Лен Дейтон - Только когда я смеюсь
– Два тридцать три, – сообщил Сайлас, взглянув на часы. – Этап номер один завершен.
До закрытия банка осталось двадцать семь минут.
– Этап номер один завершен, – повторила Лиз.
Она повесила фотографию на дверцу сейфа, замаскировав его, как показывают в кино.
– Этап номер один завершен, – доложил я. – Но мы просчитались на двадцать пять центов на такси.
Сайлас кивнул. Он знал, что я хотел поддеть его, но не прореагировал. Ну и зануда.
Лиз позвонила в банк, находящийся в вестибюле нашего здания, и сказала:
– Я миссис Амальгамин. Мне бы хотелось убедиться, что наш договор остается в силе. Через несколько минут я приеду забрать триста тысяч долларов наличными. Ну да, я знаю, что на моем счету только пятьсот пятьдесят семь долларов, но мы же обсудили это вчера. Компания «Фанфан Новелти» должна нам триста тысяч долларов, и они обещали сегодня выписать чек. Деньги нам нужны сейчас.
Последовала пауза, и Лиз продолжила:
– Не понимаю, какие могут быть сложности. «Фанфан Новелти» такие же ваши клиенты, как и мы. Вы обещали обслужить нас, и если возникнут проблемы, я вынуждена немедленно обратиться в центральное отделение вашего банка. Да, думаю, что так. Да, я же сказала вам, все улажено. Мой муж – мистер Амальгамин – ни за что не позволил бы мне нести такую сумму самой. Будет бронированный автомобиль, и я скоро прибуду с чеком компании «Фанфан», чтобы снять деньги со счета.
Она положила трубку.
– Фу, как я испугалась: они могли ведь и не согласиться.
– Угу, – кивнул я. – Теперь единственное, чего надо бояться, это чтобы никто из банковских не заметил кого-нибудь из наших фанфановских умников в холле и не начал болтать с ним.
– Не боись, детка, – усмехнулась Лиз. – Сайлас все сделает классно.
– Исчезни, – сказал ответил я и направился к двери, ведущей в соседний офис, чтобы проверить свое обмундирование. Это была форма охранника, а к ней белый пояс, кобура и фуражка, а также инкассаторский портфель, пристегивающийся к запястью наручником на металлической цепи. Не были также забыты портмоне из свиной кожи для документов и свежая газета Нассо, только что купленная на Таймс-сквер, где продается любая пресса всех стран мира. Я примерил фуражку. Фуражка была дурацкая. Я натянул ее на глаза. Из-под нее вылезли волосы. Я скорчил рожу в зеркало и попытался сдвинуть фуражку на затылок на щегольской манер.
– Очаровашка, – сказала Лиз.
Я не знал, что она наблюдает за мной, и вздрогнул от неожиданности, но промолчал. Она подошла сзади, и мы посмотрели друг на друга в зеркало. Она… о, ну, просто куколка. И я не прочь был бы в любой момент познакомиться с ней поближе, но мне не хотелось, чтобы она чмокнула меня в ухо с этой своей снисходительной манерой «сделай мамочке ручкой».
– Исчезни, – рассердился я, и она, резко натянув фуражку мне на глаза, вышла из комнаты, прежде чем я успел что-нибудь сказать.
– Дрянь, – крикнул я в притворном гневе.
Она только рассмеялась.
Я посмотрел на себя в зеркало. Сказать по правде, не очень-то я походил на охранника: слишком длинные волосы, чересчур бледное лицо – ну, как всегда зимой, если не успею где-нибудь позагорать. Я всегда был тощим маленьким ублюдком. Сейчас мне двадцать шесть, и никогда еще я не был таким жилистым и крепким, даже в тюряге. Лиз и Сайлас правы, мне страшно повезло, что я встретил их, но они никогда не давали мне забыть, кто из нас младший партнер. Ей-богу, никогда.
Сайлас и Лиз были вместе уже тогда, когда я впервые познакомился с ними. Если бы я не видел их отношений, я бы мог подумать, что Сайлас голубой. В тюряге ко мне цеплялся один голубой. Питер-двоеженец его звали, и я чуть не поддался, прежде чем понял, откуда такое прозвище. В Сайласе не было ничего от гомика, но, сам не знаю почему, у меня сложилось было такое впечатление.
У Сайласа было все, чего не было у меня. У него было все, чего у меня никогда не будет. У Сайласа было все, что, положа руку на сердце, я не пожелал бы ему иметь. Он был изыскан – вы понимаете, что я имею в виду? Он мог носить вечерний костюм, как Фред Астер. В нем чувствовалась сила. Если я надевал белый халат, я был всего лишь маляром, если же Сайлас надевал его, он выглядел как хирург, вам знаком этот тип мужчин? И, конечно, женщины не могли устоять перед таким надменным самоуверенным натиском, все женщины с ума сходили по Сайласу. И Лиз тоже. Я только надеюсь, что когда доживу до его лет, на меня тоже будут клевать курочки вроде Лиз.
Это все война. Сайласу еще не было двадцати двух, когда он стал майором в танковой части и имел уже полдюжины медалей. Он заправлял сотней людей, а некоторые из них ему в отцы годились. И если только они пытались возражать, наверняка их расстреливали на месте или что-нибудь в этом роде. Думаю, такое случалось! Ну, я хочу сказать, что не удивительно, что он умеет командовать. Но он мне нравится, у него такой классный юмор, мы можем подкалывать друг друга, и ни один из нас бровью не поведет, это просто атас, но если разобраться, он холодная печенка. Это тоже все война, как я думаю. Я хочу сказать, что нельзя пять лет подряд только тем и заниматься, что убивать людей, оставаясь при этом доброжелательным филантропом. Спорим, что нельзя.
У него что-то вроде компьютера в мозгах. И ввести эмоции в расчеты – все равно, что запрограммировать ошибку. Он сам мне сказал. Он говорил мне это несколько раз. Просто не знаю, как Лиз может так долго любить его. Он вроде бы влюблен в Лиз, но он холодная печенка, и непременно настанет день, когда его компьютер выплюнет ее перфокарту. И, ручаюсь, он из тех, кто может бросить все на полпути и не оглянуться назад. Он жесток, и у него совершенно нет друзей. Сайлас говорит, что все они погибли во время войны. Да, ответил я, и хочешь, я угадаю, кто убил их? Лиз просто взбесилась, когда я сказал это, но я гарантирую, он страшная сволочь этот Сайлас, и пусть вас не обманывает его старорежимный галстук и аристократическое произношение.
Он презирает меня. Сайлас презирает меня, потому что у меня нет такого образования. И каждый раз, когда я пытаюсь узнать что-то новое, он не скрывает своего леденящего сарказма. Всякий раз, когда он застает меня за чтением книги, он добавляет к ее названию «для малышей» или «изложено для детей до пяти лет», ну чтобы я почувствовал себя совсем слабоумным. Я понимаю, куда он клонит. Он хотел бы, чтоб я перестал учиться. Он боится, что в один прекрасный день, я возьму все в свои руки. Все – и Лиз тоже. Временами я замечаю блеск страха в его глазах. Лиз намного моложе Сайласа. Ее семья знакома с ним уже много лет, и Сайлас давно заприметил ее, и все кончилось тем, что они сейчас вместе. Она говорит, что Сайлас предлагал ей выйти за него замуж, но она отказалась. Очень давно. Да уж. Сомневаюсь я в этом, очень сомневаюсь. С чего бы Сайлас предлагал такое? Его компьютер не принял бы эту идею и запищал бы в знак протеста. Здесь Сайлас ничего не выгадывал, а то, что не приносило Сайласу выгоды, Сайлас просто не делал.
Во всех этих делах не было изюминки, не было настоящего стиля – куража, как сказали бы французы. Сайлас всегда изображал из себя важную шишку, ходил позвякивая цепочкой своих часов, а мы с Лиз бегали как ошпаренные и все делали своими руками. Вот если бы Сайлас разрешил мне разработать план такой операции, все было бы по-другому. Я бы представил нас как команду пилотов-акробатов, желающих продать свои три самолета и переключиться на сверхзвуковые. Я рассказал Сайласу и Лиз об этой своей идее, но они и слушать не пожелали. Или, вот, у меня была еще мысль, будто мы экспедиция из трех человек, отправляющаяся на поиски исчезнувших сокровищ Вавилона. В этом случае я мог бы воспользоваться своей книгой по археологии. Потом еще я мог выступать финансовым гением, с которым все хотели бы наладить контакт. Что-то вроде скрытого рычага европейской финансовой политики, который росчерком пера вершит судьбы правительств. А тебя, кореш, к черту.
Да что угодно, только не эти выкрутасы в поганых офисах. Представьте себе старых зануд, просиживающих штаны на этих жестких креслах, день за днем с девяти до пяти. Представьте, как они тарабанят по пишущей машинке, отвечают на телефон, прогибаются перед боссом до тех пор, пока их не выпрут на пенсию. И все это за какую-нибудь сотню в неделю, ну еще можешь тащить домой всякие там карандашики. Тьфу. Не для меня все это. Не для меня, парень. Я создан для открытых просторов, сверхзвуковых полетов, для Канн, Ниццы, Монте-Карло. Там, где богатая добыча и легкая жизнь, где навалом простофиль и крупные бабки, – вот там бы я получил гран-при. Я не похож на охранника. Скорее, на водителя. На гонщика – вот на кого я похож. Вот он входит в вираж – вжих, вжих, вжих – и набирает скорость, он справляется с виражом – любо-дорого смотреть! Вжих-вжих. Выскочил на тротуар. Вот две машины идут рядом, колеса в миллиметре друг от друга, он обгоняет фон Тирпица, несется вниз по склону, и тут начинается дуэль! Вжих-вжих. Невероятно, они устанавливают новый рекорд! Монте еще никогда не видел ничего подобного, толпа неистовствует, я отвечаю, толпа сходит с ума.
