Жюль Ромен - Лучше, чем сладострастье
- Послушай. Есть вещи, которых я никогда не понимала, а теперь поняла. Знаешь...
Я читала (можно быть мудрецом и читать об этом), я читала, что в некоторых античных обществах женщины поклонялись приапу, делали из него культ. Я не могу сказать, что была возмущена. Это было для меня странным, столь же далеким, как древние безумства, как жертвы Молоху. И вот...
- И вот?
- И вот... - она еще глубже спрятала лицо и вздрогнула с головы до ног, - и вот!
я не подозревала, что он может быть... так прекрасен, обладать столь ужасной и нетерпеливой красой. Я всю жизнь буду помнить, с каким порывом ты вчера смотрел на мою грудь. Это сильнее меня. Я злюсь на себя, что мне не хватило мужества раскрыться перед тобой так, как сделал это ты, мой муж... у меня еще нет этого мужества. Но я поклоняюсь... - слово огненным шаром ширилось в ее вздымающейся груди, - ...я охвачена обожанием, как античная женщина...
Она задыхалась. Ее сердце боролось само с собой. Я сбросил с себя одежды.
- Хоть один поцелуй, - прошептала она.
Ее опасливый и быстрый поцелуй походил на поцелуй, с которым прикладываются к ногам идола; потом она откинулась на спину, ее ноги раскрылись, и она привлекла меня к себе.
И стоило мне войти в нее, как из ее груди вырвался долгий и ровный звук, и крик, и прерывистое дыхание, воркование и хрип одновременно. И одного этого стона хватало бы мне, чтобы исторгнуть спазм наслаждения, но я в невыносимом возбуждении все же смог отдалить его.
