Второй выстрел - Вера Михайловна Белоусова
Вообще-то рассуждать на эту тему совершенно бессмысленно, тут есть что-то, чего словами не опишешь. Самое странное, что его обаяние действовало не только на женщин. Сколько раз я видел — люди, относившиеся к нему без всякой симпатии, как по мановению волшебной палочки, меняли свое мнение, стоило только ему захотеть. Черт его знает, как ему это удавалось… Во всяком случае, свои возможности он использовал на всю катушку.
По образованию отец был юристом. Последние несколько лет он работал главным редактором одной довольно крупной газеты умеренно консервативного направления. То есть это самое направление она приобрела при нем. Тут я, признаюсь честно, повторяю чужие слова — сам я в это не вникал. Во-первых, я вообще не люблю политику, а во-вторых, у меня были основания не интересоваться его делами. Это я потом объясню. Отец как раз политикой очень увлекался, это было его второе увлечение — после женщин. Самая свежая идея состояла в том, чтобы на следующих выборах баллотироваться в парламент. У него была какая-то своя политическая концепция, довольно странная, кажется. Я пишу «кажется», потому что и об этом знаю лишь понаслышке, от третьих лиц, а не от него самого. Я не собирал информацию по крупицам — просто трудно не слышать, когда все кругом говорят. В этой его концепции как-то причудливо сочетались идеи государства и порядка с другими, отчасти даже либеральными. Ничего более толкового я по этому поводу сказать не могу — повторяю, я не вникал. В последнее время он часто выступал по телевизору и вообще, по-моему, претендовал на роль властителя дум. О нем ходили слухи. Разные слухи, противоречивые даже… Поговаривали, например, что во имя идеи порядка он оказывает услуги органам безопасности, но какого рода услуги, никто не уточнял, а я не очень понимал, чем он мог быть им так уж полезен. С другой стороны, полз слушок о его тайных контактах с коммунистами, но это, по-моему, был уже откровенный бред. Некоторые вещи для меня и по сей день остаются загадкой, а тогда — и подавно. И чего я уж решительно не мог понять, так это смысла некоторых его поступков. Кое-что мне потом объяснил странный человек, инспектор Мышкин. То есть, разумеется, никакой он не инспектор, а майор… Инспектором его называли коллеги. Возможно, дразнили — я не знаю, в чем тут соль… Однако меня опять тянет куда-то в сторону! О Мышкине мне придется достаточно говорить в свое время, опережать события совершенно незачем.
В этой своей газете отец, по-моему, чувствовал себя полным хозяином. Ее финансировал банк моей матери, но мать ни в газетные его дела, ни в прочие давно не вмешивалась. Вообще, если и была на свете женщина, абсолютно равнодушная к его чарам, так это моя мать. Я понимаю, что это звучит дико — и тем не менее это так. То есть я, конечно, не знаю, с чего и как у них начиналось — возможно, двадцать лет назад все было иначе. Но… сомневаюсь я что-то. Уж очень непохоже… Она со мной воспоминаниями, разумеется, не делилась. Совершенно случайно я узнал, что в юности у нее был страстный роман, а потом ее возлюбленный погиб в автокатастрофе. Это кое-что объясняло. Думаю, что дело было примерно так. Она долго не выходила замуж, а в тридцать лет спохватилась, что рискует остаться не только без мужа, что ее, очевидно, не пугало, но и без детей, что ее решительно не устраивало. Тогда-то и подвернулся мой отец. А вообще-то я не знаю, так оно было или не так. В конце концов, это не важно. А важно то, что на том этапе, о котором идет речь, они относились друг к другу с полнейшим безразличием.
Почему отец на ней женился — тоже загадка. Сильно сомневаюсь, чтобы там были нежные чувства. Скорее что-то сугубо практическое. Правда, тогда еще не было ни спортклубов, ни банка, но зато был отец-академик (да, мой дед — академик), роскошная по тем временам квартира и дача. Вполне достаточно… А мой отец, между прочим, приехал из города Куйбышева, ныне Самары, и наверняка уже тогда был одержим растиньяковской идеей.
Теперь я подхожу к крайне неприятной для себя теме — к нашим с ним отношениям, которые гораздо больше напоминали отношения вежливых соседей по коммуналке, чем отношения отца с сыном. Слыхал я, что бывают равнодушные отцы, но такого, как мой, ей-богу, поискать. Я не помню, чтобы он когда-нибудь спросил меня, как дела, и вообще — проявил ко мне хоть какой-нибудь интерес. В свое время я из-за этого немного попереживал, но больше как-то так, для порядка — когда видел чьих-нибудь заботливых отцов или читал о них в книжках. На этом фоне мне становилось ясно, что с моим отцом что-то не то. Может быть, не было бы материала для сравнения и мне, вполне возможно, ничего подобного и в голову не пришло — до такой степени я привык без него обходиться. Теперь что-то в этом роде, по-моему, переживает Петька, но, к счастью, у него на удивление легкий характер. Кстати, появление Петьки — одна из самых больших загадок семейной жизни моих родителей. Видимо, мать с самого начала собиралась иметь двух детей. Иногда мне представлялось, как они приходят к нотариусу и подписывают брачный контракт, в котором четко указано: «детей — двое».
Меня много раз подмывало уйти из дому и поселиться где-нибудь в другом месте. Для этого, понятно, пришлось бы бросить университет и найти работу. Мешало природное благоразумие, а может, малодушие — не знаю, это как посмотреть. Во мне вообще много здравого смысла, хотя тот, кто видел меня тем летом, вполне мог бы в этом усомниться. Однажды я брякнул матери, что мне неприятно жить на отцовские деньги. Она удивленно подняла брови и
