Убийство за четвёртой стеной - Vydar
Ту же задачу выполняло и солнце. В любом другом месте оно служило источником света и тепла, которому поклонялись и строили храмы бесчисленные поколения древних людей. Однако здесь, проходя через грязный стеклопакет и отражаясь от бледных стен неопределённого цвета детской рвоты, небесное светило было другим. Оно слепило глаза сразу со всех сторон, раскаляло любую поверхность и создавало почти осязаемую духоту, которая липла к телу как тина.
Заключало атмосферу лечебного заведения какофония звуков, которые тысячелетия эволюции сделали максимально отвратительными для человека. Детский плач, запускающий в мозгу матери программу бросить всё и мчаться к ребёнку. Влажный кашель и хриплые стоны, объясняющие любому кроманьонцу, что ему надо держаться подальше от больного товарища. И всё это не считая грязных ругательств медсестёр, истерик недовольных пациентов и незамалкающего писка аппаратуры, который звучал будто внутри черепа.
Три эти силы неумолимо трудились изо дня в день, чтобы привести в чувство Оксану. На седьмые сутки их старания окупились. Из груди девушки вырвался тяжёлый стон.
— Замолчи, — беззвучно прохрипела убитая.
Во рту у неё было так сухо, что нёбо превратилось в наждачку. Каждое движение челюстью и каждая попытка напрячь связки отдавались тянущей болью, опутывающей извилины покалеченного мозга. Это её волновало не очень сильно, куда больше её раздражал человек, который сидел рядом с кроватью и безучастно бубнил какую-то витиеватую чушь.
— Заткнись… — злость придала её голосу цвет, но он всё ещё был слишком слаб. — Хватит… Я же сказала, замолчи!
Сквозь боль Оксана поднесла к лицу непослушную руку и протёрла веки от серы, которая не давала открыть глаза. Девушка посмотрела на мутные очертания незнакомого потолка, а затем повернула гудящую голову в поисках мучающего её своей болтовнёй человека.
В палате было пусто.
— Что происходит? Кто здесь? — жертва Белого Кота попыталась приподняться, но сил не хватило. — Какой ещё кот? О чём ты говоришь?
Она протёрла глаза ещё раз, и теперь видела всю небольшую комнату вполне отчётливо, хотя некоторые части последней немного двоились. Рядом по-прежнему никого не было. Неужели голос звучал из-за стены? А может быть, где-то здесь спрятан динамик? Найти ответы на эти вопросы помешала тяжесть в голове, словно по щелчку пальцев пришедшая на смену боли. Оксана не стала сопротивляться и погрузилась в крепкий сон без сновидений.
* * *
Прошла ещё неделя…
— Ах ты ж!
Девушка подпрыгнула на кровати и заозиралась кругом. От мертвецкой бледности недельной давности не осталось и следа, пухлые щёки пациентки подрумянились, что стало…
— Это у кого тут щёки пухлые?!
«Медико-щекастое чудо», как ласково, но всё же за глаза, прозвали её сотрудники больницы, подскочило с постели. Она закатала рукава полосатого халата и сжала кулачки, приобретя поразительное сходство с разьярённым бурундуком.
— Да ты!.. Да я тебя!..
Оксана не могла подобрать слова достаточно злые и колкие, чтобы обратиться к тому, кто так беззастенчиво над ней издевался. Но больше всего её выводили из себя не слова о её внешности и даже не то, что она осознавала их правдивость. Самым раздражающим было то, что она не понимала, откуда доносится голос. Перевернув вверх дном всю палату, выпотрошив постельное бельё и едва не разбив окно, пациентка выскочила в коридор и с разбегу врезалась в необъятный бюст дежурной медицинской сестры.
— Что вы себе позволяете?! — возмутилась высокая дородная женщина, обладавшая вопреки всем законам логики грацией лани. Уперев руки в талию, которая казалась физически невозможной при её объёмах, она обрушила на Оксану полный праведного гнева взгляд, который отчётливо давал понять, что термин «сестра милосердия» не имеет к ней никакого отношения.
— Я что позволяю?! — Оксана немного стушевалась при виде неожиданного и грозного соперника, но быстро собралась. — Сделайте что-нибудь с уродом, который ко мне привязался. Чёрт, да он даже сейчас не затыкается! Пусть он замолчит!
Раиса Ивановна была человеком поразительно разносторонних талантов. Она обожала поэзию Серебряного века и в особенности «младших» символистов, свободно говорила на японском, а на выходных собирала мотоциклы «Урал» и вела в интернете стримы по компьютерной игре Fortnite. Однако её истинным призванием являлось сестринское дело, которому она отдала больше двадцати пяти лет своей жизни. Доли секунды ей хватило, чтобы понять, что перед ней не очередная пьянчужка, а человек, переживающий худший момент своей жизни. В миг избавившись от маски гарпии, медсестра заговорила с нечастной мягким голосом, наполненным неподдельным состраданием.
— Он говорит прямо сейчас? Вместе со мной?
— Д-да…
Участливость Раисы Ивановны напугала Оксану гораздо сильнее, чем ёё гнев. Примерно то же чувствуют пациенты онкологического отделения, когда врач, получив результаты анализов, вместо слов хлопает их по плечу. Девушку забила крупная дрожь. Что-то ей во всём этом не нравилось.
— Вы видите этого мужчину? Можете сказать, где он?
— Нет, это не муж…
С чего медсестра решила, что над ней издевается мужчина? Голос был не мужским, а… Впрочем, женским он тоже не был. Она назвала его «уродом» интуитивно, не придавая особого значения своим словам, хотя Юлька бы наверняка углядела в этом нечто мизогинистическое. Голос того, кто говорил в эту самую секунду, звучал не громко, и не тихо. Ему не было места на шкале от баса до сопрано, он не принадлежал ни одному известному акценту и не выражал ни единой эмоции.
Оксана концентрировалась на словах про Юльку, сопрано и эмоции, пытаясь найти описание тому, что слышала. Произносились ли слова с хрипотцой, а может быть пискляво? Они описывали её действия надменно, лениво, с издёвкой? Ответ ускользал.
— Оксана Юрьевна? — медсестра аккуратно взяла пациентку за плечи, но та её даже не заметила.
Происходящее уже начало привлекать внимание местного бомонда. Из-за дверей соседних палат показались украшенные сединами и сверкающие любопытными глазами головы. Два крепко сбитых санитара, которые при желании могли бы и медведя утихомирить, застыли посреди коридора, повинуясь жесту Раисы Ивановны. Внезапная звезда сцены сделала шаг назад, освободившись от рук медработника. Ей нужны не сочувственные объятия, а время, время подумать. Чем дольше она вслушивалась в звук голоса, тем отчётливее понимала, что это был не звук. Слова возникали в сознании на одном уровне с её собственными мыслями.
От осознания этой концепции у девушки заболела голова. Лишний голос в голове делу не помогал.
«ЧМТ и ПТСР снесли мне кукуху».
Придя к этому вполне логичному заключению, Оксана резко выдохнула, сгорбилась и тихонько засмеялась, не обращая внимания на прикованные к ней взгляды. А что такого? Можно не бояться, что тебя примут за психованную, если
