Игра в ложь. Я никогда не… - Шепард Сара
Однажды летом, вскоре после этого, Эмма осталась ночевать у Саши Морган, подружки из детского сада. Проснувшись утром, она увидела на пороге комнаты миссис Морган с кислым выражением лица. Оказалось, Бекки сунула ей под дверь записку о том, что «отправляется в небольшое путешествие». Путешествие затянулось: прошло уже тринадцать лет, и не похоже было, что Бекки вернется в ближайшее время.
Когда стало ясно, что чуда не произойдет, родители Саши отдали Эмму в приют в Рино. Пятилетняя девочка усыновителей не интересовала; им нужны были малыши, которых можно превратить в свои мини-копии. Так что Эмма сначала оставалась в приюте, а потом стала жить у разных опекунов. Девочка любила мать, но никогда по ней не скучала: ни по Рыдающей Бекки, ни по Бекки-Купи-Две-Пары, ни по Забывчивой Бекки, оставившей дочь на попечении продавца в торговом центре. Зато она тосковала по самой идее матери: которая знала бы все о ее прошлом, беспокоилась о будущем и искренне любила, не ставя условий. Звезды по имени Папа, Мама и Эмма появились на ночном небе не как отражение жизни, которую девочка потеряла, – они были мечтой о том, чего никогда не было.
Открылась раздвижная стеклянная дверь, и это заставило Эмму резко обернуться. Трэвис, восемнадцатилетний парень, сын ее новой опекунши, тоже вышел на задний двор и присел на краешек стола.
– Извини, что вломился к тебе в ванную.
– Пустяки. – Эмма постаралась незаметно отодвинуться как можно дальше. Она не сомневалась в неискренности извинений. Востроносый, с глазами-горошинками и вечно сжатыми тонкими губами, Трэвис, похоже, задался целью непременно застать ее голой. Сегодня на нем была низко надвинутая синяя кепка, мятая клетчатая рубашка на пару размеров больше, чем нужно, и мешковатые джинсовые шорты с таким низким поясом, что молния оказалась где-то на уровне колен. Его подбородок зарос неопрятной щетиной: до настоящей бороды было еще далеко. Эмма чувствовала похотливый взгляд его карих глаз, скользивший по ее облегающей футболке, обнаженным загорелым рукам и длинным ногам.
Усмехнувшись, Трэвис потянулся к карману рубашки, достал оттуда косячок и закурил, обдав девушку облачком пахучего дыма. Одновременно с кончиком сигареты зажегся и огонек электрической ловушки для насекомых. Щелчок, вспышка голубого света, и очередной москит расстался с жизнью. Если бы только на его месте мог оказаться куда более навязчивый Трэвис!
«Отвали, вонючка! – вертелось на языке у Эммы. – И ты еще удивляешься, что девушки к тебе и близко не подходят?»
Но она промолчала. Этому комментарию – как и многим другим – суждено было окончить свои дни в «Списке Остроумных Ответов, Которые Я не Могу Себе Позволить», занимавшем не один лист толстой тетради, спрятанной в комоде. «Список Ответов» представлял собой хронику язвительных и лаконичных замечаний, которые Эмме приходилось проглатывать в своих беседах с опекунами, их странными соседями, стервозными старшеклассницами – да почти со всем миром. Куда проще придержать острый язычок, выглядеть милой и незаметной, приспособиться к ситуации и окружающим людям. Эмма так часто меняла приемные семьи, что достигла совершенства в таком поведении. Первым был мистер Смити. Девочка жила у него, когда ей было десять, и виртуозно научилась уклоняться от летящих в голову предметов, если опекун выходил из себя и начинал крушить все вокруг. Стив и Урсула, двое хиппи, к которым она попала позже, держали свой огород, но понятия не имели, как готовить то, что на нем росло, – и Эмме пришлось освоить мастерство кулинара: пекла кексы из кабачков, делала вегетарианские запеканки и жарила картошку. Кларисса, опекунша, у которой девушка жила уже два месяца, работала барменом в казино, в зале для вип-клиентов. Поэтому на смену «кухонной школе» пришло умение фотографировать, виртуозно проходить все уровни «Сапера» на смартфоне – Эмма получила его в подарок от лучшей подруги Алекс, уезжая из прошлой семьи, – и подработка на аттракционах в казино «Нью-Йорк». Еще Эмма прекрасно умела избегать общества Трэвиса.
Дела не всегда обстояли так. Сначала Эмма изо всех сил пыталась быть милой с новым братом, надеясь подружиться с ним. Не то чтобы все приемные семьи оказывались плохими и ей никогда не удавалось завести дружбу с другими детьми – просто иногда это требовало немалых усилий. Поэтому Эмма старалась как могла. Она делала вид, что ей тоже интересны видео, которые Трэвис смотрел на YouTube (большая часть была посвящена тому, как вскрыть машину при помощи смартфона или взломать автомат с колой), даже выдержала несколько трансляций Абсолютного бойцовского чемпионата и честно пробовала освоить терминологию боев без правил. Так прошла неделя – а потом Трэвис дал волю рукам, когда Эмма стояла в раздумьях перед открытым холодильником. «Ты такая милая», – успел он прошептать ей на ухо за секунду до того, как Эмма «случайно» пнула его ногой в промежность.
Ей хотелось только одного: продержаться в этой семье до окончания школы. Сегодня День труда; занятия начнутся только в среду. Через две недели Эмме исполнится восемнадцать. Она может уехать в тот же день, но тогда придется бросить школу, найти квартиру и постоянную работу. Кларисса же с самого начала сказала социальным работникам, что не станет возражать, если Эмма останется до выпускного. «Еще девять месяцев, – твердила, как мантру, Эмма. – Я выдержу. Конечно, выдержу».
Трэвис снова сделал затяжку и протянул ей косяк.
– Хочешь попробовать? – сдавленно спросил он, стараясь не выпустить дым из легких.
– Нет, спасибо, – холодно ответила Эмма.
Трэвис выдохнул облачко дыма.
– Милая маленькая Эмма, – протянул он. – Но ты же не всегда так хорошо себя ведешь, правда?
Девушка запрокинула голову и снова нашла взглядом Маму, Папу и Эмму. Чуть в стороне от них можно было различить звездочку, которую она недавно нарекла Парнем. Сегодня она оказалась совсем близко от звезды Эммы. Может быть, это знак? Может быть, в этом году она наконец встретит идеального парня, предназначенного ей самой Судьбой?
– Черт, – неожиданно выругался Трэвис, заметив какое-то движение в доме. Затушив сигарету, он швырнул ее под шезлонг, на котором растянулась Эмма. В ту же секунду створка дверей сдвинулась в сторону, и во двор вышла Кларисса. Эмма покосилась на дымящийся окурок – как мило со стороны Трэвиса снова попытаться ее подставить! – и наступила на него туфлей.
Кларисса еще не успела переодеться: на ней был смокинг, шелковая блузка и черный галстук-бабочка; осветленные волосы уложены в идеальный французский пучок. Губы подведены яркой помадой цвета фуксии того неудачного оттенка, который никогда никому не подходит. В руках она держала белый конверт.
– Здесь не хватает двухсот пятидесяти долларов, – голос звучал ровно, но пальцы нервно мяли бумагу. – Это были личные чаевые от Брюса Уиллиса, он даже подписал одну из банкнот. Я так хотела вклеить ее в свой журнал.
Эмма сочувственно промолчала. Единственное, что она знала о Клариссе – та была одержима знаменитостями. Все встречи с ними фиксировались в специальном журнале, а одну из стен возле обеденного стола целиком занимали глянцевые портреты с автографами. Иногда Кларисса и Эмма сталкивались на кухне около полудня – такое случалось редко, потому что в это время опекунша только возвращалась после ночных смен. И она охотно делилась новостями: что рассказал очередной финалист шоу талантов, на сколько размеров увеличила себе грудь некая восходящая звезда и каким неприятным человеком оказался в жизни ведущий популярного ТВ-шоу. Эмма слушала не перебивая. Жизнь знаменитостей и их грязное белье мало интересовали ее сами по себе, но информация могла пригодиться, если удастся воплотить в жизнь заветную мечту. Эмма мечтала вести передачу, посвященную журналистским расследованиям. Клариссе она такого, конечно, не говорила – да та и не интересовалась.
– Когда я днем уходила на работу, деньги лежали в конверте, – продолжала опекунша, глядя Эмме в глаза. – Теперь их нет. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
