Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
– Вот… наконец-то удалось! Ох, что сейчас начнется!
Это предупреждение исходило от Демортье, самого мозговитого парня из их тройки. Это был плотный коротышка с расплющенным носом боксера и большими, воинственно сверкавшими голубыми глазами. Он носил куртку военного образца. Его голос звучал мягко, но выступал он так, что только держись, хотя в голове у него и была полная мешанина из всяческих теорий – ленинских, троцкистских, маоистских, ситуационистских[7] и прочих; вдобавок он коллекционировал плакаты, издаваемые «Народным цехом» Академии изящных искусств, и проводил целые дни в «Обществе действий» главного корпуса Сорбонны. Никто не понимал, что он хочет сказать, – и прежде всего он сам. Эрве устало покачал головой. Его энтузиазм уже погас. Ну и команда… Горстка дураков состязается в метании камней – прямо как на городской ярмарке, если не считать каких-то громких и невнятных политических лозунгов.
– Ну, что дальше? – спросил Тривар у Эрве; Тривар был уверен, что тот будет ими руководить.
– Нужно вернуться на левый берег! – заявил Демортье.
– Да нас же загнали в угол! – простонал Тривар.
Он по любому поводу так размахивал руками, что широченные рукава блузы придавали ему сходство с летучей мышью. Эрве пришло в голову самое простое решение: вернуться домой, и – до свиданьица, дамы и господа, представление окончено. Но в этот момент все вокруг залил багровый свет.
– В атаку!
Этот крик пронесся вдоль всей баррикады нескончаемым эхом:
– В АТАКУ!
Обычно полицейские, перед тем как пойти в наступление, выпускали красную ракету, чтобы нагнать страху на противника. Началась всеобщая паника. Студенты тотчас же дружно отступили. Эрве всегда поражала эта мгновенная метаморфоза. Едва багровая ракета с шипением взлетала в небо, как недавние герои обращались в трусливое бегство. В этом было что-то отвратительное. Так, значит, вот она какая – их революция?! Вместо того чтобы бежать вместе с ними, он вскарабкался на какое-то возвышение, распластался на нем и начал следить за наступающими. Остроконечные каски с пурпурными бликами, просторные складчатые плащи, дубинки наготове… Спецназ мерной поступью шагал вперед, повергая в дрожь землю и нервы противника. Да, картинка была еще та!..
Эрве давно уже научился распознавать их всех: полицейские носили гимнастерки цвета хаки и брюки с острой как бритва складкой; мобильные жандармы были одеты в мундиры цвета морской волны, а спецназовцы щеголяли в авиационных очках и прикрывались тяжеленными щитами. Он невольно восхищался их видом. Наверно, все солдаты в мире испытывают такое же пьянящее чувство силы. Эти парни в чем-то были сродни легендарным наполеоновским ветеранам или пехотинцам в траншеях Первой мировой…
– Ну ты идешь или нет? – завопил Тривар.
Эрве натянул на нос шарф и догнал товарищей. Те направились было к Лионскому вокзалу.
– Нет, не сюда! – скомандовал Эрве.
Улица Лакюэ, слева от них, позволяла пройти по набережной Арсенала и таким образом обогнуть площадь Бастилии. Эрве знал этот квартал как свои пять пальцев. С самого рождения он жил в доме бабушки, у Венсенских ворот, откуда ездил по четвергам на 86-м автобусе в кинотеатр «Люкс-Бастий». Вскоре они оказались в темноте и тишине этого квартала, откуда спустились к порту Арсенала, прошли мимо пришвартованных суденышек и остановились у самой воды, в пустоте, с трудом переводя дыхание. Все трое, окутанные какой-то странной меланхолией, молчали и только жадно глотали воздух. Плеск воды, обтекавшей кораблики, легкое поскрипывание причальных канатов… казалось, все эти звуки принадлежат совсем другому миру. Отдаленный шум схватки долетал до них смутными отзвуками, какие бывают во сне. Стоя на этих влажных камнях, Эрве ушел мыслями в прошлое. Он закурил «Голуаз» и прикрыл глаза…
Теперь, когда ослабло сумасшедшее напряжение схватки, Эрве осознавал всю ее бессмысленность. Он был уверен, что со временем эти события оставят в Истории лишь смутное воспоминание о каком-то грандиозном, но нелепом фарсе.
2Все началось годом раньше, со скандала в кампусе Нантер[8]. Причина: руководство запретило парням доступ в женский дортуар. Смехотворный характер этого «серьезного» дела возмутил всех – конфликт погасить не удалось.
Март 1968-го. Ватага парней разбивает витрины офиса American Express в знак протеста против войны во Вьетнаме. Виновные арестованы. Что вполне естественно.
Но один из них был студентом Нантера, и возмущенная группа студентов захватывает административный корпус факультета, а потом создает «Движение 22 марта» под руководством главного крикуна – вполне симпатичного парня Даниэля Кон-Бендита.
«Освободите наших товарищей!» – таково было их первое требование, которому затем суждено было повторяться не единожды; протестующие хотели все разнести вдребезги, но вовсе не желали страдать из-за последствий.
Власти повели себя снисходительно. Вандалов освободили, простив им захват башни. Однако «бешеным» этого было мало. Граффити на стенах, срывы лекций, оглушительные призывы через мегафон… Эрве исходил нетерпением: как же это прекрасно – нарушать устоявшийся порядок, даже не выдвигая каких-нибудь внятных требований; как здорово чувствовать себя «революционером»! Это приводило его в экстаз… Ладно, пошли дальше.
В начале мая декан, потерявший терпение, закрыл факультет. Это еще что за фокусы?! Такого злоупотребления властью протестующие стерпеть не могли. Даже те, кто мешал нормальной работе факультета, не допускали мысли о прекращении занятий. Где им теперь кучковаться для борьбы?!
Что ж, тогда они перебрались в Сорбонну, где могли предъявлять свои претензии к властям в парадном дворе университета. Однако их никто не слушал; более того, к концу дня ректор, далеко не такой терпеливый, как его нантерский коллега, вызвал полицию, чтобы разогнать юных бунтовщиков.
И вот началась карательная акция. Проверка документов. Как раз в это время студенты и лицеисты выходили из аудиторий. При виде полицейских мундиров они моментально сорганизовались и подхватили тот же лозунг: «Освободите наших товарищей!»
Всеобщая драка, булыжники, вырванные из мостовой (впервые), подожженные автомобили. Силы правопорядка не смогли противостоять этой неожиданной вакханалии бешенства. Полицейские вызвали подкрепление. Побоище затянулось далеко за полночь. С той и с другой стороны были раненые, многих мятежников арестовали. Итак, пламя бунта вспыхнуло, и теперь достаточно было не дать ему угаснуть.
Как раз в тот день, 6 мая, Даниэль Кон-Бендит и несколько его товарищей были вызваны в дисциплинарный совет Сорбонны для разбирательства инцидента в Нантере. Новый скандал. Новые демонстрации протеста, новые стычки.
10 мая те, кого арестовали неделю назад, предстали перед судом. Большинство из них были освобождены, однако нескольких парней приговорили к суровому наказанию – двум месяцам тюрьмы. Этого было достаточно, чтобы студенты тотчас опять ринулись на улицы. Сорбонна закрыта? Что ж,
