Эдгар Уоллес - Ворота измены
Гость так разволновался, что перешел на крик. Дик заметил, что брат был немного нетрезв и очень зол.
— Даже твой проклятый денщик относится ко мне, как к прокаженному.
— Правильно заметил, — тихо согласился Дик, — прокаженный — самый подходящий эпитет для тебя, Грэгэм! Ты настолько опустился морально, что уважающие себя люди должны избегать твоего общества. И, прошу, больше не кричи при мне, иначе возьму за шиворот и спущу с лестницы. Понял?
Грэгэм оторопел. Хвастливый забияка вдруг превратился в жалкого нищего.
— Не беспокойся обо мне, Дик… я выпил сегодня несколько бокалов… Милый мой, подумай, а как бы ты чувствовал себя, если бы только вчера вышел из тюрьмы! Представь себя хоть раз на моем месте!
— При всем желании не могу представить, как бы себя чувствовал в роли преступника, — холодно ответил Дик. — У меня не такое богатое воображение. Как ты мог оглушить и ограбить молодого гвардейского офицера, который поверил тебе потому, что ты мой сводный брат! Еще более возмутительный и подлый поступок — ты увез в Вену жену знатного человека, обольстил ее и оставил в чужом городе прозябать голодную и опозоренную. И… еще много других поступков, на которые я вообще не способен. Не хочу больше об этом говорить, слышишь? Я никогда не паду так низко, никогда так не вываляюсь в грязи, как ты, чтобы понять твои чувства и переживания… Что тебе нужно от меня?
Грэгэм беспокойно посмотрел на окно.
— Я несчастный человек, — сказал он в отчаянии. — Я хотел бы попасть в Америку…
— Что, местная полиция пришла к выводу, что Америке срочно нужны бродяги и дегенераты вроде тебя?
— Ты жестокий и непоколебимый, как ад, Дик!
Дик рассмеялся, но это был смех сквозь слезы.
— Сколько тебе нужно?
— На билет до Нью-Йорка…
— Ты ведь прекрасно знаешь, что с твоими документами тебя не пустят в Соединенные Штаты.
— Я могу поехать под другим именем…
— Ты ведь не отважишься… я тебя хорошо знаю… Да ты даже и не собираешься ехать туда!
Дик сел за письменный стол, открыл ящик, вынул чековую книжку и начал писать.
— Я выписал тебе чек на пятьдесят фунтов. Он заполнен таким образом, чтобы ты не мог подделать его на пятьсот, как ты поступил с моим последним чеком. Я также сообщу в банк по телефону о сумме.
Дик вырвал чек из книжки и подал мрачному брату.
— Это последние деньги, которые ты получаешь от меня. Если думаешь, что заставишь подобными визитами давать тебе деньги и впредь, то глубоко ошибаешься. Можешь и навлечь неприятности. Полковник и мои коллеги прекрасно знают тебя. Офицер, которого ты тогда обманул, как раз несет караул. Станешь мне мешать, попрошу заключить тебя под стражу. Понял?
Грэгэм положил чек в карман.
— Ты не человек, а камень, — сетовал он. — Ах, если бы отец об этом знал…
— Слава Богу, что он мертв, — угрюмо заметил Дик. — Отец и так достаточно наслышался о тебе. Ведь он умер только из-за тебя. Сердце не выдержало.
Грэгэм тяжело дышал. Лишь страх сдерживал его гнев. Он ненавидел сводного брата и с удовольствием оскорбил бы и унизил его, но недоставало духа.
— Я заметил в окно, что ты разговаривал с красивой девушкой…
— Не твое дело, — грубо оборвал Дик. — Не могу слышать, когда ты говоришь о женщинах.
— Вот как! — заносчивость снова вернулась к Грэгэму. — Не можешь слышать! Я только хотел спросить… знает ли Диана…
Дик бросился к двери и широко открыл ее.
— Немедленно убирайся!
— Диана…
— Диана для меня больше не существует! Заруби это себе на носу. Я также не люблю ее друзей.
— Уж не я ли это?
— Да!
Грэгэм пожал плечами и ушел, высокомерно улыбаясь.
— Это место для меня — тюрьма… Но я найду выход…
Он стал спускаться по лестнице.
— Наилучший выход для тебя — одиночная камера под замком, — зло сказал Дик.
— Что? — спросил Грэгэм уже внизу.
— Ворота измены, — ответил Дик и захлопнул тяжелую дверь.
Глава 2
Только после третьего телефонного звонка в салоне Диана Мэртин неохотно положила на подушку маленькую длинношерстную собачку и небрежно взяла наушник. Это был, конечно, Коллэй. Он, как всегда, упрекал ее за то, что долго не подходила к аппарату.
— Если бы м-ы з-н-а-л-и, что на другом конце провода Ваше Грозное Величество, то поспешили бы после первого звонка, — иронизировала Диана.
Коллэя возмущал подобный тон. Он ненавидел женский сарказм.
— Может быть, встретимся на ужине у Киро? — спросил он.
— Нет, мы нигде не можем с вами ужинать. Сегодня к нам приглашен мистер Грэгэм Халовель.
Новость, видимо, ошеломила Коллэя.
— Халовель? Я тебя не понимаю, Диана, говори ясно… ты куришь?
Она выпустила целое яблоко дыма и стряхнула пепел в хрустальную пепельницу.
— Нет, но сегодня что-то не по себе. Мне не хотелось бы оставаться наедине с человеком, которого только что выпустили из тюрьмы. Он довольно непривлекательно выглядит и, честно говоря, был осужден по заслугам.
— Послушай, Ди, высокий…
— Пожалуйста, не называй меня Ди, — сердито прервала она.
— Диана, высокий господин хотел бы поговорить с тобой… Честное слово… он сам мне сказал…
— Передай ему, что я не хочу с ним говорить, — спокойно сказала она.
Коллэй замолчал, но потом продолжил:
— Не шути, пожалуйста, мне не верится, чтобы ты ужинала с Халовелем.
Она положила наушник на стол и взяла книгу. Когда Коллэй Веррингтон становился невыносим или проявлял невоспитанность, девушка тут же клала наушник на стол, не обращая внимания на жужжание в нем. Коллэй умел быть неприятным. Иногда он бывал любовником Дианы, и временами безумствовал от ревности, в основном, тогда, когда она отворачивалась от него. Сейчас он опять был ее любовником, но она с ним скучала.
В дверь тихо постучали. Вошла горничная Домбрэт, шурша тафтовым платьем. Диана всегда одевала своих горничных в темно-красный тафтовый шелк, заставляла их работать в причудливых передниках и носить высокие прически, как у девушки из кафе. Домбрэт была молода и очень красива. Шелк очень шел ей, но высокий чепчик делал похожей на русскую монахиню.
— Мисс Джойнер просит ее принять, дорогая мисс!
— Мисс Джойнер? — Диана удивленно посмотрела на горничную. — Я не ослышалась? Мисс Джойнер?
— Да, дорогая мисс. Это очень красивая молодая барышня.
Диана немного подумала:
— Пригласите ее сюда!
Домбрэт вышла и через мгновенье объявила:
— Мисс Джойнер!
Диана поднялась и протянула руку. Она встретила гостью полная достоинства, ибо знала, что ее фигура совершенна, а светло-красные волосы восхитительны. От сознания своей красоты на ее бледном лице появилась торжествующая улыбка.
— Очень любезно, мисс Джойнер, что вы пришли.
Гоуп Джойнер ответила на рукопожатие. Ее серые ясные глаза смотрели на Диану не враждебно, без тени подозрения. Она была на три года моложе хозяйки, и у нее не было оснований завидовать красоте и возрасту последней.
— Вы не против моего визита?
Итак, это Гоуп Джойнер. Ну что же, мила и хороша. Диана весьма критически оценивала красоту женщин, но здесь она не нашла изъянов: фигура, цвет лица и голос Гоуп ее вполне удовлетворили.
— Наоборот, мне очень приятно… Садитесь, пожалуйста.
Диана взяла с подушки задремавшую собачку. Та громко залаяла, но легкий шлепок быстро успокоил ее. Того (так звали собаку) уже привыкла к чередованию ласк и наказаний.
Гоуп не садилась. Только ее рука оперлась о спинку шезлонга.
— Я получила от вас письмо… очень странное, — сказала она. — Разрешите мне прочитать… может быть, вы забыли…
Диана никогда не забывала содержания писем, но почему-то согласилась. Когда девушка открывала ридикюль, Диана наблюдала за ней особенно внимательно. Гоуп достала из конверта серый листок и сразу начала читать:
«Дорогая мисс Джойнер! Надеюсь, вы не осудите меня за то, что пишу вам по делу, которое затрагивает мои интересы. Я достаточно наслышана о Вас, чтобы быть уверенной в том, что Вы с уважением отнесетесь к моему доверию. Буду откровенна — я в замешательстве. До вашего появления я была помолвлена с сэром Ричардом Халовелем, Из-за семейных обстоятельств, не представляющих для Вас особого интереса, мы сейчас расстались. В последнее время Вас часто видели с ним и характеризуют весьма недружелюбно. Интересуются, кто Вы, откуда родом и где Ваша семья. Однако это волнует меня меньше, чем положение, в котором я оказалась. Я нежно люблю Дика, и он отвечает мне взаимностью, хотя в настоящее время мы и не разговариваем. Не будете ли Вы столь великодушны, чтобы предоставить мне возможность восстановить дружбу с Ричардом?»
Гоуп закончила и снова положила письмо в ридикюль.
— Не думаю, чтобы моя просьба была неблагоразумной, — холодно прокомментировала Диана.
— Чтобы я сама себя погубила? — спокойно, но резко спросила Гоуп. — Думаю, вы очень зазнались!
