Светлана Алешина - Двуликий ангелочек
«Подожди-ка, — одернула я себя. — А откуда у тебя такая уверенность, что речь идет именно о преступлении? Ты же не знаешь даже толком, что случилось с этой девочкой, о которой говорила Ксения Давыдовна. Подожди настраивать себя на ложные выводы…»
Когда я вызвала Маринку и попросила ее пригласить ко мне Кряжимского, она, похоже, очень удивилась и даже обрадовалась, справедливо полагая, что моя спячка заканчивается.
Сергей Иванович пришел ко мне с макетом первой полосы в руках, который он набрасывал буквально на ходу, и мне даже несколько неловко было отвлекать его от дела. Но потом я вспомнила, что учредитель газеты все же я, и отбросила ненужные условности. Я объявила ему, что оставляю его в редакции исполняющим обязанности главного редактора, что доверяю ему право подписывать газету «в свет», и вообще — доверяю. Он смотрел на меня несколько ошалело и даже забыл про макет. В глазах у него стоял вопрос, и он его, конечно, задал.
— А позволь узнать, Оленька, сама-то ты что собираешься предпринять? — спросил он. — Отдыхать поедешь или дела? Меня, признаться, не раз уже спрашивали, почему ты не пишешь ничего?
— Не могу, Сергей Иванович, — ответила я честно. — Рука не поднимается бумагу пачкать. Чувствую, что ничего интересного написать не смогу. Поэтому хочу немного сменить род деятельности. Если официально — ухожу в отпуск. В приказе это будет отражено.
— Новую историю затеваешь, а, Оля? — хитро посмотрел на меня Кряжимский. — Очередную сенсацию для газеты готовишь? Читатель уж заскучал, пожалуй, без сенсаций…
— Да нет, Сергей Иванович, просто попросили меня разобраться с одним делом, — ответила я. — Что из этого получится, я даже не представляю пока.
— Ну, так и разбирайся. Все лучше, чем в кабинете дремать, — сказал он, и я залилась краской. — А за газету не волнуйся. Газета будет в порядке.
— Не сомневаюсь, — сказала я совершенно искренне.
Формальности были соблюдены. Я официально освободила себя от руководства газетой, которой и без того не занималась, и была совершенно свободна для того, чтобы изучить обстоятельства смерти «тихого ангелочка» Гелечки, о чем просила меня по телефону Ксения Давыдовна.
Жила она не близко от редакции. Я решила, что опаздывать на первую встречу было бы несерьезно для человека, которого считают пусть не совсем заслуженно, но все же — лучшим детективом в команде, поэтому я забралась в свой «жигуленок» и отправилась в Апрелевское ущелье, самый фешенебельный район в Тарасове. Квартиры стоили там астрономические суммы, и уже само это место свидетельствовало о достатке человека, который там живет.
Дом Ксении Давыдовны не обманул моих ожиданий. Это был громадный трехэтажный особняк, обнесенный двухметровым бетонным забором. На воротах я разыскала кнопку домофона. Как только я назвала себя, ворота медленно распахнулись, и я въехала во двор.
Ксения Давыдовна встретила меня в дверях и провела на второй этаж, в гостиную. Я устроилась в кресле и попросила разрешения закурить. Хозяйка кивнула и пододвинула мне пепельницу. Но я заметила, что она слегка поморщилась.
— Я не знаю, с чего начать, — сказала она. — Это произошло всего день назад, позавчера. Я еще не могу привыкнуть к мысли… Мне кажется, что сейчас откроется дверь комнаты и войдет Гелечка.
— Ксения Давыдовна, давайте сделаем так, — тут же вмешалась я, опасаясь, что она пустится сейчас в слезливые воспоминания. Чувства чувствами, горе горем, но дело-то делать нужно? — Я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать.
Она согласно кивнула. Она была заметно подавлена, смотрела большей частью в пол или бросала взгляды на дверь комнаты, в которой, как я поняла, жила ее дочь.
— Сколько вашей дочери было лет? — спросила я и очень удивилась, услышав ее ответ.
— Восемнадцать. Но я должна объяснить одну вещь… — нерешительно сказала она. — Гелечка была мне не родной дочерью.
— Вы взяли ее из детдома? — спросила я.
— Да… Это я, собственно, уговорила мужа взять из детдома девочку, когда выяснилось, что своих детей у меня быть не может. — Ксения Давыдовна нервно мяла ладонью пальцы правой руки. — У меня была серьезная травма. На первенстве России я упала с бревна, очень неудачно. Месяц пролежала в больнице. Тогда я не думала, что у этой травмы будут такие последствия, расстраивалась только из-за того, что не получу золото. Я ведь так и не стала чемпионкой России, хотя несколько раз была близка к этому.
— Вы занимались спортивной гимнастикой? — спросила я.
— Очень серьезно занималась, — позволила она себе улыбнуться, видно, воспоминания о своем спортивном прошлом были для нее дороги. — В семьдесят втором мы даже заняли третье место на чемпионате Европы. Это было самое большое мое достижение. В тот год я и познакомилась с Олегом.
— Олег — это ваш муж? — спросила я.
— Да, — ответила она, и я обратила внимание, как тень снова вернулась на ее лицо. — Муж.
— Вы вышли за него в семьдесят втором? — уточнила я, чтобы вернуть ее к рассказу о себе.
— Нет, ровно через год, — ответила Ксения Давыдовна. — В семьдесят втором мы только познакомились. Это было так романтично. Мы были на сборах в Коктебеле, а он отдыхал там, приехал на несколько дней, решил устроить себе маленький отпуск. Он очень много работал и без выходных практически. На каком-то закрытом заводе. Я заплыла далеко в море, там мы и познакомились с ним в воде. Плыли и разговаривали друг с другом. Он на пять лет меня старше и тогда уже был самостоятельным человеком, у него были квартира и машина. Конечно, ему помогли родители, его отец был крупным чиновником в Тарасове, руководил торговлей. Олегу это потом очень пригодилось, когда он начал собственное дело. Его отца многие хорошо помнят и сейчас. Олег смог воспользоваться связями и знакомствами своего покойного отца. — А чем ваш муж сейчас занимается? — спросила я.
— Он фактически руководит фирмой «Терция», — ответила она. — Фирма очень солидная, как я понимаю, хотя, честно признаться, я ничего о его делах не знаю, он никогда мне о них не рассказывает. Знаю только, что «Терция» занимается оптовыми поставками сигарет в города России и ближнего зарубежья. Олег — вице-президент фирмы.
— Простите, Ксения Давыдовна, — спросила я. — Вы сказали, что это вы уговорили вашего мужа взять ребенка из детдома. А он не хотел этого делать? Возражал?
— Он, собственно, не возражал, — пожала плечами женщина. — Но я видела, что ему не очень нравится эта идея. Он все никак не мог поверить, что у нас не может быть своего ребенка. Но врачи не оставили мне никакой надежды на это. И я поверила в нашу беду раньше его.
— Как он относился к девочке? — спросила я, не решившись назвать ее «дочерью» человека, который удочерил ее против своего желания, я почему-то была уверена, что он не хотел этого делать, а только уступил просьбам расстроенной жены.
— Им очень редко удавалось бывать вместе, — вздохнула Ксения Давыдовна, а я почувствовала, что ей неприятно вообще говорить на эту тему. — Гелечка, собственно, всегда была со мной…
«Вот откуда ко мне привязалось это слово — «собственно», — сообразила я, а вслух спросила:
— А у вас было много свободного времени?
Ксения Давыдовна тяжело вздохнула и произнесла с какой-то обреченной интонацией:
— У меня оно все было свободным. Вернее, стало свободным сразу после того, как я вышла замуж.
— Вы бросили гимнастику? — удивилась я.
— Олег не захотел, чтобы я выступала на соревнованиях, — усмехнулась Ксения Давыдовна. — Он очень ревнив, а гимнастика — это постоянные поездки, — то на соревнования, то на сборы. Он просто сказал мне, что я больше никуда не поеду. И я подчинилась. Сидела дома. Раз в три месяца он возил меня куда-нибудь на море, это был настоящий праздник для меня. Но праздник всегда длился лишь один день. Один день, в который он устраивал себе выходной после почти непрерывной трехмесячной работы.
— И чем же вы занимались, когда бросили спорт? — спросила я.
— Ничем, — покачала она головой. — Сидела дома и мечтала о ребенке. Да мне и негде было работать. Образование — десять классов. Можно было остаться в гимнастике тренером, но… Олег и против этого возражал тоже.
Она помолчала и добавила тихо:
— У меня никого не было ближе Гелечки. Вы не представляете, как мне трудно это пережить…
Что-то меня в ее скорби не устраивало, вызывало недоверие, хотя я не могла бы сказать, что именно. Может быть, та готовность, с которой она предавалась страданию? Тяга к страданию очень распространена у женщин, неудовлетворенных своей жизнью.
— Как это случилось? — спросила я тихо, как бы подстраиваясь под тон, который она задала нашей беседе.
— Мне позвонил Олег, ему первому сообщили, — сказала Ксения Давыдовна. — У Гелечки в кармане нашли его визитку. Никаких документов при ней не было, и милиция, которую вызвали люди, обнаружившие ее, позвонила по номеру телефона, указанному в визитке. Олег пытался подготовить меня, он сказал, что врачи еще не могут сказать, останется ли она в живых, но Гелечка была уже мертва. Она умерла сразу, как только упала на асфальт. Я как представлю, что она испытала за время падения, мне кажется, я схожу с ума от ужаса. Самое страшное — лететь вниз и знать, что никакой надежды на спасение нет, что сейчас наступит смерть и ее уже не избежать. А еще — страх перед болью, которая через мгновение захлестнет тебя и убьет. И потом — страшная боль, пронзающая все тело, как взрыв… Но до этого — бесконечные секунды этого ужасного падения. Я не знаю, как это было, но всем сердцем надеюсь, что моя девочка сошла с ума на мгновение раньше, чем ударилась о землю…
