Роберт Голдсборо - Пропавшая глава
— Мистер Винсон, — произнес он. Вульф искренне считает такое приветствие учтивым.
— Рад с вами познакомиться, мистер Вульф. Боже, какие цветы! Просто ошеломляющие!
— Это доритинопсис — гибрид фаленопсиса с доритисом, — пояснил Вульф. Возможно, Винсон, сам не зная того, затронул самую слабую струнку Вульфа: тот просто дурел от счастья, когда хвалили его орхидеи.
— Может, угостить вас ещё кофе или другим напитком? — предложил он, отчаянно стремясь вылезти вон из кожи. — Лично я буду пить пиво.
— Пока нет, благодарю. Мистер Гудвин объяснил вам причину моего прихода?
— Он сказал, что речь идет о смерти одного писателя. Чарльза Чайлдресса. Судя по всему, это был ваш автор?
Винсон заерзал в кресле, сосредоточенно изучая свою запонку с жемчужиной.
— Да, он был одним из моих авторов, — произнес он наконец внезапно охрипшим голосом. — Его застрелили на прошлой неделе — теперь уже восемь дней назад — в его квартире, в Виллидже.
Вульф ответил не сразу, наливая себе пива — Фриц только что принес ему две охлажденные бутылочки.
— Я читаю газетные репортажи о любых смертях, — сказал он наконец. — В полиции считают, что это самоубийство.
— Ерунда! Чарльз вел крайне насыщенную жизнь. Он был преуспевающим писателем, перед ним маячило замечательное будущее, к тому же он собирался жениться на женщине, за которой давно ухаживал и в которую был по уши влюблен.
— Выстрел был произведен из его личного пистолета, — произнес Вульф. — А когда вчера вечером мистер Гудвин позвонил по моей просьбе в уголовку сержанту Стеббинсу, тот ответил, что никаких иных отпечатков, кроме его собственных, на пистолете не обнаружено.
Винсон нагнулся вперед и оперся ладонями о колени.
— Мистер Вульф, вы ведь наверняка собаку съели в убийствах и отлично знаете, что убийцы давно навострились инсценировать самоубийства, когда им это выгодно.
— Разумеется, — согласился Вульф, отпивая пива и вытирая губы носовым платком. — Скажите, зачем кому-то понадобилось убивать мистера Чайлдресса?
Плечи Винсона поникли, он со вздохом откинулся на спинку кресла.
— Хорошо, я скажу. Прежде всего Чарльз был, откровенно говоря, не самой приятной в общении личностью. Некоторые находили его безмерно хвастливым и наглым. Это ещё мягко говоря.
— А вы согласны с такой оценкой?
— Послушайте, мистер Вульф, Чарльз Чайлдресс был талантлив — не гениален, нет, но несомненно талантлив. И талант его обещал вот-вот расцвести буйным цветом — извините за гиперболу. Он ценил себя необычайно высоко. Прекрасно знал свои сильные стороны. И ничуть не стеснялся выставлять их напоказ.
— Фанфаронство и бахвальство не относятся к чертам, способствующим приобретению друзей, но крайне редко являются первопричиной, толкающей данного индивидуума на убийство, — изрек Вульф.
У меня просто челюсть отвисла. Тем не менее я — свидетель. Ей-Богу, он так выразился! Слово в слово.
— Фанфаронство, как вы изволили заметить, было лишь одним из его недостатков, — ответил Винсон, не моргнув и глазом. — Он был на редкость сварлив, обидчив и мстителен. Скажите, имя Уилбур Хоббс вам о чем-нибудь говорит?
— Он иногда пытается рецензировать книги для «Газетт», — промолвил Вульф.
На худощавом лице Винсона мелькнула улыбка.
— Хорошо сказано. Как вам, должно быть, известно, Чарльз был продолжателем длинной и чрезвычайно популярной серии детективных романов про сержанта Барнстейбла, созданной ещё в сороковых годах Дариусом Сойером.
— Это я тоже вычитал из газетных отчетов, посвященных его гибели, сухо заметил Вульф. — Занятость не позволяет мне читать детективы, не говоря уж о продолжениях старых серий.
Винсон пожал плечами и обвел глазами книжные полки Вульфа.
— Тем не менее некоторые детективы являются вполне приличной и добросовестной литературой, в отличие от кое-какой современной халтуры, которой буквально завалены все издательства. Чарльз прекрасно воспроизводил не только стиль, но и сам дух сойеровских романов. Конечно, мое мнение субъективно, тем более что именно я после смерти Сойера предложил Чарльзу стать его литературным преемником. Я читал его произведения, написанные для другого издательства, и сразу понял, что он именно тот человек, который мне нужен. Однако Уилбур Хоббс в пух и прах разнес все три его романа про сержанта Барнстейбла, особенно всласть поизмывавшись над последним, который мы опубликовали примерно полтора месяца назад.
Вульф осушил стакан и снова наполнил его из второй бутылочки.
— Да, я читал эту рецензию. А как другие критики оценивали книги мистера Чайлдресса?
— По-разному, — ответил Винсон. — В основном, их мнения колебались от легкого одобрения до легкого же порицания; отзывов, подобных хоббсовскому, не было ни разу. Видели бы вы этого Хоббса! Это маленький желчный и злобный человечишка. Чего он только ни понаписал про последнюю книгу Чайлдресса! Я имею в виду «Смерть на пойменном лугу». Назвал её, например, «жалким подражательством» и ещё добавил, что «любой уважающий себя ценитель детективной литературы должен бежать от этой книги, как от радиоактивного изотопа кобальта».
Вульф промолчал. Винсон глубоко вздохнул и продолжил:
— Чарльз никогда не относился к людям, которые благодушно воспринимают критику, но рецензия Хоббса, занявшая, кстати говоря, целую полосу «Газетт», подействовала на него, как красная тряпка на быка. Он просто рвал и метал. И почти тут же разразился ответной статьей в «Манхэттен Литерари Таймс», в которой клеймил и поносил Хоббса на все корки. Я попытался было его отговорить — ломать копья с критиками дело заведомо безнадежное, — но Чайлдресс настоял на своем. Вы знакомы с «МЛТ»?
— Нет, — покачал головой Вульф.
— Это такой окололитературный еженедельный бюллетень, который специализируется на слухах и скандалах. Ясное дело, они были только счастливы поместить статью Чарльза, в которой он обзывал Хоббса ущербным завистником, холуем, выскочкой и самодовольным ничтожеством. Жалким сатрапом, который с той же безуспешностью тщится стать судией общественного вкуса, с которой Джон Траволта[1] напялил бы на себя белый галстук и фрак Фреда Астера[2]. Ничего залепил, да? Но это ещё цветочки. Чарльз весьма недвусмысленно обвинил Хоббса в том, что тот принимает взятки от писателей и издателей за благосклонные отзывы.
— А основания для такого обвинения были?
Винсон стиснул зубы, затем неохотно кивнул.
— Вполне возможно. Такие слухи в литературных кругах ходят уже давно, но в открытую ничего не заявлялось. Всем известно, что у Хоббса есть свои любимчики — как писатели, так и издатели. Исходя из этого, можно даже предсказать, как он воспримет ту или иную книгу — елеем окропит или ядом польет. С «Монарх-Пресс» у Хоббса отношения не сложились, мы с ним на ножах, несмотря на две Пулитцеровские и пять Национальных премий за последние шесть лет. Почему он нас не взлюбил? — произнес Винсон, предвосхищая вопрос Вульфа. — Да потому что никто в нашем издательстве — от младшего редактора и до меня — не унижается перед этим гаденышем. И отношения к нему у нас не скрывают. Как-то раз я даже послал издателю «Газетт» жалобу на очевидную предвзятость Хоббса. Но больше всех он нападал на Чарльза. После выхода статьи в «МЛТ», около месяца назад, Хоббс в припадке дикой ярости позвонил мне. Вопил что-то насчет судебного иска, но с тех пор я больше про него не слышал.
Вульф откинулся назад и нахмурился.
— А не пытался ли мистер Хоббс вымогать взятки у кого-либо из ваших сотрудников?
— Несколько лет назад двое сотрудников редакции рассказали мне, что он намекал на то, что ценит «знаки внимания» — так он это облек. Но оба заверили меня, что сделали вид, будто не поняли, куда он гнет. Судя по всему, в дальнейшем Хоббс таких попыток не предпринимал, однако вскоре после этого случая он стал повсюду нападать на нас, причем откровенно придираясь.
— Насколько принято в вашем мире, что обозреватели принимают cadeaux[3] от издателей?
— Совсем не принято, — поморщился Винсон.
— И вы предполагаете, что мистер Хоббс расправился с мистером Чайлдрессом в отместку за его обличительную статью в бюллетене?
— Я считаю, что это вполне возможно, — сухо произнес Винсон. — Хотя, безусловно, это отнюдь не единственная вероятность.
— В самом деле? — вскинул брови Вульф.
Винсон угрюмо кивнул.
— Я знаю по меньше мере ещё двоих людей, которые бы с удовольствием ускорили кончину Чарльза Чайлдресса.
Брови Вульфа так и не вернулись в исходное положение.
— Признаюсь, сэр, я удивлен, что издательский бизнес таит в себе столько насилия.
— Я был бы рад ответить, что меня это самого удивляет, — с горечью произнес Винсон, — но, проработав в этом мире сорок лет, вынужден признаться, что больше изумляться мне нечему.
