Андрис Колбергс - Ничего не случилось…
Вот это уже другой разговор. Наконец-то. Как человек с человеком.
И хотя шофер добился своего — они Лак будто поладили, но он все больше злился на моряка.
«Он мне будет рассказывать! Будто я не вижу, что на тебе надето, в каком месте остановил такси — от угла Петерсалас до ворот порта каких-нибудь три минуты ходьбы… И что кладешь в багажник тоже вижу! Я таких каждый день пучками вожу! И вообще — чего он со мной в прятки играет? Если уж проскочил со своим ящиком мимо вахтера — из порта иначе и не выйдешь — тогда все официально и нечего мне заливать!
А может… Может, этот «Панасоник» ты спер у какого-нибудь дружка на судне? Чего ж дергаешься? Ха-ха! А что, не может быть такого? Все вы бандиты и сволочи, у всех у вас на уме одни гешефты, деньги да шлюхи!
Моряки, едва сойдут на берег, становятся болтливыми, дарят жевательную резинку, угощают американскими сигаретами, ржут и валяют дурака, а этот сидит как пень… Неужто в самом деле стибрил? — Шофер присмотрелся к пассажиру. — А может чего и похуже натворил?..»
Пассажиру можно было дать года двадцать три, может, даже двадцать пять: щеки еще сохранили детскую округлость, а кожа свежая, розовая. Рост ниже среднего, но парень широкоплечий и спортивный, у такого силы достаточно. Черный пышный чуб как у завзятого гитариста, волосы — почти до воротника — зачесаны назад, обвислые усы вдоль уголков рта делали его лицо не старше, как он, видно, сам надеялся, а наоборот — мальчишеским.
«Глаза уж слишком бегают», — констатировал шофер и встревожился.
Пересекли трамвайную линию, остановились на улочке, вымощенной булыжником, под высокой голой липой, с ветвей которой стало капать на крышу машины.
Тротуар тут был узкий — для одного пешехода; справа, видно, ремонтировали двухэтажный деревянный дом — на окнах ставни, но изнутри доносился стук молотков, а в глубине двора виднелись кучи гравия и строймусора.
Слева вдоль улицы тянулся беленый каменный забор, высотой метра в два.
— Я вернусь минут через пятнадцать…
— Почему сразу не сказал, что придется ждать?
— Договоримся как-нибудь… — парень подмигнул.
— Да, да! Таких обещальников у меня каждый день навалом!
— Все будет в порядке, шеф!
Парень перешел улицу и скрылся за окованной железом калиткой.
Из отделения для перчаток шофер вынул газету…
Развернул, начал читать.
Он всегда покупал одну и ту же. Ту, что покупал еще его отец. Ничего другого он не читал, зато газету, ожидая пассажиров, «прорабатывал» добросовестно — от передовой до сводки о погоде. В таксопарке он считался знающим человеком.
Сегодня ему оставалось прочесть только последнюю страницу и там, наконец, он нашел такое, что стоило запомнить: в апреле 1983 года в Китае в провинции Синьцзянь родился ослик о шести рогах. Теперь ослик, как было написано, уже весит сорок килограммов.
На крышу машины с громким стуком падали редкие капли. Но шоферу было лень заводить мотор и отъезжать от дерева в сторону.
Наконец ему надоело читать и он стал разглядывать забор, добротно и аккуратно сложенный, сверху скошенный и обитый цинкованной жестью, чтобы влага не попадала в щели между кирпичами. Вдали по другую его сторону виднелись высокие ветвистые деревья и старинный многоэтажный дом с крутой крышей и островерхими башенками. Во всех окнах одинаковые занавески — значит, какое-то учреждение.
Шофер глянул на часы — пятнадцать минут уже прошло.
Калитка или дверь — подходящее определение сразу, и не подберешь — казалась столь же основательно сработанной, как и каменный забор: за витиеватой ковкой — железный щит, чтобы нельзя было заглянуть внутрь двора, а сверху — украшения в виде острых пик — не перелезешь.
Оказывается, открыть калитку не каждый мог. Ожидавших тут, пока кто-нибудь выйдет со двора или появится с ключом, набиралось трое, четверо.
Судя по одежде, ожидавшие были из самых различных слоев общества: широкоплечая деревенская женщина с тяжелыми сумками, пожилая ярко накрашенная горожанка в мятом, не по сезону, но модном плаще, корректный обшарпанный интеллигент с папочкой под мышкой.
Из калитки вышла женщина в белом халате, поверх которого был накинут халат из темной фланели, и что-то быстро стала рассказывать старушке в черном платке. Та заплакала чуть ли не с первых слов, женщина обняла ее за плечи, продолжая говорить, видно, успокаивала. Когда она повернулась, шофер заметил красный крестик на ее головном уборе.
«Поликлиника, — решил таксист и устроился на сиденье поудобнее, — поликлиника или какой-нибудь институт… Теперь кругом одни институты, а толку — пшик! Вот раньше масло для мотора было как масло, а теперь как гороховый суп! А все институты! Небось в собственные машины такое не заливают!»
Он решил почитать еще немного.
Опять про Китай! Ну прямо напасть китайская! Будто писать больше не о чем!
«Первое упоминание о чае встречается в письменных источниках 350-го года до нашей эры. Открывателем его считается легендарный император Шеннун, который жил в 2737-м году до нашей эры…»
«Пожарники города Палермо вынуждены на пожар бежать бегом, потому что с пожарной машины снят номер за неуплату транспортного налога». «Ну и дела! Значит наматывают шланги на шею, ведра в руки и… вперед!»
Вдруг его словно молнией пронзило: «Так ведь тут сумасшедший дом!»
— Сумасшедший дом! — вслух прошептал он.
Шофер такси, как большинство грубо скроенных людей, ужасно боялся психически больных. Умом он понимал, что здесь, по эту сторону забора, ему ничто не угрожает, что тяжелобольные содержатся там в изоляции, тем не менее его охватила дрожь. От суеверного страха перед всем, что он не в состоянии объяснить. Сломанная нога или ребро — это понятно: можно загипсовать или перевязать, наложить швы, а как быть с дурной башкой?
Сумасшедший дом — факт! Он занимает на Саркандаугаве огромную территорию, только сейчас такси стоит не у главного входа, а с другой стороны.
Главный вход он знает: несчетное число раз проезжал мимо — отапливаемая сторожка с трубой, перед воротами цепь, которую вахтер опускает, когда подъезжает «скорая помощь», а дальше — в глубине — клумбы и белый больничный корпус с большими окнами.
А это какой-то запасной вход, потому тут и нет порядка! Приходят, уходят, когда взбредет в голову! И никому до этого нет дела, пока какой-нибудь чокнутый не сбежит и не перережет горло первому же встречному!
Таксист уже со страхом и подозрительностью вглядывался в каждого у калитки, но даже его настороженный взгляд не замечал ничего опасного.
Вышел дворник с большим совком и метлой. Стайка предупредительно расступилась.
Дворник сначала прошелся по тротуару, подбирая с земли в жестяную банку окурки, трамвайные билеты и обрывки бумаг. И лишь потом, широко размахивая метлой, стал подметать — быстро, чисто, добросовестно. Сор он собирал в совок и переносил через дорогу на кучу строймусора возле дома, где шел ремонт.
Дойдя до калитки, вынул из кармана небольшую щетку и тряпку и привел в порядок орудия своего труда. До блеска!
Шофер забеспокоился. Он чувствовал — происходит что-то не то, однако конкретнее обдумать свои предчувствия не успел, потому что заметил, как через калитку вышел его пассажир с какой-то девчонкой. Странное поведение дворника таксист вспоминал потом еще несколько месяцев, после того, как ему рассказали, что то был Янка, которого знала вся округа. Он подметал улицу целый день — с раннего утра до позднего вечера и справлялся с делом лучше, чем если бы этим занялась бригада дворников. С метлой он не расставался, говорили, что ему разрешается брать ее в палату: Янка боялся, как бы метлу не украли. Чем больше проходило времени, тем страшнее казалась таксисту опасность, которой он избежал. «Этот тип мог побить стекла машины, пинками попортить ей борта, а меня самого — избить, может, даже убить! Просто так, шутки ради! И ничего ему за это не было бы, суду такой не подлежит!»
Шоферу становилось жутко от мысли, что существуют люди, на которых законы не распространяются, то есть живущие вне закона. Это был уже не страх, а настоящий ужас! Впоследствии, если кто-то из пассажиров ему говорил: «В Саркандаугаву!», он не двигался с места до тех пор, пока не называли улицу и номер дома. А если попадался кто-нибудь, кому требовалось ехать в психиатрическую больницу, он выдумывал с десяток разных причин, лишь бы отказаться.
— Солидные люди так не делают! Я мог бы по крайней мере пятерку заработать, пока тут стоял!
— Меньше будешь вякать, больше получишь! — ответил довольно нагло моряк и уселся на заднем сиденье вместе с девчонкой. — Так-то, шеф! Газуй! — и назвал адрес почти в самом центре города.
У девчонки было узенькое бледное личико с большими глазами, она сидела тихо, вжавшись в угол сиденья. То ли от смущенья, то ли от страха. Одета она была в простую тонкую нейлоновую куртку, из-под которой виднелся линялый бесформенный джемпер и платье из хорошей ткани с отливом, но перешитое, причем неумело: был заметен след старых швов.
