Светлана Алешина - Наследница всех капиталов
— А что там? — испуганно переспросила я и сразу же добавила: — Надеюсь, не заявление на увольнение?
— Слава богу, нет, — вновь принялся вздыхать Сергей Иванович. — Но это, представьте себе, статьи для двух последних пустых колонок. Я прочел их и… Вы не поверите, Ольга Юрьевна, но они просто великолепны! Никогда не думал, что Мариночка способна что-либо подобное написать. Действительно, получилось интересно, увлекательно и, главное, — в тему дня. Вот, прочтите сами.
Сергей Иванович вновь подвинул ко мне листы, а сам сел на свободное кресло, стоящее напротив моего стола. Я настороженно взглянула на бумагу и медленно начала читать. Это оказалась статья о недавнем нашем путешествии за город и о происшествии, случившемся там, но написана она была так живо и ярко, как, пожалуй, даже мне не удалось бы. Дочитав статью до конца, я удивленно посмотрела на Кряжимского и молча развела руками.
— Вот и я тоже удивился, — поняв, что я сейчас нахожусь в том же состоянии, что и он сам несколько минут назад, сказал Кряжимский. — Как думаете, что это с ней стряслось? Неужели и в самом деле Мариночка решила взяться за ум, как и говорит? Может, у нее проснулся ранее невостребованный талант? Я просто в недоумении и не знаю, что со всем этим делать.
— Пустить в печать, — не задумываясь, произнесла я. — А что еще мы можем? Раз уж у Маринки проснулся такой талант, было бы глупо им не воспользоваться. Ну а то, что она не совсем обычно себя ведет, так это, я думаю, временно. В любом случае пока все ее поступки полезны и своевременны. Если она станет продолжать в том же духе и далее, придется выдать ей премию.
— Будем надеяться, что это действительно так, — поднимаясь, произнес Кряжимский. — Но все же… — Сергей Иванович минуту помолчал, переминаясь с ноги на ногу, — знаете, как-то скучновато у нас стало с исчезновением старой Маринки. Поскорее бы она вернулась…
Я ничего не ответила. Кряжимский еще немного повздыхал и покинул мой кабинет, оставив меня в растерянности. Статья, над которой я вот уже второй день безуспешно билась, так легко и так замечательно была только что написана нашей взбалмошной Маринкой. Неужели я старею и уже не способна доносить информацию до читателя? Что-то мне это не очень нравится…
Еще раз пробежав глазами Маринкино произведение, а заодно и второе, оказавшееся столь же удачным, я отложила бумагу в сторону и решила, чтобы не забивать себе голову всякими нехорошими мыслями, еще раз проверить расположение статей на различных полосах газеты. Что-то все-таки нужно было теперь делать, раз уж за меня все написано. Открыв необходимые файлы, я сумела заставить себя сосредоточиться и почти забыла о тех странностях, которые стали вдруг происходить с нашей Широковой. Однако меня снова побеспокоили. В кабинет заглянула сама Широкова собственной персоной и серьезно, как и подобает настоящей секретарше, произнесла:
— Ольга Юрьевна, к вам старушка. Говорит, что хотела бы дать информацию для новой статьи. Пригласить?
Немного растерявшись от такого официального ко мне обращения своей подруги, я не сразу нашла что ответить, но потом вдруг таким же официальным тоном разрешила Широковой посетительницу пригласить. И через минуту в моем кабинете появилась старушка — энергичная женщина лет шестидесяти.
Она была темноволосой, невысокого роста, худощавого телосложения. Карие глаза женщины были обрамлены редкими, почти невидимыми ресницами. Губы посетительницы в данный момент были слегка подкрашены ярко-красной помадой. На женщине было темно-синее длинное платье, подпоясанное ремешком. И вообще, вид у моей гостьи был такой, что называть ее старушкой или бабушкой было как-то не совсем удобно, но… другого определения для людей данного возраста еще не придумано.
Войдя в мой кабинет, женщина поздоровалась и замерла у двери, неловко замявшись на месте.
— Да вы проходите, не стесняйтесь, — указывая на стул, произнесла я. — У нас здесь все по-простому.
— Да, я заметила, — скромно откликнулась посетительница и натянуто улыбнулась. Затем села на стоящий напротив моего стола стул и, сложив руки на коленях, стала их мять, заметно нервничая и как будто ища слова, чтобы начать свой рассказ.
— Моя секретарша сказала, что вы хотели нам что-то сообщить, — первой начала я, понимая, что, раз старушка пока еще не решается перейти к делу, надо ей немного помочь. — Я очень внимательно вас слушаю, говорите.
— Дело мое, конечно, может показаться вам совершенно мелочным и недостойным внимания, но я просто больше не знаю, что мне делать и куда податься, — расстроенно и с болью в глазах начала рассказ пожилая женщина. — Я уже столько инстанций прошла, столько порогов обила, а толку нет. Вот, решила еще через прессу попробовать правды добиться, может, хоть это какой-то результат даст.
— Обещаю, что мы постараемся вам помочь, — посочувствовала старушке я, хотя пока и не знала, что, собственно, у нее случилось. Правда, очень надеялась на то, что ее проблема окажется не мелочной и мне не придется извиняться, ища аргументы для отказа в публикации какой-нибудь ерунды. А злободневные темы газете очень даже нужны. — Только вы сначала представьтесь, а потом расскажите все, что считаете нужным, — попросила я.
— Да, конечно, — немного смутившись, откликнулась старушка. — Извините, что я сразу этого не сделала, как-то растерялась.
— Ничего, ничего… — успокоила я женщину, и та продолжила:
— Меня зовут Лариса Евгеньевна Мясникова. Я живу не в Тарасове, а в Новой Красавке. Может, слышали? Деревенька такая в нашем районе есть…
— Да, конечно, слышала, — закивала я, а затем добавила: — Ну, раз вы специально приехали в город, то могу предположить, что у вас действительно случилось что-то серьезное. Я права?
— Да, очень серьезное, — вздохнула Мясникова расстроенно и тут же добавила: — По крайней мере для нас с дедом. Дело в том, что у нас украли внучку, и мы никак не можем ее вернуть.
— Как это… украли? — не поняла я. — Кто украл?
— Ее отец — придурок, — зло добавила Лариса Евгеньевна, и лицо ее исказилось ненавистью. — И это все после того, что он сделал! Совести у него совсем нет.
— Стойте, стойте, — остановила я речь женщины. — Что-то я вас совершенно не понимаю. Объясните все по порядку. Вы сказали, что вашу внучку забрал ее отец, так? — Старушка кивнула, а я продолжила: — Но ведь это вполне нормально, она его ребенок, и он имеет на нее полное право.
— Имел, — поправила меня Мясникова. — Девочку присудили матери после развода, так как отец пил и избивал их обеих. Моя дочь постоянно была в синяках, а девочка из-за постоянных скандалов в доме стала жутко пугливой. Так что никаких прав на ребенка отец совершенно не имел.
— А как же случилось, что он забрал ее у матери сейчас? — Я все еще не до конца понимала ситуацию. — И почему ко мне пришли вы, а не сама мама девочки?
— Потому что ее мама, моя дочь Вика, недавно умерла, — всхлипнув, произнесла старушка. — Она сгорела в своем дачном доме. Но потом выяснилось, что ее перед пожаром кто-то убил — на теле были два ножевых ранения. Видимо, убийца решил все списать на несчастный случай. Но пожар очень быстро потушили, и тело не успело сильно обгореть, а потому удалось выяснить настоящую причину смерти.
— Имея в виду ваш тон, могу предположить, что виновным в смерти своей дочери вы считаете ее мужа, — сделала свои выводы я, так как не раз уже сталкивалась с подобными делами. — Я права?
— Правы, правы, — активно закивала головой старушка. — И не просто считаю, я даже уверена, что это сделал именно он, чтобы забрать к себе мою внучку.
— Он что, так хотел, чтобы она жила с ним? — спросила я. — Он ее так сильно любит?
— Да нет, что вы! — махнула в ответ рукой женщина. — На ребенка ему наплевать. Девочка нужна ему лишь для того, чтобы получить квартиру, оставшуюся после бывшей жены и теперь перешедшую к дочери по завещанию, — пояснила старушка.
— А почему ваша дочь составила завещание? — спросила я, посчитав этот поступок немного странным, ведь наверняка возраст убитой еще не подошел к тому критическому, когда наши соотечественники задумываются о смерти и распределении их имущества между наследниками. — Она что, была больна или о чем-то подозревала? Она догадывалась, что ее собираются убить?
— Да нет, не то чтобы она подозревала. Просто при той жизни, которая у нее была — а она ведь у меня бизнесом занималась, — никогда не знаешь, чего следует ожидать. И потом, девочка моя много путешествовала, а в дороге могло что угодно приключиться. Вот она и подстраховалась, оформив завещание, по которому оставляла мне дачу — она потом, кстати, и сгорела, — а все сбережения и квартиру — своей дочери.
— И большие у нее были сбережения? — вновь полюбопытствовала я. — То есть я имею в виду, была ли сумма настолько большой, чтобы кто-то захотел ее получить?
