Александр Кулешов - Черный эскадрон
Приятно и, главное, безопасно. Прибыль эту он вкладывает в земельные участки, нефтяные скважины, в военно-промышленный бизнес. И там он уважаемый, удачливый бизнесмен. В моей стране не принято спрашивать, откуда у человека деньги. Лишь бы они были.
И кто только с наркоманией не борется - и ООН, и Интерпол, и разные международные организации! И не могут в толк взять, что, пока у одного миллионы, а у другого шиш, ничего не изменится. Потому что тот, у кого миллион, захочет иметь второй, а тот, у кого нет ничего, будет стараться одурманивать себя разной дрянью, чтоб хоть на минутку почувствовать, что у него все есть.
И в конечном счете ему же хуже. А мистер Икс? С ним ничего не произойдет.
Вот я вам еще одну историю расскажу из того недолгого, увы, периода, что я в этом Интерполе подвизался.
Однажды нам сообщили, что в большой партии сигарет обнаружены блоки сигарет, начиненных ЛСД. Такие сигареты особенно любят юные идиоты, воображающие, что ЛСД - наркотик не очень опасный, и убеждающиеся в обратном, когда уже поздно давать задний ход.
Начали проверку. Сигареты как сигареты, марки разные "Салем", "Винстон", "Кемел", "Мальборо", "Честерфилд". Тысячи тонн, десятки тысяч блоков, миллионы пачек. Попробуй проверь! Вскрывали, исследовали, обнюхивали (не мы, конечно, собаки, есть такие специально дрессированные на распознавание наркотиков). Иногда обнаруживали то, что искали. Но системы установить никак не могли
Что оставалось делать? Поступили, как частенько поступаем. Схватили одного юнца, пообещали, что не посадим, если назовет своего "пушера" (поставщика). Назвал. Юнца того, правда, с пулей в затылке вскоре на свалке обнаружили, но "пушера" взяли. С ним беседовали иначе. Невежливо беседовали. Когда он уж совсем на ладан стал дышать, все же назвал оптовика. "Пушер", к сожалению, очень скоро умер в тюремном госпитале от насморка или от геморроя, уж не помню, но оптовика мы все же сграбастали. С тем грубо не поговоришь - у него одних адвокатов столько, сколько во всем моем отделе сотрудников, а уж денег...
Состоялся суд.
- Ваши сигареты везли на сухогрузе "Бегония"? - спрашивают.
- Мои, - отвечает.
- Вам известно, что среди них были сигареты с ЛСД?
- Нет, неизвестно.
- А вот свидетели... (тут ему целый список зачитывают) показывают, что по вашему распоряжению накануне отплытия из определенных ящиков изымались блоки, а вместо них вставляли другие.
- Ну и что?
- А то, что именно в этих блоках были сигареты с ЛСД.
- Так это ваши "свидетели", а по мне лжесвидетели, их туда сами и вложили.
- Все свидетели? Их двадцать семь. Что ж, они все сговорились? Доказано, что они раньше не были знакомы.
- Зато они все меня ненавидят и хотят оклеветать!
И верно. Адвокаты вынимают целые горы документов, и выясняется, что все двадцать семь голубчиков имели основания этого оптовика ненавидеть. Всех он чем-нибудь мог шантажировать, все были перед ним в долгу, все его боялись.
- Вот видите, - твердят адвокаты, - это месть!
Впрочем, один свидетель заявил, что имеет убедительные доказательства - у него, мол, есть письмо обвиняемого с соответствующими инструкциями.
Но тут обвиняемый почувствовал себя плохо, по просьбе адвокатов заседание отложили на два дня, а когда собрались снова, узнали о большом несчастье тот свидетель заснул с непогашенной сигаретой, наверное в пьяном виде, возник пожар, и он сгорел вместе со своим домом. Кошмар!
Много там еще болтали на этом процессе, прокурор свое, адвокаты свое... Короче говоря, пришлось за недостатком улик этого оптовика, очередного мистера Икс, отпустить. В тюрьму отправились двадцать семь свидетелей, превратившихся в обвиняемых (простите, двадцать шесть - один то погиб во время пожара).
А обвиняемый, превратившийся в невинную жертву полицейского произвола, отправился на Гаваи, чтобы поправить здоровье, пошатнувшееся в результате людской несправедливости...
Я-то в этом деле большого участия не принимал, разве что присутствовал при изъятии сигарет. Скучное занятие, ящиков видимо-невидимо и в каждом видимо-невидимо блоков сигарет. К концу дня даже заядлый курильщик небось готов бросить курить.
И все же кое-какие выводы я для себя из этой истории сделал. Мы, значит, бедные государственные служащие, в данном случае полицейские, трудимся в поте лица, ворошим миллионы каких-то дурацких сигарет в поисках иголки в стоге сена, мотаемся по всему свету - разыскиваем "свидетелей", мелких подонков, хватаем, наконец, главного подонка. И что ж дальше? А ничего. Главный делает нам ручкой и уплывает на собственной пятипалубной яхте к тропическим горизонтам, мы же продолжаем наш энергичный бег по механической дорожке. Есть такая, знаете, мчишься во весь дух, сучишь ногами, весь мокрый, а все на месте топчешься.
Вот тогда-то впервые и пришла мне в голову мысль: к чему все эти хлопоты, процессы, болтовня, когда и дураку ясно, кто главный преступник? А раз так, то чего возиться - хлопнуть его на месте, и все. Ну как? Как моя мысль? Вроде бы правильная, верно? Черта с два! Хлопнешь, а потом тебя самого хлопнут за самоуправство, за превышение власти, за неоправданное убийство... Ты кто? Обыкновенный полицейский, чинуша, рядовой страж порядка. А он, мистер Икс? Фигура, миллионер, столп общества. На таких, как он, наше общество и держится. И слуги общества, в том числе мы, полицейские, тоже, между прочим.
Так что надо еще два раза подумать, что нам выгодней: хлопать таких или, наоборот, оберегать. А то, глядишь, без работы окажешься.
И все-таки где-то внутри осталось у меня сожаление, что упустили мы случай разделаться с этим оптовиком. Когда он еще в наших руках был, а не перешел в ведение прокуроров, судей - всей этой машины. Вот так!
Я здесь подробно поделился с вами моей мыслью, потому что дальнейший мой рассказ с нею связан. Тогда эта мысль пришла мне в голову впервые.
Итак, значит, служу в Интерполе, не тужу. А если быть честным, то бью баклуши. Но этого никто, как я думал, не замечает.
Ошибаюсь.
Оказывается, замечал как раз тот, кому замечать не следовало, - мой начальник.
И однажды меня вызывают в Секретариат и, не глядя в глаза, вручают предписание - вернуться на мою благословенную родину за новым назначением.
Война с преступностью в международном масштабе оказалась не по мне, придется сражаться в национальном. И, сдав дела (которыми, если честно, никогда, в общем-то, не занимался), сажусь в самолет и лечу домой.
Моя служба в Интерполе длилась недолго.
Глава II.
НА НОВОМ МЕСТЕ
Я опускаюсь все ниже в полицейской иерархии. Сначала воевал с воздушными пиратами, потом с торговцами наркотиками, потом служил в Интерполе, и вот теперь меня определили в уголовную полицию (кончу я, наверное, регулировщиком уличного движения, что, не знаю почему, у нас считается для полицейского дном). Здание, в котором помещается моя новая контора - серое, облезлое и большое. Длиннющие гулкие коридоры, широкие лестницы (лифтов нет). В коридорах пахнет сыростью, штукатуркой, еще чем-то противным.
В комнатах мы, инспектора, сидим по четверо. Но поскольку вечно кто-нибудь - а чаще все - на задании, то комнаты, как правило, пустые. Иногда по коридорам мчатся сломя голову оперативные группы или отдельные инспектора. Где-то что-то случилось. По вечерам сидим, пишем бесконечные, никому не нужные документы.
Утром дремлем, как сонные мухи, а днем, если не мотаемся по заданиям, пьем кофе, а то и пиво.
Вот такая обстановка.
Начальник вызывает меня и говорит:
- Будем знакомы, Леруа. Все данные у тебя для работы в нашем отделе есть: ты и дзюдоист, и каратист, и боксер, и снайпер. Ростом и силой тебя бог не обидел. А опыта тебе не занимать. Вот только тут помечено, - и листает какие-то бумажки, - что, как бы это сказать, не рвешься ты в пекло и вообще к работе относишься сдержанно. Но это ничего, у нас тут, если во время работы спать, можно и вечным сном уснуть. Так что переучишься. Желаю тебе успеха. Иди трудись.
Вот такая приветственная речь. Мог бы, конечно, и потеплей слова найти. Да ладно, начальники, они все одинаковые, им не угодишь.
Иду к себе в комнату и начинаю знакомиться со своими коллегами. Их трое.
Тот, для кого я "стрела" (так на нашем жаргоне называется старший в двойке), Гонсалес, среднего роста, черноволосый, черноусый. Он самый старый, ему сорок лет, и он так ни до чего не дослужился. Наверное, из-за своей болтливости. Просто поразительно, как можно столько говорить! Даже на задании в засаде, и там умудряется шепотом острить, рассказывать старые анекдоты, что-то бормотать под нос. Но опыта у него больше, чем у нас у всех, вместе взятых.
Второй, Джон, мой тезка; его, с тех пор как пришел я, стали называть Джон-маленький. В отличие от меня, Джона-большого. Еще бы, он - метр семьдесят, я - метр девяносто! Совсем молоденький, только из нашей школы, весь такой ладный, быстрый, точный Он про эту школу много рассказывал, я вам как-нибудь перескажу.
