Лео Перуц - Прыжок в неизвестное

1951 год был ознаменован для Перуца окончанием многолетней работы над романом «Ночи под Каменным мостом», который он полагал главной книгой своей жизни, а также началом работы над «Иудой Леонардо», которому суждено было стать итоговым творением автора.

4 июля 1957 года роман был закончен. По его завершении Лео Перуц, сопровождаемый супругой, отправился в свое последнее путешествие. Они навещают Францию, Бельгию и, наконец, Австрию. Именно там, в местечке St. Wolfgang, 26 августа 1957 года у Лео Перуца случился инфаркт. Вечером того же дня он мирно скончался в еврейском госпитале, сказав на прощание, что «Бог позвал его…»

Российская публика смогла впервые познакомиться с творчеством Лео Перуца в 1924 году, когда в разных издательствах вышло одновременно три его романа в переводах Исая Бенедиктовича Мандельштама (1885–1954). Последовавшее затем забвение было прервано исключительно благодаря самоотверженности и таланту екатеринбургского мастера перевода Константина Константиновича Белокурова (1936–1995).

Глава I

Фрау Иоганна Пюхель, владелица бакалейной торговли на Визенгассе, вышла из своей лавки на улицу в восьмом часу утра. День выдался пасмурный. Воздух — сырой и прохладный, небо — в тучах. Погода совсем подходящая, чтобы позволить себе рюмочку горькой. Но бутылка со сливянкою, стоявшая на полке, была почти пуста, и фрау Пюхель решила приберечь остаток к празднику. Осторожности ради она заперла бутылку в кухонный шкаф, ибо супруг ее, чинивший во дворе тележку, совершенно сходился с нею в положительной оценке спиртных напитков.

До восьми часов появилось только несколько постоянных покупателей: парикмахерский подмастерье, которому она каждый день готовила завтрак — хлебец с луком и пучок редиски; двое школьников, купивших леденцов на двенадцать геллеров; кухарка госпожи инспекторши, пришедшая за двумя кило картофеля и пучком салата, и господин из Министерства труда, который уже много лет ежедневно брал бутерброды для завтрака в лавке фрау Пюхель. Торговля оживилась только после восьми часов и в половине девятого была в полном разгаре. В начале десятого часа зашла поболтать старая фрау Шимек, та, что торгует табаком на углу Карл-Денкгассе. Разговор коснулся неприятной истории, которая вышла у фрау Пюхель с выписанным из Венгрии сыром-брынзою.

И разговор этот был прерван появлением Станислава Дембы, того господина Дембы, чье необычайное поведение служило затем в течение многих недель обильным материалом для бесед обеих этих дам.

Демба три раза проходил мимо дверей, прежде чем решился войти, и всякий раз пугливо заглядывал в помещение. Казалось, он ищет кого-то. Бросалось в глаза и то, как он вошел: на дверную щеколду он нажал не рукой, а локтем и затем постарался правым коленом открыть дверь, что ему и удалось после нескольких попыток.

Затем он продвинулся в лавку. Это был рослый, плечистый человек с короткими рыжеватыми усами и гладко-выбритым лицом. Его светло-коричневое пальто было свернуто в виде ролика, и носил он его на руках, как муфту. По-видимому, он прошел большое расстояние: сапоги у него были в пыли, брюки до колен забрызганы уличной грязью.

— Хлеба с маслом, пожалуйста! — попросил он.

Фрау Пюхель протянула руку к ножу, но сперва решила докончить разговор с фрау Шимек.

— Мне уже вот что не понравилось: когда ящик доставили, он весил семьдесят кило, а я ведь заказала семьдесят пять кило брынзы. Ну а когда я сняла крышку, можете себе представить, вид у брынзы был такой, что хоть посылай его на поправку подышать летним воздухом. Совсем сгнил, так червями и кишит. Вам что позволите?

Станислав Демба от нетерпения несколько раз ударял ногою о прилавок.

— Хлеба с маслом, пожалуйста, но поскорее, я тороплюсь.

Лавочница не дала, однако, отвлечь себя от важной темы.

— Простите, эта дама пришла первая, — сказала она господину Дембе. — Я должна сначала ее отпустить.

«Отпускать» ее она начала с того, что продолжала в несокращенном виде излагать историю с брынзой.

— Я, разумеется, сделала заявление, и подумайте только, что отвечает мне этот человек! Он, видите ли, — она достала из кармана передника замасленное, смятое письмо и принялась искать инкриминируемые строки. — Ага, вот тут, посмотрите-ка… «Сыр был упакован должным образом, и я не отвечаю за незначительную убыль в весе, которую понес товар при транспорте». За незначительную убыль в весе! Я думала, что меня хватит удар, когда я это прочитала.

— Это у них всегда такие отговорки, — сказала фрау Шимек.

— Но тут он, знаете ли, ошибся адресом! Вы думаете, я это ему спущу? Как же, нашел дуру!

— Совсем необразованный народ!

— Ведь надо быть преступником, чтобы сказать такую вещь! — воскликнула фрау Пюхель в крайнем негодовании.

Тут ее в третий раз перебил господин Станислав Демба, который был, казалось, не расположен дольше ждать своего хлеба с маслом.

— Быть может, — сказал он с раздражением, насмешкой и подавленной яростью, — когда ваш справедливый гнев уляжется, я все же получу наконец мой хлеб с маслом?

— Я уж и занялась этим, — сказала лавочница, — потерпите немного! Вы, видно, очень спешите!

— Очень, — отрезал Станислав Демба.

— Не посидите ли еще, фрау Шимек? — крикнула фрау Пюхель вдогонку уходившей приятельнице.

— Мне надо заглянуть в свою лавку, я потом еще к вам забегу.

— Вы, верно, где-нибудь служите, господин, в конторе или канцелярии? — спросила лавочница своего нового покупателя. — Я говорю только к тому, что вы очень торопитесь.

— Во всяком случае время у меня не краденое, — грубо ответил Демба.

— Ну, вот и готово.

Фрау Пюхель протянула ему хлеб с маслом.

— Двадцать четыре геллера.

Господин Демба сделал порывистое движение в ее сторону, но тартинки не взял. Несколько раз он медленно провел языком по губам, наморщил лоб и вид имел такой, словно у него внезапно возникли серьезные сомнения насчет полезности этой еды.

— Может быть, его разрезать? — спросила лавочница.

— Да, разумеется, разрежьте его. Не думаете же вы, что я сразу весь хлеб засуну в рот?

Женщина разрезала хлеб на тонкие ломтики и положила их перед покупателем.

Демба к ним не притронулся. Он постукивал носком сапога по полу и щелкал языком, словно нетерпеливо ждал какого-то события, которое не желало наступить. Глаза его за стеклами пенсне в роговой оправе бродили вокруг, точно в поисках помощи.

— Не прикажете ли еще чего? — спросила фрау Пюхель.

— Что? Да. Есть у вас краковская колбаса?

— Краковской нет. Есть чайная, копченая, салями.

— Так дайте чайной.

— Сколько?

— Восемь дека. Или нет, десять дека.

— Десять дека? Пожалуйста.

Женщина завернула колбасу в бумагу и положила рядом с хлебом.

— Все вместе шестьдесят четыре геллера.

Демба не взял ни того ни другого. У него вдруг оказалось в распоряжении чрезвычайно много времени, и он обнаружил поражающий интерес к мелким особенностям внутреннего устройства бакалейной лавки. Он постарался расшифровать надпись на ярлыке бутылки с уксусом, а затем предался изучению нескольких жестяных плакатов, висевших по стенам и над прилавком. «Здесь продается излюбленный ржаной хлеб Газенмайера», «Лучшее туалетное мыло Хвойки» — читал он с большим вниманием, и губы его при этом беззвучно шевелились.

— Это он и есть — излюбленный ржаной хлеб Газенмайера? — спросил он и наклонился испытующе над своею тартинкою, на которую тем временем опустились две мухи.

— Нет, это хлеб из пекарни «Эврика».

— Вот как! Собственно говоря, мне бы хотелось газенмайерского.

— Вкус у них одинаковый, да и цена одна, — ответила лавочница.

— В таком случае ладно.

Поведение Дембы становилось все загадочнее. Он вдруг с искаженным лицом взглянул на потолок, и по лбу его покатилась капелька пота.

— Можете вы послать мне эти вещи на дом? Меня зовут Станислав Демба.

— Вещи на дом? Какие вещи?

— Да вот эти.

Господин Демба показал глазами на свои покупки.

— Чайную колбасу?

Лавочница изумленно уставилась на господина Дембу. Подобное требование она слышала первый раз в жизни.

— Нельзя? Я попросил об этом потому, что мне нужно еще кое-куда зайти, и я не хочу таскать с собой эту покупку. Мне казалось, что в таком большом деле, как ваше… Нельзя? Ну и ладно. Это ничего.

Он принялся тихонько насвистывать, несколько мгновений следил за мухами, гулявшими по его тартинке, а потом вперил испытующий взгляд в деревянный ящичек с сушеными сливами.

— Много ли будет вишен в этом году? — спросил он вдруг.

— Как где, смотря по погоде, — сказала фрау Пюхель и взялась за свое вязанье.

Демба все еще не собирался уходить.

— Будут ли они дешевле, чем в прошлом году?