Эллен Полл - Сокращенный вариант
Вот и все.
В отличие от молоденькой Селены Уокингшо Джульет больше не могла выносить продолжительного пребывания в вакууме и позабыла, в чем состояла привлекательность Мюррея, а следовательно, и сэра Джеймса. Более того, с ноября она стала объектом откровенного и не вызывающего никаких сомнений интереса человека совершенно иного склада характера. Элегантный, четко формулирующий свои мысли эрудит и, пожалуй, чересчур романтичный Деннис Дено вытеснил из ее сознания все отдающие холодком чувства, навеянные напряженной робостью Лэндиса, за исключением воспоминаний, связанных с этой робостью. И не приходилось удивляться, что сэр Джеймс едва-едва подавал признаки жизни…
А может быть, виной всему была Селена Уокингшо? Может быть, красавице следовало бы улечься на пути сэра Джеймса в надежде, что он поймет намек? Если и это не помогло бы, то Джульет нужно бы убить сэра Джеймса и начать заново писать своего «Джентльмена-христианина», назвав новый роман «Джентльмен-язычник»!
Ход ее мыслей прервал дверной звонок, возвестивший о приходе миссис Кэффри. Джульет подошла к двери кабинета и прислушалась. Снизу раздался монотонный голос Эймс, которая велела портье пропустить посетительницу наверх к доктору Бодин (из уважения к когда-то имевшей значение ученой степени своего работодателя Эймс упрямо продолжала называть ее именно так). Джульет проскользнула в ванную комнату, посмотрелась в зеркало. Круглые голубые глаза, не очень интеллигентное лицо, ставшее от испытываемой неудовлетворенности еще более бледным и совсем невыразительным. Она попыталась улыбнуться, это несколько улучшило общий вид, но неудовлетворенность взяла верх. Джульет выключила свет и спокойным шагом направилась вниз по деревянным ступеням.
На площадке она остановилась и немного нагнулась, чтобы увидеть посетительницу до того, как та заметит ее. У входной двери теперь стоял большой старомодный чемодан. Рядом с ним виднелось котиковое пальто, из которого, повернувшись спиной к Эймс, чтобы та могла помочь снять его, выбиралась весьма миниатюрная леди. Именно таким было первое впечатление Джульет от Ады Кейс Кэффри.
Повинуясь внезапному желанию разглядеть гостью поближе, Джульет поспешно преодолела остававшиеся ступеньки и спустилась в прихожую. Когда миссис Кэффри повернулась, чтобы поздороваться с хозяйкой, чувствительный нос Джульет уловил запах гардений, поднимавшийся от посетительницы подобно стайке голубей.
— Доктор Бодин, прошу вас, это Ада Кейс Кэффри, — сообщила широколицая Эймс в своей обычной бесстрастной манере. — Миссис Кэффри, это доктор Джульет Бодин.
До сих пор Джульет имела удовольствие знать миссис Кэффри только по переписке. Три-четыре года назад Эймс вскрыла письмо поклонницы, которой оказалась Ада Кейс Кэффри. Джульет ответила на письмо примерно так же, как отвечала почти на все послания. В них, помимо дифирамбов ее таланту, содержались либо приглашения выступить на различного рода ленчах, либо вопросы типа «не она ли та самая Анжелика Кестрел-Хейвен, с которой автор письма была в летнем лагере в 1947 году». (Нет, она тогда еще не родилась, да и существовала ли вообще реальная Анжелика Кестрел-Хейвен?) Приходили также приглашения на вечеринку, а порой и предложения руки и сердца от джентльменов-англофилов, которые представляли себе Анжелику Кестрел-Хейвен изысканной незамужней женщиной; попадались предложения участвовать в церемонии получения почетных степеней от псевдонаучных учреждений. Еще были письма с поправками от торжествующих читателей-буквоедов такого содержания: «Боюсь, что ваш лорд Хэттерсли не мог быть членом палаты лордов 22 августа 1816 года, поскольку парламент в том году был на каникулах до двадцать четвертого числа указанного месяца»; торговцы антиквариатом обращались с предложениями приобрести чудесные эликсиры эпохи регентства для небольшой приватной коллекции и прочее в том же духе.
Миссис Кэффри писала, что роман мисс Кестрел-Хейвен «Восторг герцога» поистине привел ее в восторг. Не могла бы мисс Кестрел-Хейвен уделить ей минутку своего времени и объяснить, как ей пришло в голову использовать эпизод с медальоном, в котором изображена полосатая кошка? И так далее. Эймс направила ей ответ.
В своем следующем письме, написанном после прочтения романа «Марианна, или Актерские уловки» миссис Кэффри сообщала, что всю жизнь была трагической актрисой любительского театра, что, хотя ей сейчас уже за восемьдесят, она продолжает оставаться активным членом «Адиронд экторс», местной театральной труппы, в создании которой она принимала участие более шестидесяти лет назад. Ее мать была чтецом-декламатором, развлекавшим публику конца девятнадцатого и начала двадцатого веков стихами Вордсворта и Лонгфелло. Она-то и воспитала своих дочерей в духе почитания ораторского искусства как чего-то божественного. Сама Ада до сих пор помнила наизусть «Мод» Теннисона, и как же ей поэтому было интересно читать «Марианну», которая… и так далее и тому подобное.
Эймс показала письмо Джульет. При всем своем нежелании начинать новую переписку та была настолько заинтригована, что не могла не ответить. В самом деле, послания Ады вызывали интерес, а переписка с ней давала хорошую возможность немножко отвлечься от процесса сочинения книг. Джульет быстро набросала дружескую записку — миссис Кэффри, разумеется, ответила. С тех пор обе женщины обменивались письмами каждые три-четыре месяца. При этом Джульет печатала на компьютере, а миссис Кэффри писала от руки, старательно выводя каждую букву. Теперь Джульет знала, что миссис Кэффри живет на ферме, где когда-то давно выращивали яблоки, в Эспивилле, деревушке на южной границе парка Адирондак; что она преподавала дикцию и ораторское искусство в частной женской академии в Гловерсвилле, ближайшем городке; что она проводит много времени, работая над своими стихами; что у нее две кошки — Ца-ца и Мэрилин; что она с огромным удовольствием прочитала все книги Анжелики Кестрел-Хейвен, и что романы значительно выиграли бы, если бы Джульет разбавила их подробными любовными сценами.
Три-четыре недели назад миссис Кэффри прислала очередное письмо. В нем она весьма возбужденно сообщала, что наткнулась на «короткую рукопись примерно 1825 года, которая касается одного английского лорда», которую очень хотела бы показать Джульет. При этом ей не хотелось бы консультироваться ни с кем в ближайшей округе и вообще говорить о рукописи, пока Джульет с ней не познакомится. Если Джульет посоветует сравнительно недорогую гостиницу, в которой она могла бы остановиться, миссис Кэффри готова приехать в Нью-Йорк, чтобы доставить рукопись лично.
Джульет убеждала свою престарелую корреспондентку сделать копию рукописи и прислать ее по почте. Доказывала, что 1825 год несколько выходит за пределы ее темы — период регентства в Англии закончился в 1820 году в связи со смертью сумасшедшего короля Георга III и коронацией бывшего принца-регента. Джульет признавалась, что она вообще не специалист по рукописям. Но тщетно. Миссис Кэффри никогда не бывала в Нью-Йорке, и давно наступила пора восполнить этот пробел. Джульет поняла, что встреча неизбежна, посоветовала Аде подождать до теплых дней и только потом приезжать с компаньонкой, которая могла бы помочь ей справиться с трудностями жизни в большом городе. Джульет, разумеется, могла исполнить просьбу Ады и порекомендовать ей дешевую гостиницу на условиях «бед энд брекфаст»,[1] принадлежащую ее приятельнице Сузи Айзенман, в очаровательном здании на противоположной стороне улицы.
Ада ответила, что приедет на следующей неделе одна и остановится у мисс Айзенман с ее «ночлегом и завтраком», но к Джульет, если можно, явится прямо с автобуса. Уступая неизбежности, Джульет в постскриптуме добавила, что приглашает ее на чай. И вот «следующая неделя» наступила, и она лицезрела миссис Кэффри.
Лицо, которое та подняла, глядя на Джульет, было лицом постаревшей взбалмошной женщины — маленьким, в форме сердечка, пересеченным сотнями морщинок. И все же она выглядела моложе своих лет. Джульет дала бы ей что-нибудь около семидесяти, а не настоящие восемьдесят четыре года. Маленькая изящная фигурка, как ни парадоксально это звучит, не потеряла формы. Дама была очень миловидна. На веки широко поставленных зеленых глаз, блестевших от пребывания на холоде, положены темно-голубые тени, ресницы чуть подкрашены. Губы, а также часть кожи под ними были покрыты красной помадой, отчего рот выглядел припухлым. Нос и подбородок сильно напудрены, а щеки щедро нарумянены. Под котиковым пальто оказалось старомодное бирюзовое платье значительно выше колен, украшенное нитками бусинок насыщенно-темного, бирюзового и белого цвета. Шляпка без полей под цвет платья, которую гостья не пожелала снять, украшала миниатюрную голову с иссиня-черными волосами. Когда миссис Кэффри направилась к ней, Джульет заметила, что шнурки ее ортопедических туфель прижаты стеклянными пряжками.
