По праву закона и совести(Очерки о милиции) - Панчишин Игорь Николаевич

— Ладно, — Бекренев потер ладонью свой лоб, — попробуем проверить твои догадки. Скажи Кузьминскому: завтра поедет со мной в Скробы.

Чуть свет следующего дня Бекренев и оперуполномоченный Кузьминский были в Скробах. Семью Никифоровых они нашли в старой риге, приспособленной для жилья. Когда Бекренев и Кузьминский вошли в большое полутемное помещение, они застали всех в сборе. Хозяин сидел за столом, неторопливо что-то жевал, у раскаленной докрасна чугунки возилась старуха. В углу, перебирая какое-то тряпье, склонилась молодая женщина.

Поздоровавшись, Бекренев и Кузьминский без приглашения подсели к столу, сколоченному из наспех выструганных досок.

— Погорельцы мы, — словно извиняясь за неказистый вид жилья, проговорил старик, ощупывая гостей острым взглядом из-под лохматых бровей.

— А что, некому подсобить избу-то построить? — спросил Бекренев, решив сразу навести разговор на нужную тему.

— Да был вот сын. — Афанасий отвел от Бекренева глаза и стал нарочито старательно сметать со стола в ладонь хлебные крошки. — Забрали сынка на войну, а с бабами, известное дело, путного ничего не сделаешь.

— Пишет сын-то? Как там воюет? — как можно равнодушнее спросил Бекренев и глянул на женщин.

От его взгляда не укрылось, как молодуха метнула взгляд из-под низко повязанного платка и снова согнулась над узлом с тряпками. Старуха же, намеревавшаяся подбросить в чугунку дров, так и застыла с поленом в руке.

— Нету от сына писем. Одному богу известно, жив ли он еще, — помедлив, глухо ответил старик. — Женя, — обратился он к молодухе, — налей-ка гостям чайку.

— Спасибо, пили уже, — отказался за себя и своего спутника Бекренев и, чтобы усыпить возможное подозрение хозяев об истинной цели визита, доверительно спросил у старика:

— У вас в деревне, часом, самогонкой не балуются?

— Да какая она ноне, самогонка? — оживился тот. — Жрать ведь иной раз нечего, а вы… простите, не знаю, кто будете, о самогонке толкуете. Нету у нас в деревне такого баловства… А вы никак по этому делу?

— По этому, по этому. — Бекренев встал из-за стола. — Из милиции мы. Так вот и познакомились. Ну что ж, бывайте. — И пошел к низким, черным от копоти дверям.

Некоторое время они ехали в бричке молча. Наконец Бекренев тронул своего попутчика локтем:

— Ну, что уяснил для себя, тезка?

— Похоже, прав Жмакин: скрывается где-то сын старика. И все трое знают об этом: видел, как затихли бабы, когда ты про письма спросил. Значит, тот грабитель с автоматом, которого опознала женщина, и есть Афанасенок…

— Что делать будем? — спросил Бекренев.

— Засаду бы возле дома? — неуверенно произнес Кузьминский. — Так опять же — леший его знает, когда он надумает домой завернуть, можно до морковкиного заговенья просидеть… Прижать на допросе стариков? Так не выдадут же ни за что, будут свое талдычить: «Ничего не знаем, ничего не ведаем…»

— Это уж точно, — улыбнулся Бекренев, вспомнив недавнюю свою встречу с мужчиной, который поклялся, что один сидел на бревне.

— Остается та молодуха, — продолжал Кузьминский, — как ее там — Евгения, что ли? Кстати, кем она приходится Никифоровым? Наверняка та, что привел в дом Афанасенок.

— Ты прав, остается молодуха, — раздумчиво произнес Бекренев и подхлестнул вожжами перешедшего было на шаг коня.

Встал вопрос: как встретиться с молодухой, чтобы не узнали об этом старики Никифоровы? Помог случай. В Пустошку частенько вызывали жителей деревень на разгрузочные работы на железнодорожной станции, такое в то время широко практиковалось. Бекренев попросил в райисполкоме, чтобы в группу рабочих включили работоспособных и из деревни Скробы. Когда Евгения в числе других появилась в Пустошке, ее пригласили в милицию и провели в кабинет Бекренева.

— Как ладите со стариками, не обижают? — мягко спросил Бекренев, стараясь интонацией голоса успокоить явно напуганную вызовом в милицию женщину.

— Не обижают, — коротко ответила та, не поднимая глаз от своих сложенных на коленях рук.

— За мужем не скучаете? Его Иваном, кажется, зовут? — решил действовать напрямик Бекренев.

Евгения вздрогнула, еще ниже опустила глаза и еле слышно ответила:

— Какая же баба по мужику не скучает?

— Да-а, — протянул Бекренев, несколько озадаченный тем, что Евгения и не пытается отрицать свою связь с сыном старика. — Да-а, — снова протянул он. — Вот скоро война должна кончиться, мужики, которых пуля пощадит, домой вернутся. — Евгения подняла глаза и уже выжидательно-напряженно смотрела на капитана. — А иным мужикам и возвращаться не надо, потому как они и не уходили никуда, есть ведь такие, а, Женя?

— Вы про кого это? — тихо спросила Евгения, и легкий румянец пробился на ее щеках.

— Да хотя бы про вашего мужа Ивана, — бросил Бекренев, решив, что пора кончать играть в прятки.

— Иван же воюет, — с натугой проговорила Евгения. — На фронте он, — добавила она, словно рассчитывая, что эта ее вторая фраза должна окончательно убедить капитана в правдивости сказанных слов.

— Воюет… — передразнил Бекренев. — Вопрос только, с кем воюет. Нет его на фронте, — жестко отрезал он. — Скажи-ка лучше, откуда ты родом?

— Беженка я, немцы выслали нас из-под Старой Руссы…

— А когда познакомились с Иваном?

— В январе сорок второго, — не задумываясь ответила Евгения.

— Ну вот видишь, голубушка, не сходится одно с другим, — переходя на снисходительно-доверительный тон, улыбнулся Бекренев. — Иван-то твой в июне сорок первого был призван в армию, это мы точно знаем, и сразу на фронт отправлен. Где же вы тогда нашли друг друга, а?

Евгения снова низко склонила голову и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

Битый час Бекренев пытался успокоить женщину, убеждал в необходимости отвечать на вопросы, та же только плакала и изредка выдавливала одно и то же: «Иван воюет, другого я ничего не знаю».

Отведя Евгению в комнату дежурного по отделу, Бекренев отправился домой обедать.

— Ты чего сегодня такой хмурый? — спросила Бекренева жена, когда они сели за стол.

— Да с бабенкой одной проваландался полдня и все напрасно: ревет в два ручья, а по делу — ни слова, хотя сказать ей есть что.

— Эх вы, казенные души, — улыбнулась Надежда Ивановна, — вам бы только вопросы да ответы.

Неожиданно ему пришла в голову мысль.

— Надюш! — Бекренев даже отложил ложку. — А что если тебе поговорить с ней, а?

— Ну вот, и меня в милицейский штат! — засмеялась Надежда Ивановна.

— Да нет, поговори с ней неофициально, просто так, как женщина с женщиной, может быть, она тебе и откроется. Она, по всему видать, покрывает своего муженька-бандита. Наверняка запугали бабенку… Жаль ее.

— Уговорил, — вздохнув, согласилась Надежда Ивановна.

Проводив обеих женщин в свой кабинет, Бекренев вышел, плотно прикрыл дверь.

Часа через полтора вышла Надежда Ивановна, и, проходя через комнату дежурного, где все это время поджидал ее Бекренев, кивнула ему головой.

Теперь перед Бекреневым сидела совершенно другая женщина. Выпрямившись на стуле, она спокойно и сосредоточенно смотрела на капитана, ожидая вопросов.

Евгения рассказала, что действительно познакомилась с Иваном Никифоровым в начале сорок второго, когда он невесть откуда появился в их деревне. Вначале врал, что отстал от своей части при отступлении, а потом признался, что дезертировал из армии. В сорок третьем привез ее в Скробы к своим родителям, сам же куда-то надолго исчез. До прихода Красной Армии несколько раз наведывался домой, последний раз заявился ночью, примерно месяц назад, и пробыл до утра. На ее робкую просьбу повиниться перед Советской властью злобно выругался и чуть не прибил. Старики взяли с нее слово молчать и ни под каким видом не выдавать сына.

— Старик знает, где скрывается сын? — спросил Бекренев, готовясь записать очередной ответ.

— Знает, — тихо ответила Евгения.

— Встречается с сыном?

— Ходит к нему изредка.

— Когда собирается идти снова?