Пробежали по проходу между дубовыми скамьями, куда обычно, распихивая друг друга, садились прихожане.
– Стоять! – скомандовал Зверь за нашими спинами.
Мы остановились. Не знаю почему. Скорее всего, просто потому, что бежать нам было некуда… возможно, верили, что тут нам сам черт не страшен. Все-таки мы в церкви. Под присмотром Бога. Это каким дураком надо быть, чтобы тронуть нас в Его доме. Правда?
Неправда.
Хомяк громко пыхтел, как бульдог его сестры, когда гонялся за теннисными мячиками на загаженном дворе у них за домом. Мое сердце тоже барабанило по ребрам что было мочи, а ноги так и подкашивались.
Мы оба повернулись лицом к нашей судьбе.
Мы не знали, как на самом деле звали Зверя, но «Зверь» для него было самое то. Каким-нибудь здоровяком с патлами он не был. Но весь состоял из мускулов. Широченные икры над узкими лодыжками, жилистые предплечья, мощные бицепсы, на шее – уродливые жилы культуриста. К тому же чисто внешне – законченный псих. Возможно, из-за маниакального блеска в темных глазах или пульсировавшей на лбу вены он напомнил мне Бонера из «Болезни роста» – или его злобного близнеца.
– Всё, считай, вы оба – покойники, – прорычал он с не предвещавшей ничего хорошего ухмылкой.
– В этот раз мы ничего не делали! – запротестовал Хомяк.
– Вы обозвали меня мудаком.
Он приближался к нам, медленно и угрожающе. Его руки были сжаты в кулаки.
То, в чем он нас обвинял, было правдой. В прошлый раз мы назвали его мудаком… между прочим, за дело.
В начале месяца, на второй день нового учебного года мы с Хомяком ехали на велосипедах в чатемскую школу, где вместе учились в восьмом классе. С тех пор, как три года назад мы стали лучшими друзьями, по утрам всегда ездили в школу вместе. Мы ехали на север по Кроуэлл-роуд и тут в первый раз встретили Зверя. Он нес здоровенную ветку, которую, наверное, отодрало от дерева во время ночной бури. Он держал ее поперек тела, и она перегородила весь тротуар, вынудив нас с Хомяком съехать на дорогу. Когда мы проезжали мимо, он одарил нас пресной улыбкой, довольный неудобствами, которые нам причинил.
Приподнявшись на педалях велосипеда и крутясь взад-вперед, чтобы удержать равновесие на малой скорости, я обозвал его мудаком.
Он моргнул, не в силах осознать, что какой-то шкет позволяет себе так дерзить старшему.
– Что ты сказал, пентюх?
Чувствуя себя уверенно на своем велосипеде, Хомяк крикнул:
– Сказал, пентюх, что ты мудак!
Безумные глаза Зверя стали еще безумнее. Он отшвырнул ветку… потом один за другим снял ботинки – и бросился за нами.
Мы помчались прочь. Мой велик был на высокой передаче, и я не мог разогнаться так быстро, как Хомяк. Я нажал на кнопку передачи, и цепь велосипеда со ржавым щелчком переключилась на другую. Я уже начал вовсю крутить педали, и тут Зверь цапнул мой рюкзак. Я слышал, как его босые ноги шлепают по дороге у меня за спиной, и сообразил, что теряю скорость. Понял: мне конец, крышка. И что меня, как старину Шалтая-Болтая, уже не соберет никакая королевская рать.
Но каким-то чудом я вырвался.
Зверь бежал за нами еще с десяток ярдов, потом остановился и давай честить нас на чем свет стоит. А мы дразнили его с безопасного расстояния. Конечно, что называется, не от большого ума. Раз он утром шел по Кроуэлл-роуд (скорее всего, к остановке автобуса для старшей школы на углу Кроуэлл и Главной), значит, жил где-то поблизости. А наша школа была как раз на Кроуэлл, значит, мы запросто могли пересечься с ним снова, либо по дороге в школу утром, либо по дороге домой после полудня.
Вот мы и пересеклись – утром.
– Мы же пошутили, – сказал Зверю Хомяк. – Честно.
– Да ну? – сказал тот и ухмыльнулся так, что его всего перекосило. – Сейчас я вам так врежу, что будете сопли глотать и запивать своими ссаками, ясно?
– Ты не можешь бить нас в церкви, – запротестовал я.
– Спорим, могу?
Кто-то позади нас откашлялся. Мы с Хомяком обернулись.
Задняя стена церкви была отделана деревянными панелями. Между двумя мрачными витражами висело такое же мрачное распятие. Справа от укрытого белой тканью алтаря, у только что закрытой двери стоял отец Берридж. Вместо занятного прикида для воскресной утренней мессы на нем были черные джинсы и черная рубашка с белым воротничком священника – мол, я такой же, как вы, только чуть более праведный. Из-под очков в черепаховой оправе на нас смотрели глаза стального цвета. Он явно не обрадовался, обнаружив трех пацанов, решивших порезвиться у него в святилище.
– Он хочет нас избить! – воскликнул Хомяк, тыча жирным пальцем в сторону Зверя.
– Они меня обозвали…
Взмахом божественной руки отец Берридж прервал все возражения.
– Сегодня никто никого бить не будет, – объявил он сурово. – Ни в этом Божьем доме, вообще нигде в городе. Ни сегодня, ни в любой другой день, если на то пошло. Если я о чем-то таком услышу, обязательно поговорю с вашими родителями.
– Да вы моих родителей в глаза не видели! – огрызнулся Зверь. Надо же, хватило наглости спорить не только со взрослым, но и со священником. Он вызывающе добавил: – Мой отец не живет в Чатеме, а мама тоже в церковь не ходит. Так