Ольга Лаврова - Свидетель
- Врешь. Ты его ударил. Назвал дохляком и ударил.
* * *
Так завелось это дело, фабулой своей похожее на сотни других. Но ему сопутствовали два особых обстоятельства, первое из которых переместило ординарную папочку на Петровку.
Заключалось оно в том, что арестованный Платонов оказался рабочим кладбищенской мастерской. На следователя и начальника райотдела милиции начали массированно давить. Их осаждали вдовы - заказчицы престижных памятников; вдовы, дети и даже внуки - владельцы памятников, стоявших рядом (из солидарности); самые неожиданные высокопоставленные или тайновластные лица; наконец, кладбищенское руководство, разъезжавшее на сияющих "Волгах".
Когда начальнику райотдела пригрозили учинить разгром на могилах его стариков (на том же кладбище похороненных), он впал в малодушие. И дело, вероятно, закрыли бы "за малозначительностью" или еще с какой благовидной формулировкой, но из больницы сообщили об ухудшении состояния потерпевшего. Теперь статья обвинения звучала сурово: "тяжкие телесные повреждения".
И начальник райотдела упросил Скопина принять дело в свое производство, а перед защитниками Платонова притворно разводил руками: дескать, рад бы, да начальство вдруг забрало в приказном порядке.
Вторым - менее необычным, правда, - обстоятельством была неуверенность в единственном свидетеле по фамилии Власов.
Вообще подкуп или угрозы, а то и слезные просьбы родственников нередко заставляют людей менять показания в пользу обвиняемых. Нечего и говорить, какая это язва для правосудия. Но Власов, по осторожному отзыву районного следователя, повел себя "немножко чудно" с самого начала, еще до всей вакханалии вокруг Платонова.
Потому-то дело и досталось Знаменскому.
- Не взыщите, Пал Палыч, что подсовываю элементарную историю, - заметил при этом Скопин, - но она по вас скроена. Боязливостью не страдаете. Тут у вас не липко, - он потер ладонь о ладонь. - И умеете взбадривать человеческую совесть. Так что, надеюсь, убережете драгоценного свидетеля до суда. А то срам мне будет перед районом.
"Позолотил пилюлю старик. Надо скоренько развязаться с этой мурой, пусть уж лучше другие дела подождут".
* * *
Телосложение Платонова выглядело боксерским только до пояса; ниже было рыхловато, и он неспокойно ерзал на привинченной к полу табуретке в тюремном следственном кабинете. Табуреточка не отличалась мягкостью и размерами, мало-мальски солидный зад на ней целиком не помещался. Однако не шезлонг же сюда ставить. Это одна из первых необходимых подследственному привычек умение долго и смирно сидеть на такой вот табуреточке. Платонов еще не привык. И привыкать не собирался.
- Вот увидите, я от вас отобьюсь, майор! - хвастливо встретил он Знаменского.
- Лучше называйте меня "гражданин майор" или "гражданин следователь".
- Если вам больше нравится... - нагло осклабился Платонов.
- Просто чтобы соответствовало ситуации, поскольку я работаю в Министерстве внутренних дел. А вы, если не ошибаюсь, на кладбище? (С наглым по-наглому).
Платонов спесиво фыркнул:
- Я бы сказал, на стыке сферы обслуживания и искусства.
- А точнее, изготовляете памятники. Гуманная профессия.
- А что? Вытесываю модные надгробные плиты. Развивает и физически и философски. "Неправда, друг не умирает, лишь рядом быть перестает!" и тому подобное... Про нас, говорят, даже роман есть: "Черный обелиск". Случайно не читали?
- Случайно читал. Мне не показалось, что это про вас.
- Зато из-за этих обелисков знакомства иногда заводятся - ого-го. Как начнет у вас телефончик трезвонить. Ха-ха. Еще извинитесь!
- Чудно, что за вас горой стоят. Ничей вы не зять, не племянник. Почему начальство землю роет?
- А из принципа. Не тронь наших! Погребальная служба великую силу имеет! Похоронить - это вам не родить, гражданин следователь. Хлебнете вы со мной кучу неприятностей, тем и кончится.
- Поживем - увидим. Давайте к делу. Вы знакомы с показаниями свидетеля Власова? Вы их подтверждаете?
- Это длинный, что ли?
- Не знаю, какого он роста, но он видел, как вы били потерпевшего.
- Врет, требую очную ставку!
- Зачем ему врать?
- Девчонка понравилась, вот он ей и подыгрывает.
- Неубедительно, гражданин Платонов.
- А я точно говорю, он на нее облизывался. "Красивая девушка" - это он сказал лично мне.
- Значит, на месте происшествия Власов присутствовал. Причем еще до того, как вас задержали. Не отрицаете?
- Ну, не отрицаю. Делов-то!
- И правильно делаете - земетен философский склад ума. Но раз Власов там был, то мог видеть весь разворот событий.
- Разворот!.. Мало ль, что он натреплет! Он говорит, что я ударил, а я могу сказать, что он. А? Два стоят, один лежит, кому верить? Вдруг я сейчас на него заявлю?
- Вы забыли о потерпевшем, который вряд ли вас спутает. Да и продавщица табачного ларька утверждает, что Власов спокойно наблюдал за происходящим.
Платонов, уличенный в глупости, разозлился на ларечницу, которая раньше в свидетелях не фигурировала:
- Ну что людям надо!..
- К делу, Платонов, к делу. Мы с вами топчемся на месте.
- Не бил я этого сопляка, чтоб он сдох! Пощупал у него отвороты пиджака, говорю: "На свидание с модерной девочкой в таком костюме..." Может, он не перенес критики? Хлоп, и в обморок. Кругом нервные все пошли. Вот у нас на кладбище спокойно, а в город выйдешь - как будто все от психиатра бегут...
- Гражданин Платонов, закон признает за вами широкое право на защиту, но зачем уж вовсе чепуху городить?
- А вы не все в протокол пишите, - назидательно посоветовал тот. - Чего поприличней. К примеру, так: "Он первый с кулаками полез, я говорю: "Мальчик, осторожней, у меня рука тяжелая". Тут он - задний ход и брякнулся сам. Я его и пальцем не тронул. Видно, со страху ножка подвернулась". И совсем другая картина получится. А вам-то не все ли равно?
Подобным манером они побеседовали еще минут пятнадцать, пока Пал Палычу не опротивело смотреть, как допрашиваемый перемещается с ягодицы на ягодицу. Платонов был ему уже ясней ясного. Да и времени не оставалось: через полтора часа они с Зиночкой должны попасть к Саше в госпиталь.
* * *
В дни этих посещений Знаменский всегда испытывал душевный подъем.
Без малого месяц провалялся Томин сначала в Еловске, потом (когда разрешили перевезти) в ведомственной московской больнице и теперь быстро шел на поправку.
А первая неделя была ужасна. Тяжелая рана, критическая потеря крови, осложнения, скачки температуры... Увидя друга на следующий день после несчастья (Скопина вызвали на совещание, Знаменский оставил для него рапорт-прошение и умчался в Еловск), Пал Палыч по-настоящему уразумел и перестрадал смысл слов "жизнь висит на волоске".
Полтора суток провел Знаменский в больнице, и четыре раза при нем волосок истончался до паутинки. Врачи изъяснялись похоронным шепотом. Медицинские сестры передвигались на цыпочках, спрашивали в дверях: "Еще дышит?", "Еще жив?". И это "еще" вползало в уши угрожающим змеиным шипом.
Скопин достал Пал Палыча междугородным телефонным звонком, обстоятельно расспросил, выяснил, что дефицитных лекарств не требуется, что Томин под капельницей без сознания, а Знаменский просто мучается у его одра или в коридоре.
- В таком случае попрошу вас вернуться, у меня запасных игроков нет.
- Я жду, что приедет мать, Вадим Александрович!
- Матери даже не сообщили.
- Почему?!
- Гриппует. Ее все равно не допустят к раненому. Но Кибрит обещали короткий отпуск за свой счет. И родственники в Киеве извещены. Жду вас.
Пал Палыч стиснул зубы и пошел к Томину прощаться.
- Саша, держись! - заклинательно произнес он над землистым лицом. - Не сдавайся. Ты никогда не сдавался. Скоро Зиночка приедет. Ты всем нужен. Ты на этом свете очень нужен!
Тут подняла голову женщина в белом халате и шапочке, сидевшая возле кровати... и Пал Палыч узнал Багрову. Только сейчас он сообразил, что она постоянно находилась здесь и держала Томина за руку. Знаменский принимал ее за сестру, которая следит за пульсом, хотя мог бы догадаться, что этой цели служат точные медицинские приборы, установленные и в ногах и в изголовье.
- Здравствуйте, - тихонько проронила Багрова.
- Здравствуйте, - так же ответил Пал Палыч, как-то сразу все про нее поняв. - Совсем не отходите?
Она застенчиво улыбнулась.
- Говорят, ему без меня хуже.
- Просто держите за руку?
- Нет... я с ним разговариваю. Иногда шепчу на ухо. Стихи читаю... По-моему, он любит сказки - судя по кардиограмме...
- Считаете, слышит? Без сознания?
- Есть еще подсознание. Вы ведь тоже ему говорили...
- Он выживет! - пообещал ей Пал Палыч.
- Ну конечно! - твердо обнадежила она Знаменского.
И тот уехал с отрадным ощущением, что не бросает друга одного...
Теперь Томин долечивался в госпитале, и тут бразды правления забрала Тамара Георгиевна. Задним числом потрясенная случившимся, она готова была бы хоть год держать сына в госпитальных стенах и преувеличивала болезненность его состояния. Томин, естественно, рвался на волю. И на работу.