Шарль Эксбрайя - Счастливого Рождества, Тони!
— Представляю выражение лица Жан-Клода, когда он узнает о наших планах!
Про себя я от души пожелал, чтобы это выражение было по крайней мере любезным. А девушка, вероятно угадав мои мысли, добавила:
— Надеюсь, вы с ним поладите, иначе я буду глубоко несчастна!
У меня не хватило духу возражать, и я поклялся, что Жан-Клод обретет во мне самого преданного старшего брата. Стыдновато, конечно, но, во-первых, я вовсе не желал создавать Даниэль лишние трудности, а во-вторых, надеялся, что, возможно, со временем и вправду начну лучше относиться к парню. Мы провели удивительно приятный час, представляя череду ожидающих нас безоблачных дней и все дальше и дальше уносясь в будущее. Потом Даниэль на минутку вышла, и я подозвал проходившего мимо торговца газетами. Купив «Франс суар», я стал машинально листать страницы, пока не наткнулся на крупный заголовок в разделе хроники: «Убийство в Кэнконс». Сначала заметка не вызвала у меня особого интереса, и лишь когда я увидел фамилию жертвы, все поплыло перед глазами. Я даже не заметил, как снова подошла Даниэль.
— В чем дело, Тони? Что с вами?
Я стряхнул оцепенение и молча ткнул пальцем в статью. Девушка села напротив и вполголоса прочитала, что сегодня утром на набережной, в двух шагах от бордоской площади Кэнконс, нашли застреленным некоего Бертрана Тривье. Даниэль удивленно посмотрела на меня.
— Ну и что? Вы знали этого типа?
— Да…
Она с отвращением скривила губы.
— Я вижу, впредь мне придется внимательно следить за кругом ваших знакомств!
— Почему?
— Так ведь этот тип, судя по тому, что здесь написано, был чем-то вроде фараона!
— А вы… не любите полицию?
— Да я просто ненавижу этих мерзких ищеек!
Жаль, она мне и вправду очень нравилась…
— Это более чем досадно, Даниэль…
На сей раз пришла ее очередь спрашивать почему.
— Просто я тоже, как вы говорите, «ищейка».
Девушка смерила меня недоверчивым взглядом, и, когда наконец удостоверилась, что я не вру, лицо ее окаменело, внезапно утратив всякую привлекательность.
— Мерзавец! — процедила Даниэль.
Я смотрел на нее в полном недоумении. Возможно ли, что это та самая женщина, чью руку я сжимал всего несколько минут назад?
— Фараон! И вы посмели?.. Подонок! Да от таких типов, как вы, Тони-легавый, меня с души воротит! Слышите? Меня от вас тошнит!
Да, я отлично слышал, но отвечать не хотелось. Зачем? А Даниэль продолжала в том же духе:
— И вы вообразили, будто я стану женой фараона? Это я-то? Да за кого ж вы меня принимали? Вам неймется из-за того, что пристрелили вашего дружка. Ну а я, представьте, очень рада! И надеюсь, он чертовски помучился, прежде чем сдохнуть!
Тут уж она хватила через край. Не знаю, что за неприятности были у Даниэль с полицией, но говорить в таком тоне о Бертране Тривье она не имела права. И даже не успев сообразить, что я делаю, я отвесил красотке пару самых крепких оплеух, какие мне только приходилось раздавать с тех пор, как я появился на свет.
Даниэль так и застыла, открыв рот и вытаращив глаза. Я думал, сейчас поднимется крик, но она не проронила ни слова. Лицо ее мертвенно побледнело, и лишь на щеках горели багровые полосы. Я встал, чувствуя, что на меня смотрят все сидящие за соседними столиками. Вот бы кому-нибудь из этих красавчиков взбрело в голову рыцарски вступиться за честь публично оскорбленной дамы! Это принесло бы мне немалое облегчение… Но никто не двинулся с места, кроме наблюдавшего эту сцену с порога Жан-Клода. Парень бросился на меня в тот момент, когда я уже выходил из зала, ухватил за плечо и слегка развернул. Жан-Клод — крепкий малый, но ему недостает моего опыта, а потому не прошло и нескольких секунд, как он уже корчился на ковре, жадно хватая ртом воздух.
А я вернулся к себе в гостиницу, потребовал счет и, собрав чемодан, распрощался с Куршвелем. Мне не терпелось поскорее добраться до Брида и сесть на скорый парижский поезд.
В купе, пока попутчики спали, я так и не смог забыться хотя бы на минуту. Я ни о чем не жалел: ни о погибшей любви, ни об испорченном отпуске, нет, меня терзало одно-единственное желание: как можно скорее снова взяться за работу, разыскать убийцу Бертрана Тривье и отправить его следом.
Ведь Бертран был моим самым давним, самым близким другом.
Глава 1
Кристиан с каменным лицом, плотно сжав губы, наблюдала, как я путаюсь в словах и бормочу нечто невразумительное. Обычно-то я могу без запинки болтать о чем угодно, но на сей раз, видно оттого, что я говорил чистую правду, язык прилипал к гортани. Гибель Бертрана нанесла мне тягчайший удар. Теперь, без него, я чувствовал, что остался один на свете. Это-то я и пытался объяснить Кристиан, вдове моего друга, но мучительно путался, с трудом связывая слова. Правда, честно говоря, поведение Кристиан не только не помогало мне, а, напротив, совсем обескураживало. Когда дверь открылась и вход преградила суровая и отчужденная женщина в черном, я неожиданно оробел. А ведь мы знали друг друга много лет. Кажется, они и с Бертраном познакомились не без моей помощи. Но сейчас Кристиан сверлила меня холодным взглядом и даже не предлагала войти, поэтому я невольно растерялся. В конце концов, я же нисколько не виноват в смерти ее мужа!
— Можно мне зайти, Кристиан?
Она молча, но с явным неудовольствием впустила меня в дом. Услышав мой голос, маленький Марк, сын Бертрана и Кристиан, выскочил в прихожую и прильнул ко мне так крепко, как только может семилетний человек, но мать почти сразу одернула его.
— Иди к себе в комнату, Марк, — сухо приказала она, — и не возвращайся, пока я сама тебя не позову!
— Но, мама, это же… крестный! — растерянно пробормотал малыш.
— Не заставляй меня повторять еще раз, Марк!
Малыш, захлебываясь слезами, покорно ушел. А Кристиан, как только мы остались в гостиной вдвоем, осведомилась:
— Что вам угодно?
На мгновение я испугался, не повредило ли горе ее рассудок.
— Но, Кристиан… Разве не естественно, что, прочитав в газете о смерти Бертрана, я тут же примчался из Куршвеля?
Она, словно смирившись с неизбежным, вздохнула.
— Ладно, валяйте начинайте… Скажите мне про достоинства Бертрана… про мужество Бертрана… про вашу братскую привязанность к Бертрану… и что мы с Марком всегда можем рассчитывать на вас в трудную минуту… Давайте же, Тони, вперед! Прошу на сцену! Выкладывайте соболезнования и убирайтесь!
Совершенно сбитый с толку, я долго не мог выдавить из себя ни звука. Неужели горе настолько изменило Кристиан, что она готова отвергнуть такую испытанную дружбу, как моя? Но потихоньку растерянность уступала место раздражению, и это в какой-то мере помогло вернуть утраченное самообладание. Как и предлагала Кристиан, я заговорил, пытаясь передать, какую боль причинила мне гибель Бертрана, как одиноко стало после его исчезновения и мне тоже, и закончил именно тем, чем она и предсказывала: уверениями, что вдова и сирота всегда могут положиться на мою дружескую поддержку. Все это я промямлил запинаясь и спотыкаясь, а суровое лицо Кристиан отнюдь не помогало справиться с волнением. Жалкое зрелище… Когда же я, запыхавшись и не в силах подобрать нужные слова, умолк, она холодно бросила:
— Все?
Я кивнул.
— Я, вероятно, должна поблагодарить вас. Стало быть, считайте, что это уже сделано. А теперь будьте любезны оставить меня…
— Но, Кристиан… есть ведь еще Марк и…
— Марк не только ваш крестник, но в первую очередь мой сын, а я не желаю, чтобы он поддерживал с вами какие бы то ни было отношения!
— Но ведь Бертран избрал меня…
— Нет, Бертран всегда поступал по-своему, и вот к чему это привело! Его и мой сын никогда не пойдет по стопам отца! Я не желаю видеть у себя в доме ни вас, ни других людей вашей профессии! Не хочу, чтобы они отравили душу малыша, с которым мне надо заново учиться жить! Только из-за таких, как вы, Марк стал сиротой! Уходите! Неужели вы не понимаете, что я ненавижу вас и вам подобных?
Идя к вдове друга, я знал, что меня ждет мучительная сцена, но никак не ожидал такой вспышки ненависти. Кристиан отлично знала, что я никоим образом не влиял на Бертрана в выборе профессии, к тому же он был на два-три года старше. И то, что казавшаяся такой прочной давняя привязанность могла рухнуть в одночасье, повергло меня в полную растерянность. Возможно, Кристиан угадала, что творится в моей душе, а может, нервы не выдержали, но, так или иначе, она вдруг упала ко мне на грудь и разрыдалась.
— Тони… О, Тони…
И я, несмотря на все ее отчаяние, подумал, что так-то оно лучше.
Марк получил разрешение вернуться к крестному. И хотя к тому времени, как я собрался уходить, они, конечно, не утешились, зато по крайней мере твердо знали, что смерть Бертрана не оставила их одних на свете: в нужный момент я всегда буду рядом. Я попрощался с Кристиан и ее сыном и, после того как малыш исчез в своей комнате, тихо добавил:
