Григорий Лерин - Морской волк
Мы прошлись вдоль и поперек по жениху и остальным непострадавшим, слегка поворчали для самоутверждения и успокоились.
Потом мы комфортабельно покачивались в «пазике», нахально надеясь так и въехать в деревню, но за километр до выезда из ущелья Пеликаныч остановил автобус.
— Здесь есть тропа. Выйдем к аулу в стороне от дороги.
Мы обалдели. Мы немного тренировались в горах, но только днем и со спецснаряжением. Комполка нас берег и лелеял. Мы делали классную показуху заезжим высоким гостям.
Через сто метров сорвался идущий за ротным Костик. Я успел его подхватить, поехал сам, ломая ногти о камень. Нас удержали. Ребята скисли, и Пеликаныч хмуро бросил:
— Отставить!
Мы вернулись на дорогу и дошли до выхода из ущелья. Каменистая долина отражала свет не хуже самой луны, журчала быстрая речка, виднелись огни. Всё было привычно — сонно и мирно. Пеликаныч тянул носом воздух и хмурился. Что-то ему не нравилось.
Мы приободрились на дороге, перемигивались, кивая на ротного. Мы частенько над ним посмеивались и не знали, что сегодня — в последний раз.
— По одному, бегом, с интервалом в десять секунд, вон до той гряды! — скомандовал ротный и первым выскочил из укрытия.
Автоматная очередь распластала его на каменистой насыпи. Другая прошлась по камням, за которыми прятались необстрелянные прапорщики свадебного спецназа. Я не успел решиться или не решиться прыгнуть вперед за ротным. Меня опередил Сашка-Скрипач. Он упал совсем рядом, и я затащил его обратно за камень.
— Он мёртвый, — сказал я всем.
— А Пеликаныч? — спросил кто-то.
— Отставить! — прорычал Костик. — Всем назад, к машине. Бегом, марш!
Приказ вышиб нас из шока. Мы подняли Сашку и побежали к автобусу.
— У него в мешке магазины, — хрипел на бегу Костик, оборачиваясь и чуть не касаясь губами Сашкиной щеки. — Если там засада, пробиваемся вниз по одному. Раненых и убитых оставляем. Приказ!
Я улыбнулся. Старый лис Пеликаньи! Конечно же, он прихватил магазины. А я-то думал, там тушенка, еще хотел пройтись по этому поводу. И тут же отчетливо понял, что его убили, прямо у нас на глазах, только что и насовсем. Я бежал, хлюпал носом и старался удержать дыхание.
У автобуса было чисто. Мы буквально взлетели по той тропе и вышли в тыл к двум огневым точкам противника. Сработали, как в классе, быстро и бесшумно. Семь трупов, четыре АК, три карабина. Подошли к Пеликанычу. Он нас дождался, но на большее его не хватило.
Мы пошли в деревню. В одном дворе обнаружили веселящуюся мужскую компанию. Там же нашли истерзанных девчонок. Влюблённый джигит оказался не жлоб и щедро поделился добычей с товарищами. Мы же щедро делились знаниями по рукопашно-штыковому бою. Магазины нам так и не понадобились.
Я не люблю об этом вспоминать…
* * *Потом мы, десять прапорщиков, сидели в ожидании трибунала, а тут и по всей стране началось.
Все шишки свалили на ротного. Костика уволили, остальным трибунал заменили гауптвахтой. Так Пеликаныч прикрыл нас ещё раз, уже оттуда.
Процесс набирал силу. Его регулировщик зажигал зеленый свет и демонстрациям, и танкам одновременно. Не прошло и года, как поползли слухи об увольнении замполитов. Наш решил свалить командира полка, для чего снова вытащил на свет историю с беспределом спецназа. На этот раз главным козлом отпущения почему-то оказался я.
Последний вечер перед приездом очередной комиссии свел нашу команду в комнате отдыха. По телевизору шла какая-то средневековая пьеса. Я несколько раз пытался вникнуть в ход событий, но тут же переключался на мысли о своем персональном деле, которое завтра всплывает во всей красе.
Ребята тоже маялись, стараясь не встречаться со мной взглядами. Разговор не клеился. То же самое происходило, когда увольняли Костика. Потеря, вина и победа были общие, но каждый хотел остаться в армии.
Я крякнул и вышел на улицу покурить.
Почти следом вывалился Карик Мурадян.
— Что, закончилось? — спросил я, подавая спички.
— Нэт, — Карик смачно сплюнул. — Там уже карол плачет.
— А чего? — спросил я, думая о своём.
Карик закурил, весело блеснул в темноте глазами и выдал цитату из пьесы:
— А патаму заплакал наш карол, што патрясен предательством маркиза.
Ну что ж, довольно актуально. Я хмыкнул. Но Карик решил развеселить меня во что бы то ни стало.
— Зачем грустишь, дарагой? Давай лучше споем. — Он посмотрел на мягкие очертания гор, помолчал и добавил: — Што-нибудь такое жалобное-жалобное…
Ночью я спал совершенно спокойно и утром понял, что принял решение.
А когда я вошел в кабинет, где большие животы подпирали большие погоны, я вспомнил еще одну сцену из вчерашнего спектакля, который я вроде бы и не смотрел, и вместо бодрого «Здравия желаю» торжественно произнёс:
— Весь двор наш приглашён на торжествоСожжения отступников от веры…
Костик был благодарный слушатель. Он ржал так, что стены тряслись.
— Ну ты дал, браток! Здорово! А они что?
— Да сначала сидели, врубались. Я уже хотел ещё раз повторить и рукой показать. Но гляжу — начали догонять. Ну а потом раскудахтались.
Костик хохотнул и сказал:
— Конечно, ты же был самый начитанный футболист в дивизии. На этот прикол я попался ещё в срочную.
Первый день в сводной группе спецназначения Пеликаныч, тогда еще просто товарищ старший лейтенант — для нас и Роберт Мелиханович — для командира, зачитал приказ о создании, назначении и так далее, а потом этак дружелюбно предложил:
— Что, хлопцы, прогуляемся?
— Это ещё куда? — спросил кто-то мудрый.
— Да за ограду, на природу. Разомнетесь, подышите.
— А можно мячик взять? — спросил кто-то глупый.
— Возьми, сержант. Конечно, возьми.
Мы бежали до привала километров десять.
Когда нам было разрешено повалиться на землю, и я смог наконец выпустить из рук проклятый мяч, ротный спросил:
— В футбол кто хочет погонять?
Раздались хрипы и бульканье. Умирающие смеялись.
Я долго поднимался, боясь оторваться от земли, а когда разогнулся, дороги назад уже не было. Я подкинул мяч и начал жонглировать. Левой ногой, правой, коленом, другим, пяткой, головой, опять коленом.
Где-то на восьмидесятом ударе мы с мячом завалились. Больше я не вставал, урвав пять минут отдыха.
— На обратном пути можешь в баскетбол попробовать, — разрешил Пеликаныч.
Я вынул штык-нож и ткнул в мяч. Он презрительно свистнул и превратился в неровный блин, который я сунул за пазуху.
— Не смогу, та-арищ старший лейтенант, мячик сдулся.
Проблема обратного пути была частично решена.
С мячиком меня доставали две недели, пока я не стал библиотекарем.
На утренней поверке Пеликаныч спросил:
— Кто любит читать книги и будет библиотекарем?
Смышлёный служивый люд молчал. Я, полслужбы провалявший дурака на футбольном поле под опекой командира, удивился, что никто не любит читать. К тому же любая должность дает какие-то преимущества.
— Разрешите мне. — Я виновато посмотрел на ребят. По их лицам понял, что опять во что-то влип.
— Разрешаю, сержант.
Пеликаныч сходил в каптерку и принёс большой потёртый чемодан с кожаными лямками.
— Вот это наша библиотека.
И следующий, и ещё много марш-бросков я бежал с библиотекой за плечами, а следом за мной неслась очень популярная в группе частушка:
Если ты урвал подрядКнижицу и мячик,Спецсолдаты говорят:«Лоховатый мальчик».
Мы ещё много чего вспомнили. Костик спросил:
— Ну как, нравится?.
Я осторожно ответил:
— В общем — нравится. Но я ведь не знаю, какую цену ты за это платишь.
Костик понял, усмехнулся.
— Обошлось чисто, браток. Попал под крылышко. Сначала, конечно, силовые услуги, но потом и голова понадобилась. Сейчас я кто-то вроде младшего компаньона. Завтра решим с тобой, что и как. Ну а сегодня отдыхаем.
И пошло-поехало. Словно с неба посыпались красивые девушки, полилась музыка, танцы. Я уже не смущался своих потертых джинсов, не очень гармонирующих с окружающей дорогой упаковкой, тем более что шикарная Кристина сидела у меня на коленях так, будто именно эти колени она ждала всю жизнь. Я расслабился, поплыл. Мне было спокойно и хорошо. Я был у друга.
Когда нас с Кристиной увозили в том же «вольво», Костик крикнул:
— Крыська, последи, чтобы он сапоги снял.
— Да я в туфлях, Костик, — пропищала в ответ Крыська.
Утром я с трудом выпутался из объятий длиннорукого и длинноногого спрута, сходил в душ и все такое и вернулся в комнату одетый и немного посвежевший. Я наклонился и чмокнул Кристину в нос. Она потянулась, заворчала, потом сказала, не открывая глаз;
