Гибель вольтижера - Юлия Александровна Лавряшина
Внизу открылась дверь, вошла веселая компания мужчин, и в этот момент Артур проснулся. И, уже лежа с открытыми глазами, проиграл ситуацию дальше: он не стал бы выскакивать во двор, а смешался бы с вошедшими, быстро стянул светлый плащ и прошел бы мимо своей преследовательницы наверх как ни в чем не бывало… Пусть бегает вокруг отеля, ищет то, не знаю что!
От того, как явственно вспомнились ощущения, стало весело, хотя по большому счету Артур до сих пор не научился заново радоваться жизни. Сашке помог Никита, они и сейчас вон уже хихикают, обнявшись. Помолчали пять секунд над холмиком, укрывшим несчастную норку, и забыли… Счастливые люди!
Нет, Артур не завидовал им, он их любил. И понимал: даже если б Оксана выжила, им с ней все равно не под силу было бы стать такими вот беззаботными, двадцатилетними… Ну, плюс-минус.
«Это я наговариваю, – остановил он себя, усаживаясь за руль. – Уж Сашку-то беззаботной не назовешь. Ей такие мысли в голову приходят – мне не додуматься… А если с Никиткой она и превращается в девчонку, это ж счастье!»
У каждого в жизни должен быть человек, с которым можно, схватившись за руки, ускользнуть в детство. Хоть на пять минут. Чтобы снова заметить, как серебрится тонкая паутина между сосновыми иглами, каким бисером по утрам дрожат капли росы на опавших листьях, какой у осени свежий запах… Сейчас ему некогда замечать детали, не связанные с преступлениями. Артур едва удержался от вздоха, но ребята решили бы, что он оплакивает несчастную норку, и это могло бы рассмешить их. Сентиментальный сорокалетний старик…
Он все чаще чувствовал себя лишним, хотя раньше третьим в их маленькой команде считался Никита Ивашин. Поначалу Артур даже не думал, что этот парень со стеклянным глазом задержится в Следственном комитете, куда он пришел стажером, и уж тем более останется его помощником. Но «одуванчик», как Логов прозвал его в первый день, как-то вписался и стал незаменим настолько, что даже поселился с ними. Тогда «они» – это были Артур и Сашка. Не отец с дочерью… И даже официальным отчимом он стать не успел, но все равно они были родными людьми. А сейчас Логов чувствовал это лишь иногда… Никита выдавливал его? Или Артур сам придумывал несуществующее отторжение?
Он старался пореже задумываться об этом, иначе впору было собрать чемодан и вернуться в свою московскую квартиру из дома в дивном Образцово, где они устроили собачий приют. Монику забрал бы с собой, хотя вряд ли ей понравилось бы жить в четырех стенах после усадебной вольности. Но кто интересуется желаниями дворняг, решая их судьбу? Артур просто не смог бы оставить ее, если б решился уйти, она только-только начала доверять ему. Человеку вообще…
Моника не бросалась к нему с визгом, как остальные обитатели их семейного приюта, застенчиво стояла поодаль, ожидая, когда Артур выйдет из машины и подойдет к ней сам.
– Здравствуй, моя собака, – сказал он, присев перед ней, и взял в ладони рыжую морду.
Она часто задышала от радости, а глаза, забавно окаймленные черным, блаженно зажмурились. Погладив широкий лоб, Артур также негромко заверил:
– Я здесь, с тобой. Можешь не сомневаться: я всегда буду возвращаться к тебе. Всегда.
– И ко мне, – раздался позади Сашкин голос.
Она проговорила это совсем тихо, будто Никите не положено было слышать такие слова, хотя все трое знали, что они наполнены только дружбой и ничем другим. Но то, что Сашка вообще произнесла их, отозвалось в душе Артура таким ликованием, какое в детстве он испытывал в начале каникул: впереди бесконечное лето счастья! Рано или поздно оно заканчивалось, но в тот первый день в это совершенно не верилось.
– До тех пор, пока ты этого сама не расхочешь, – охваченный памятью ощущений, ответил Артур слегка по-детски.
Но Сашку это не смутило. Выражение лица у нее было таким серьезным и немного потрясенным, будто она открыла для себя нечто небывалое и не знала, как с этим обращаться. Когда она присела рядом, Артур подтолкнул ее локтем:
– Что?
– Черт, – выпалила она, глядя только на Монику. – Ты такой добрый! Как тебе удается оставаться таким, а? Столько лет в кровище возишься…
– Это с чего ты взяла, что я добрый?
– Ну с чего! Другой проехал бы по этой бедной зверюшке и внимания не обратил бы… А некоторые еще специально стараются на сбитую кошку колесом угодить – послушать, как хрустнет. Им это в кайф!
– Но мы же не такие?
Стараясь не думать о том, что Никита смотрит на них, он обхватил Сашку за плечи и слегка покачался с нею вместе. Она всхлипнула:
– А ты похоронил ее… Артур, ты такой классный! Я тебе все испортила…
– Чем?! – изумился он. – Что ты испортила?
– С Женей. Ой, только не делай вид, что ты ее не помнишь!
– Помню. Только не понимаю…
– Ты мог влюбиться в нее. Если б я не влезла тогда! Вот же дура…
Артур стиснул ее посильнее и убрал руку:
– Перестань. У нас с ней все равно ничего не вышло бы. Она ведь ждет своего мужа и любит его. Даже если на миг забыла об этом… Но у них сын, он всегда будет напоминать ей о своем отце. Так что… Мгновенное наваждение не стоит целой жизни. С кем не случается?
– Со мной постоянно, – хмыкнула Саша и встала, легко опершись о его плечо.
Логов скосил глаза:
– А это?
– Посмотрим, – она усмехнулась.
«Такая усмешка ничего хорошего одноглазому не сулит», – подумал Артур. И ему впервые за последние недели стало жалко Ивашина…
* * *
Ароматов цирка он давно уже не замечал. Улавливал, конечно, просто не обращал внимания. Они стали атмосферой привычного, давно обжитого мира. Его смешили обсуждения на форумах, посвященных цирку, где самые восторженные писали, будто цирк пахнет детством и волшебством, сладкой ватой и мандаринами, а циники бурчали: «Дерьмом там воняет…» И то и другое было одинаково нелепо, как любая крайность в реальности, сотканной из компромиссов.
А цирк для него не был ни храмом волшебства, ни гигантским сортиром для животных. Это было место работы, где все пахали так, как многим за его пределами и не снилось. И если уж определять запах цирка, для него здесь пахло потом… На самом деле больше образно,
