Ольга Лаврова - До третьего выстрела

Кибрит кладет на пол пакет с отпечатком следа, который теперь виден отчетливее, и фотограф щелкает его сверху; Томин вздыхает:

-- Эх, от следа до человека...

* * *

А человек преспокойно идет по улице -- уже без кепки, плащ на руке. Заворачивает в обувной магазин.

-- Обслужите меня, пожалуйста.

-- Только если быстро, -- предупреждает продавщица. -- Зак-рываем.

-- Я все делаю быстро, милая девушка, -- и скидывает старые ботинки.

* * *

В милицейском микроавтобусе друзья возвращаются с места происшествия.

-- Ты бы все-таки назначил ревизию, Паша, -- советует Томин. -Магазины у нас грабят редко.

-- Замаскированная недостача? Почему бы тогда не сказать, что выручку отдали?

-- По-моему, на инсценировку не похоже, -- замечает Кибрит.

В городе уже ночь, по лицам скользят тени и свет.

-- Неизвестно, кого искать, -- снова нарушает молчание То-мин. -- То ли дурака, которому повезло, то ли умника, который промахнулся.

-- В смысле?

-- Сейчас, Зинуля, объясню. Примем для начала вариант дура-ка. Местный дурак. Шел мимо, учуял, что в галантерее сегодня деньгами пахнет, и думает: где наша не пропадала! Взял какой-нибудь пугач или крашеную болванку и отправился на дело. И случай уберег его от всех напастей. Ухватил дурак сколько успел, забился в свою норку и радуется: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел!

-- В принципе, возможный вариант, -- соглашается Кибрит.

-- Разберем противоположную модель. Человек опытный, бывалый. Все взвесил до мелочей. Точно выбрал маленький мага-зинчик в тихом переулке. Точно знал, какой куш его ждет. Точно рассчитал момент -- час до закрытия и по телевидению междуна-родный футбол. Кстати, наши выиграли: три -- два.

-- Ура -- ура.

-- Мужское население следит за мячом, а наш умник отправля-ется грабить. И потом мастерски уходит от погони. Но пожилая грузная женщина проявила со страху фантастическую прыть. Теперь он сидит и злится, что не удалось взять всю кассу.

-- Опять похоже.

-- Вот видишь, Зинуля, это две модели. Не исключены и гиб-ридные. Скажи хоть, сколько у этой модели в холке.

-- Сейчас посчитаю, -- заглядывает в записную книжку, крас-новато освещенную проплывающей мимо рекламой, и бормочет. -- Ширину каблука множим на три и девять, получаем полную длину следа. Отсюда выводим рост... Сантиметров сто шестьдесят семь. Посмотрю таблицу, завтра скажу точнее.

* * *

Ранним утром следующего дня, когда во дворе лишь воробьи, дворники да владельцы собак, веснушчатый пятнадцатилетний Сенька Гвоздарев помогает матери: они метут, в четыре руки вытряхивают урны; работают слаженно, явно не впервой.

-- Ну чисто, сынок, пошли чай пить. -- Гвоздарева развязыва-ет низко надвинутую от пыли косынку и сразу молодеет.

-- Ага, ты ставь, я сейчас.

-- Куда, Сеня?

-- Нужно. Минут на пятнадцать.

У Сеньки дело в квартале пустых домов. Подобрал старый стул, заглядывает в окна: "Ага, кресло тоже сгодится!"

Пытается отодрать доску, которой наискось забита дверь, доска не поддается. А кресло дразнит.

Досадливо что-то бормоча, Сенька направляется к сараю, что-бы раздобыть какой-нибудь рычаг. Отыскав ржавую лопату, возв-ращается к дому и повторяет попытку открыть дверь. Лопата гнется. Сенька снова идет в сарай, видит в дальнем углу лом. Через кучу хлама лезет туда. И вдруг останавливается, ошеломленный, а затем медленно, затаив дыхание, опускается на колени. Среди мусора перед ним лежит большой черный пистолет...

* * *

Тем же утром, но попозже, на бульваре встретились двое. Один -- тот, что удирал от милицейских свистков, ограбив кассиршу, Бондарь, старый вор-рецидивист. Другой -- Виктор Лабазников, его подручный, парень лет двадцати трех. Тенниска обтягивает налитые мускулы, голова ладно сидит на загорелой шее, лицо почти приятное, если б не уклончивый, рыскающий взгляд.

Разговор между ними вполголоса, но крутой:

-- Нету? -- шипит Бондарь. -- Как нету? Искать надо уметь!

-- Каждый сантиметр носом перекопал, маэстро. Клянусь!

-- Значит, не в том сарае!

-- Строго по вашим координатам: дом с голубятней, скамейка, две липы.

-- Сарай к дому дверью? -- проверяет Бондарь.

-- Нет, боком. Дверь на одной петле.

-- Ну там и есть! Неужели самому лезть после вчерашнего?

-- Бесполезно, маэстро. Нету, -- Виктор сокрушенно вздыхает и повторяет: -- Нет.

В расстройстве Бондарь опускается на скамью.

-- Влетела мне твоя поганая галантерея... Себе дороже.

-- Главное -- сами целы! Как за вами рванули на мотоцикле, я думал -конец. И все-таки не пустой ушли.

Бондарь пренебрежительно машет рукой.

-- Еще кое-что я наколол, -- спешит задобрить Виктор. -- Во-первых, кассу взаимопомощи в одной конторе, где я взносы соби-раю как страховой агент. В получку они все по червонцу склады-ваются и на следующий день решают, кому давать ссуду. А ночь денежки лежат у казначейши в письменном столе...

-- И мне ты сватаешь эти паршивые червонцы?! Мне нужен настоящий, жирный кусок! В идеале надо работать полчаса в году. Остальное время путешествовать... на просторах родины чудес-ной.

-- Есть жирный кусок, маэстро. Директор мебельного магази-на. Козел в золоте и при нем коза в бриллиантах. Три комнаты битком добра, деньги прямо под ногами шуршат. Насчет имущес-тва мы с ними уже договорчик оформляем. Дальше думают сынка застраховать -- от законного брака.

-- От чего?

-- Это новую штуку придумали: родители страхуют парня или дочку, предположим, на тысячу рублей, платят взносы, а к свадьбе молодым выдается вся сумма на руки. Но после восемнадцати за каждый холостой год полагается надбавка от Госстраха.

-- Не бреши.

-- Да какой брех! Дотерпел до двадцати пяти -- огребаешь четырнадцать процентов чистой прибыли. Для парней прямо клад: чуть какая заикнется про загс, а он ей нашу квитанцию -- плюнем, дорогуша, на формальности, не наноси мне материаль-ный ущерб. Мой козел заблеял от удовольствия, как услышал. Не знает, во сколько и оценить своего козленочка. Уточню, когда дома не бывают, и можно действовать без риска.

-- В такой квартире без хозяина мороки часов на пять: что в подушки зашито, что по щелям рассовано. Надо самого просить, чтобы тайники выскребал. А он резонно спросит, на каком основании? Если я показываю калибр, вопросы отпадают. И на буду-щее острастка.

-- Да с него ножа хватит! Даже вообще голыми руками. У него от 02 на пальце ожег будет!

-- С голыми руками ходи сам. А холодным оружием я брезгую, да и не привык. Мне нужен пистолет.

-- Как же вы его кинули?

-- Потому что меня могли взять, дурень, уже в загривок дыша-ли. Я не кинул, я аккуратно пристроил. Не впервые расстаемся, и всегда он ко мне возвращался. -- Бондарь утирает потный лоб. -- Не верю, что пропал. Куда ему за ночь деваться? Или ты продрых? Продрых?

-- Обижаете, маэстро! Только-только первых прохожих дож-дался, чтобы не бросаться в глаза. Между прочим, до ночи еще вечер был. А там шпана шляется. Может, свести знакомство? Послушать разговоры и вообще?

* * *

В тесной казенной квартирке Гвоздаревых на первом этаже бедновато.

Сенька собирается уходить.

-- Ма, я пошел!

-- Даже и не поел толком. Что с тобой приключилось?

-- Ничего, ма. Я к Терентьевым.

-- Стой, дыра на рукаве. Снимай, зашью.

-- Да ведь долго!

-- Чего тут долгого, по шву. -- Зашивая рубашку, она сообщает: -- А вчера магазин ограбили, слыхал?

-- Слыхал что-то. За новостройкой, да?

-- Угу. С револьвером, представляешь?

Сенька вздрагивает.

-- Поймали?

-- Нет. Сейчас Миронов-участковый рассказывал, что прямо по пятам гнались. Между пустых домов чуть, говорит, не схвати-ли, непонятно, как из рук ушел.

-- Ма, а точно, что... револьвер! -- спрашивает Сенька. -- Случайно, не пистолет?

-- А какая разница...

-- Если Миронов что новое узнает, расскажи мне, ладно? -- Он быстро надевает рубашку.

-- Все-таки чудной ты сегодня. Что-нибудь натворил?

-- Мм... Понимаешь, мама, врать я тебе еще не научился, а всю правду говорить не могу. Это называется "трудный возраст".

-- Больно что-то трудный, Сеня.

-- Переживем! Хлопни на счастье.

Гвоздарева шлепает Сеньку пониже спины, и он убегает.

Лихо насвистывая, он идет по двору. Сворачивает в подъезд дома, где живут Терентьевы.

* * *

Терентьевы -- отец, мать и дети, Леша с Наташей, еще только садятся завтракать на кухне. Три звонка в дверь заставляют мать недовольно поджать губы:

-- Кто это в такую рань?

-- Сенька Гвоздик, наверно. -- Леша идет отпереть.

-- Странная манера -- являться в дом, когда люди едва сели за стол.

-- Почему! На Западе есть даже обычай приглашать к завтраку, -парирует Наташа.

-- Но мы, кажется, не на Западе? -- замечает отец с видом лихо сострившего человека.

-- Это -- во-первых, -- подхватывает мать. -- А во-вторых, не помню, чтобы я его приглашала.

-- Он, между прочим, не к тебе, -- бросает Леша, вернувшийся в кухню на последних ее словах. Он наливает две чашки чаю, сгребает со стола какую-то снедь и уходит.