Ирина Градова - Пациент скорее жив
Поднявшись на этаж, я подошла к квартире и постучала: звонок на двери пенсионерки не работает уже лет пять, но у нее, несмотря на возраст, превосходный слух. Подождала несколько минут, понимая, что старушка не может подхватиться немедленно, ей необходимо время для того, чтобы добраться до двери. Наконец по другую сторону раздался шорох и звон цепочки, а потом скрипучий голос недоверчиво поинтересовался:
– Кто там?
Я представилась.
– Ой, Агния, деточка! – Голос старушки мгновенно стал более мелодичным и приветливым. – Сейчас-сейчас, открываю…
– Ну, что у нас случилось? – поинтересовалась я, окидывая взглядом невысокую, в меру упитанную фигуру Таисии Михайловны. На вид она показалась мне вполне здоровой.
– Да я не о себе хотела с вами побеседовать, – отмахнулась старушка. – А что, консьержка ввела вас в заблуждение? Вот говорила же ей – это не горит…
– Ладно-ладно, – улыбнулась я. – Так в чем же дело-то?
– Да в соседке моей по лестничной площадке, Нинке Марковой. Вы ее знаете, Агния!
Я не сразу поняла, что она имеет в виду Нину Максимовну Маркову из сорок четвертой квартиры. Хотя, конечно, судя по преклонному возрасту обеих, они вполне могли не использовать отчеств в общении друг с другом.
– И что с ней?
– Так пропала она, вот что!
– Как – пропала?
– В больницу ее отвезли.
– Ну вот, а вы говорите – пропала, – вздохнула я с облегчением.
– Да пропала, пропала! Ночью это было, часа в два. Я ведь и днем-то не выхожу, дверь только социальному работнику открываю да вот вам, к примеру. А ночами не сплю, смотрю ночной канал – слава богу, есть теперь такая возможность, а то раньше просто не знала, чем и заняться… Так вот, смотрю я телик, потом слышу – шум в коридоре. Ну, я к двери подошла, в «глазок» гляжу – выходят из Нинкиной квартиры двое в синей униформе и сама она, еле ползет. И с тех пор – ни слуху ни духу! Я ей на мобильник звонила – никто не отвечает…
– А сколько времени прошло? – спросила я.
– Да уж недели три. Представляете, Агния? Так долго, насколько я знаю, у нас в больницах никого не держат. И почему же я дозвониться-то до Нинки не могу? Эх, и что ж это я выйти побоялась… Хоть спросила бы, в какую больницу ее повезут…
– А вы не пытались с родственниками Нины Максимовны связаться? Может, они в курсе?
– Вот они-то уж точно – не в курсе! – замотала головой старушка. – Есть у нее родственники – и племянница, и сынок, только живут они в Выборге. Не так уж и далеко, разумеется, только Нинка с ними не общалась вовсе. Она ж молодая еще совсем, всего семьдесят два ей, сама себя прекрасно обслужить может и на тот свет пока не собиралась… Только вроде бы поругались они с племянницей. Уж и не знаю, из-за чего.
– И давно?
– Да больше года не общались, – вздохнула Таисия Михайловна.
– Тогда надо в милицию заявить о пропаже человека, – сказала я. – Если хотите, я поговорю с одним своим знакомым.
– Даже не знаю… – пробормотала Таисия Михайловна. – Думаете, все так серьезно?
– Понятия не имею, – пожала я плечами. – Но надо бы. Для очистки совести!
Придя домой, я первым делом звякнула Родину, бывшему маминому ученику, а ныне следователю по особо важным делам, и сообщила ему имя пропавшей старушки, вкратце изложив обстоятельства дела. Тот не слишком меня обнадежил, сказав, что розыск пропавших – не его юрисдикция. Почувствовав мое разочарование, Родин все-таки пообещал поговорить со своим приятелем из соответствующего отдела, но попросил меня не обольщаться: работы у них – выше крыши, потому что каждый божий день в городе пропадает чертова туча народу, а находят единицы.
* * *Собираясь утром на работу, я поймала себя на мысли, что уже скучаю без Олега. Строго говоря, мы виделись каждый день – в коридорах его отделения, на операциях, но вот уже несколько дней я разговаривала с ним только по делу и суровым профессиональным тоном, давая Шилову понять, что обижена на него за сорванный отпуск. Однако держать дистанцию оказалось гораздо сложнее, чем думалось вначале: стоило мне увидеть его светлые взъерошенные волосы и несчастные глаза, молча умоляющие о прощении, как я чувствовала, что готова сдаться.
– Он заходил! – сообщила Маша, едва я распахнула дверь в ординаторскую.
Мы с ней друг друга недолюбливаем, потому что моя коллега считает, что заведующая отделением Охлопкова слишком многое мне позволяет, так как я хожу у нее в любимчиках. Тем не менее Маша никогда не могла пройти мимо свежих сплетен. Кроме того, она достаточно внимательна, чтобы заметить перемену в наших с Шиловым отношениях, хоть мы и работаем в разных отделениях. Очевидно, сейчас коллега жаждала новостей, но я вовсе не собиралась доставлять ей удовольствие.
– Что-то передавал? – равнодушно спросила я.
– Нет, сказал, что позже заглянет.
Очень хорошо – у Шилова ничего не выйдет! У меня сегодня вообще нет операций в травматологии, зато целых четыре – в гастроэнтерологии и пульмонологии, так что шансы встретить Олега стремятся к нулю.
Меня ожидает длинный день, плавно перетекающий в ночное дежурство – последнее перед отпуском. Перед тем как отключить телефон, я взглянула на дисплей и увидела там сообщение от Вики. Это меня удивило: мы не общались уже больше месяца, и я и думать забыла об Отделе медицинских расследований, в который меня едва не угораздило вступить с легкой руки вице-губернатора Кропоткиной[1], что могло девушке от меня понадобиться? Мне нравилась Вика – у меня вполне могла быть такая дочь, если бы я родила ее очень рано. Однако отвечать или перезванивать Вике сейчас не было времени, и я решила отложить общение до лучших времен.
День выдался не только длинным, но и невыносимо тяжелым. Вторая операция в отделении пульмонологии продлилась целых четыре часа, и я просто не представляла, как доживу до вечера. В час я буквально приползла в пустой буфет, чтобы перехватить пару пирожков, которые прямо там печет профессиональный пекарь-кондитер. Среди множества недостатков нашего Главного имеются и бесспорные достоинства: он любит получать все самое лучшее не только лично для себя, но и для учреждения, которое возглавляет. Именно он поставил в буфете и в приемном отделении кофе-машину, и все сотрудники получили возможность наслаждаться прекрасно приготовленным напитком. И Главный же пригласил на работу кондитера: в его исполнении пиццы, пирожки и пирожные представляли собой настоящие произведения искусства. Правда, нельзя сказать, что женский персонал испытывал по этому поводу большую благодарность: теперь в буфете кормили так вкусно, что возникала конкретная опасность поправиться на несколько кило в считаные дни.
Не успела я заплатить за рыбный расстегай, как увидела знакомую фигуру в белом халате. Бежать было поздно, и я чинно направилась к столику в глубине маленького зала, старательно делая вид, что страшно занята собственными мыслями и потому не вижу Шилова.
– Прекрати это!
Слова звучали требовательно, но тон, которым Олег их произнес, был умоляющим.
– Прекратить – что? – холодно поинтересовалась я, усаживаясь на стул.
– Вести себя… так!
Олег плюхнулся рядом.
– Как – так?
– Словно мы не знакомы! – взорвался он. – Ты ведешь себя, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку!
– Просто дело в том, – сказала я, – что есть вещи, которые я считаю важными, а ты, судя по всему, нет. Значит, мы не договоримся: разные приоритеты.
– Ну почему ты не можешь понять, что мне перемена в наших планах так же неприятна, как и тебе?
– А почему ты не стал бороться за то, чтобы все-таки осуществить наши планы? – парировала я. – Как же, тебя попросил Главный – какая невероятная честь и ответственность…
– Но у меня и в самом деле гораздо больше ответственности, чем у тебя! – возразил Шилов.
– Да-да, знаю, – холодно кивнула я. – Без тебя отделение просто загнется.
– Не иронизируй! – попросил Олег. – Я же не требую, чтобы ты отказалась от отпуска…
– А кто тебе сказал, что ты вообще имеешь право это требовать? – прервала его я. – Лично я поеду в отпуск независимо от того, отправишься ты со мной или нет.
– И правильно – поезжай. Отдохни как следует, а потом я снова хочу видеть ту Агнию, которую люблю, а не Снежную королеву, к которой страшно приблизиться.
С этими словами Олег резко поднялся и вышел. Он сказал – «люблю»? Я не ослышалась?
Мы с Шиловым никогда не говорили о любви – даже в постели. Говорили о совместном проживании, причем я все время переводила разговор на другую тему. В моей жизни уже был один брак – неудачный, и, хотя мы с бывшим супругом сохранили дружеские отношения, повторять опыт мне как-то не хотелось[2].
Конечно, Олег отличался от Славки, как день отличается от ночи, но я теперь, как говорится, и на воду дую. Какая уж там любовь…
