Не засыпай - Меган Голдин
Женщина убийственно смотрит на меня. Я могла бы умереть от переохлаждения на пороге, и ей было бы все равно. Ее парень излучает большее сочувствие.
Я смотрю на него широко раскрытыми, умоляющими глазами. Он колеблется и затем толкает дверь, чтобы впустить меня. Его девушка метает в него взгляды, будто кинжалы, за то, что он уступил. Ее ноги сердито топают по лестнице наверх.
Глава вторая
Среда, 3:08
Вся моя уверенность исчезает, словно лопнувший пузырь, как только я захожу внутрь. Я совершила большую и досадную ошибку. Это не моя квартира. Конечно, планировка та же самая. Но обстановка совершенно иная.
Квартира выглядит как обложка каталога «Икеи», ее интерьер в цветовом сочетании белого и естественных оттенков продуман до мелочей. Даже кухонные шкафчики новые.
Мой проверенный временем обеденный стол из тика, мой потрепанный персидский коврик и моя цветастая, сделанная вручную книжная полка, заполненная моей эклектичной коллекцией книг и журналов, – все это заменено минималистичным дизайнерским шиком.
Я уже собираюсь принести извинения и уйти, когда мой взгляд падает на ярко разрисованные цветочные горшки, стоящие в окне дома напротив. Я годами наблюдала этот вид. Это определенно моя квартира.
Голова кружится от вопросов. Кто эти люди? Где мои вещи? Самое важное – хотя я едва ли могу думать об этом, – почему я забыла, что больше тут не живу?
– Где Шона? – спрашиваю я, остановившись на практических вопросах.
– Кто?
– Моя кошка!
– Прошлой зимой в дом все норовила залезть какая-то одноглазая рыжая кошка. Мы отнесли ее в приют.
– Вы убили мою кошку? – я ужасаюсь их бесчувственности.
– Мы ее не убивали. Мы отдали ее в приют для животных.
– Что, по-вашему, делают в приюте с полуслепыми кошками?
– Слушайте, – нетерпеливо перебивает женщина, протягивая мне телефон. – Нам обоим нужно идти спать. У нас обоих рабочие совещания рано утром. Позвоните своему парню, а затем спускайтесь и ждите его на улице.
Я, едва ее слыша, прохожу через открытый дверной проем – в свою спальню.
– Эй, вам нельзя туда входить! – кричит она, идя следом.
Ультрасовременная кровать на платформе, смятые простыни из бамбукового волокна – не мои. Металлический торшер и абстрактный узор «зебра» на стене – тоже. Я беру фоторамку с прикроватного столика. Люди на фото мне незнакомы.
– Не трогайте! – Она вырывает у меня рамку.
Я едва понимаю, что ее лицо слишком близко к моему. Кожа покрылась красными пятнами, что напрочь убивает природную красоту этой женщины. Ее крик заглушается треском внутри моей головы. Он все убыстряется и убыстряется, пока не начинает звучать как счетчик Гейгера в месте радиационного загрязнения.
– Грант, звони копам, – приказывает она.
Звук в голове резко обрывается. Последнее, чего бы мне сейчас хотелось – это столкновение с полицией. Я ясно осознаю, что они не займут мою сторону. Пусть я и в смятении, но знаю, что ситуация явно не в мою пользу. Мне едва ли удастся объясниться с полицией, когда у меня нет ни малейшего понятия, что происходит.
– Подождите! – говорю я громче, чем необходимо. – Я ухожу.
Ноги трясутся, я крепко держусь за перила, чтобы не упасть, и спускаюсь к выходу на улицу.
– Больше не возвращайтесь. Если я увижу вас тут снова, тогда мы точно вызовем копов, – говорит женщина, стоя на лестничной площадке. Я открываю дверь и выхожу в холодную ночь.
Опустившись на верхнюю ступеньку крыльца, я облокачиваюсь на кирпичную стену под панелью домофона, пытаясь придумать, куда мне идти. Меня выбросили на холодную улицу из собственного дома посреди ночи. Я напоминаю себе, что это больше не мой дом. Пара наверху, очевидно, живет тут уже какое-то время.
Голова пульсирует от растерянности. Я осматриваю свои карманы: вдруг я запихнула свой телефон куда-то. В переднем кармане джинсов я нахожу пачку наличных. В кармане длинного кардигана лежит какой-то предмет, завернутый в футболку.
Я кладу футболку на колено и аккуратно разворачиваю ее. Внутри – нож из нержавеющей стали, в крови, такой свежей, что я чувствую ее запах. Нож падает на ступеньку, с металлическим звоном ударяясь о бетон.
Мне противно коснуться клинка. Немного поколебавшись, я поднимаю его футболкой и бросаю все вместе в урну, установленную рядом с кирпичной стеной. Закрыв веки, я слышу, как захлопываются дверцы машины чуть выше по улице. Это такси высаживает пассажиров. Я стою посреди улицы и машу автомобилю, который едет ко мне, освещая фарами мокрую дорогу.
– Куда? – спрашивает водитель, как только я забираюсь внутрь.
Я даю ему адрес Марко, хоть и не знаю, как Марко отреагирует, когда я окажусь у него в середине ночи. В наших отношениях есть четкие границы. Одной из них является то, что мы не заваливаемся друг к другу без предварительного звонка. У нас даже нет ключей от квартир друг друга. Я убеждаю себя, что Марко не захотел бы, чтобы я блуждала по темным улицам, не имея места, куда можно пойти.
Городской свет пульсирует в отдалении, пока такси петляет по почти пустым улицам под печальные мелодии Билли Джоэла, поющего «доброй ночи» своему ангелу по радио. Когда мы проезжаем фонарь, я замечаю надписи на тыльной стороне своих ладоней. Я выгляжу, как человеческий щит с граффити.
Разобрать можно лишь некоторые послания. Большинство стерлись настолько, что они едва ли различимы в свете фонарей, периодически озаряющих меня.
Над костяшками пальцев черной шариковой ручкой написаны буквы. Я прикладываю кулаки друг к другу. Буквы складываются во фразу «НЕ ЗАСЫПАЙ». Над правым запястьем я записала название и адрес места «Ноктюрнал».
Я наклоняюсь вперед и говорю водителю везти меня туда.
Глава третья
Среда, 3:44
Я прижимаюсь лицом к рифленому стеклу двери в бар, но ничего не отзывается в памяти при виде «Ноктюрнал». Размытые цветные пятна двигаются за толстым стеклом в стиле «ар-деко», будто ожившая картина импрессиониста.
Рев бара выливается на улицу, когда открывается дверь. Цветные кляксы, которые я видела сквозь узорчатое стекло, превращаются в людей в длинных плащах, обматывающих шарфы вокруг шеи. Их пьяные глаза ищут проезжающие такси, пока они громко переговариваются между собой голосами, еще не настроенными на тихую улицу.
Как только они проходят мимо, я хватаюсь за дверь, прежде чем она захлопывается, и вхожу в темную, словно пещера, комнату, наполненную тусклым светом и оглушающим гулом смеха и звенящих бокалов.
– Мы скоро закрываемся, – говорит