Лев Корнешов - Пуля для безнес-леди
В пионерском лагере "Искорка", куда она приехала уже в третий раз, её соблазнил пионервожатый Володя. Он нравился ей - стройный, спортивного склада, у него были такие загадочные темные глаза и длинные-предлинные ресницы. Володя лучше всех играл в волейбол, а когда в походе вышагивал впереди отряда в коротких шортах, трудно было отвести взгляд от его крепких ног и широких плеч. Ко всем девочкам он относился одинаково приветливо, доброжелательно, и она даже подумать не могла, что Володя как-то выделит именно её. Как-то раз Володя остановил её после вечернего построения и, оглянувшись - не слышит ли кто, тихо сказал:
- Когда все уснут, приходи в мою комнату... - И добавил, пряча глаза: - Но чтобы никто не видел тебя и не слышал...
Настя чуть приметно кивнула и отвернулась от него, чтобы не заметил, как обдало её жаром.
Она пришла... Володя уже обошел перед сном спальни, пожелал всем спокойной ночи и оставил дверь в свою комнату полуоткрытой, выключив свет. Она проскользнула в серую темноту, больше всего опасаясь что-нибудь задеть и с грохотом опрокинуть. Володя сидел у стола. Он поднялся ей навстречу, нашел её руку, посадил на стол и сел рядом с собой. Он ничего не говорил, а просто взял её лицо в свои ладони, повернул к себе, и поцеловал в губы.
Настя пришла в ночной пижаме, так как заранее прикинула, что если оденет юбку с кофточкой или спортивный костюм и в этом наряде её заметят девчонки, то сразу догадаются, куда она собралась. Не к кому, а куда и зачем...
Володя расстегнул пижаму, губами нашел её грудь, мягко взял набухший сосок в губы и поцеловал его. Настя совсем ошалела, все завертелось перед глазами, с нею происходило что-то странное, неизвестное и пугающее, но не было сил остановить это.
- Сколько тебе лет? - тихо спросил Володя.
- Тринадцать, - ответила она и поспешно добавила: - Четырнадцатый...
- А я считал - пятнадцать...
Он чуть отодвинулся от нее, словно испугался, но, увидев её полураскрытые губы и покорные глаза, пробормотал странное:
- Ну, поздно уже об этом думать.
Володя целовал её, и она подставляла ему свои губы. Когда Володя попросил: "Встань", - она поднялась со стула, не зная, зачем это ему, ведь им и так хорошо. Он сдвинул её пижамные штанишки на бедра и замер, словно ожидая, что она запротестует. Но Настя молчала, и Володя, осмелев, опустил штанишки ещё ниже. Он осторожно подвел её к кровати, и Настя, сжав неожиданно задрожавшие губы, легла на прохладную простыню. Ей хотелось, чтобы он сказал что-нибудь ласковое и нежное, но Володя торопливо снимал с себя одежду, потом вспомнив, повернул ключ в двери, плотно закрыл окно и задвинул шторы. Стало совсем темно, и Настя подумала, что ещё не поздно вскочить и убежать, но Володя уже лежал рядом, положив её голову себе на локоть, и снова целовал, жадно покусывая Настины губы. Но ей было совсем-совсем не больно. Он привалился к ней всем своим телом, и она ощутила себя вдруг маленькой и беспомощной, силы совсем её покинули. Настя тихо, чуть слышно застонала, когда почувствовала его руку у себя на животе и ниже, на том тайном местечке, к которому она и сама опасалась притрагиваться. Теперь уже было поздно что-либо предпринимать, и она послушно приподнялась, когда он снимал с неё трусики.
- Володя, не надо, я боюсь, - прошептала она, но он уже ничего не слышал и ей пришлось подчиниться ему.
Володя жадно приник к её губам и совсем лег на нее, не тяжело бережно, раздвигая её ноги. Она послушалась, думая лишь об одном - раз так надо любимому Володе, пусть скорее все случится. Она крепко закрыла глаза, оцепенела в предчувствии боли, о которой шептались прошедшие через это девчонки. Володя не торопился, он ласкал её, стараясь нежными движениями смягчить её окаменелость, и она немного оттаяла, но дыхание у неё стало прерывистым, и вся она чувствовала себя совершенно беспомощной.
- Только не кричи... не кричи... - зашептал Володя.
Желание стало нестерпимым, она уже сама старалась лечь так, чтобы ему было удобно. Он попросил её непонятное: "Закуси губки", - но она уже решила, что во всем будет слушаться его, и плотно сжала губы.
- Я боюсь, - шепнула Настя еле слышно.
Он уже входил в нее, вначале медленно, словно на ощупь прокладывая себе тропку, потом сильнее и сильнее. Она попыталась отодвинуться, оторваться от него, но он вдруг сделал резкое движение всем телом и она вскрикнула "Ой!", окончательно провалившись на секунды в беспамятство. Когда Настя снова стала воспринимать мир, Володя часто и быстро двигался на ней, и она, преодолев беспомощность, приподнялась ему навстречу... Всего за одну ночь она стала взрослой.
На следующий вечер Володя спокойно прошел мимо нее, ничего не сказав, - лицо у него было каменное. Настя дождалась, когда девчонки уснули, и толкнулась в его комнату - она была заперта, за дверью было тихо. На утренней линейке им сообщили, что вожатый Володя, к сожалению, срочно уехал в Москву по неотложным личным делам и вряд ли возвратится.
Одна Настя знала, что это за "неотложные личные дела" объявились у Володи. Испугался и предал...
Впервые в жизни её предал мужчина - внезапно и подло. И какой мужчина! Самый первый, в которого она отчаянно влюбилась и без колебаний и сомнений отдала себя всю... Она дала себе клятву, что не станет унижаться, не будет искать предателя Володю. Сказала себе: "Ничего не было", хотя и знала, что это не так, раны зарубцовываются, но шрамы остаются на всю оставшуюся жизнь.
Еще она поклялась себе, что станет знаменитой и однажды, встретив Володю, скажет ему с презрением: "Подлец!" Нет, она ничего не скажет, просто посмотрит так, что тот все поймет...
Кем она будет? Артисткой? Профессором? Поэтессой или ещё кем? Этого она пока не знала. Но обязательно станет очень красивой и знаменитой и её имя будут произносить с благоговением. А настоящая любовь к ней ещё придет...
Глава 2
Свободная охота
Она сидела на скамейке у входа в старый корпус Университета, что на Моховой, и плакала. Ломоносов смотрел на неё укоризненно: мы, мол, с Севера пешком в лаптях пришли и все науки одолели, а ты...
Настя не нашла свою фамилию в списках поступивших на факультет журналистики. А ведь сдавала экзамены очень прилично, надеялась. Не хватило каких-то десятых бала и... влиятельного заступника, "мохнатой лапы", как говорили абитуриенты. Она не была "позвоночницей", по поводу неё некому было позвонить бессменному декану Ясеню Николаю Засурскому. Семья у неё была самой обычной, ничем не примечательной, каких десятки тысяч в Москве. Мама работала в райсобесе, рассчитывала пенсии старикам и с нетерпением дожидалась того дня, когда сама выйдет на пенсию. Место свое считала очень выгодным, потому что от стариков можно было кое-что урвать и для своей семьи. Так, по мелочи: льготную путевку в дом отдыха, продовольственный заказ к празднику. Отец дослужился в министерстве какого-то машиностроения, то ли "тяжелого", то ли "среднего", до должности старшего специалиста. Это был его потолок, потому что все у него было "средним": рост, способности, инициатива, прилежание. По характеру он был очень добрым человеком и давно сообразил, что ничего серьезного в жизни ему не светит, смирился с этим и был необычайно благодарен родному министерству за то, что ему выделили маленькую двухкомнатную квартирку. В те годы для рядового служащего это была редкая удача, счастливая карта.
Жили они очень скромно, от зарплаты до зарплаты. И мир семьи насти был мирком маленьких, приземленных интересов, замкнутых на повседневных проблемах: надо насобирать дочери на выпускное платье, у ботинок отлетела подошва, а за что купить новые, у всех соседей есть стиральные машины, а у нас...
Заливая обду на убогость и серую жизнь, отец стал потихоньку пить, "встречаться" с разведенкой из своего отдела. Настя случайно услышала, как мать его устало упрекала: "У тебя дочь уже взрослая, а ты все по кустам бегаешь... Увидишь, она тебя ухайдокает, твоя кобылица". Но мама не очень осуждала отца - от такой жизни сбежишь на край света.
Настю долго беспокоил один разговор родителей, когда те думали, что она уже легла спать в своей маленькой комнатенке. Это случилось вечером в тот день, когда Настя объявила, что будет поступать на факультет журналистики МГУ.
- Отговори её, мать, - раздраженно говорил отец. - Куда намылилась? Это блатной факультет, там сынки и доченьки всяких шишек. Им дорога открыта, зеленый светофор и "милости просим"... А прочих проверяют по седьмое колено, чтобы не затесалась в породистое поголовье паршивая овца...
- Скажешь такое! - возмутилась мама. - Наша Настенька - умная девочка, всего две четверки в аттестате.
- Вот-вот! И медаль не дали... Думаешь, случайно? Притормозили девочку, потому что у неё тетка, твоя родная сестра, в Германии побывала и теперь за границей живет.
- Окстись, Игнат! - уже не на шутку встревожилась мама. - Кто про это знает?
- Кому положено, знают, - твердил свое отец.
