Елена Арсеньева - Помоги другим умереть
Однако именно этим качеством никак не отличался широкоплечий мужчина, стоявший у окна тесноватого кабинетика. Даже спина его выражала столь живое порицание, что Евгения затопталась на пороге, размышляя, не лучше ли ей исчезнуть. Отсидится где-нибудь, а там, глядишь, и схлынет первый шквал начальнического гнева. Но было уже поздно. Мужчина обернулся, и на Евгению вприщур глянули мрачно-серые глаза:
– Явилась?
Она только вздохнула вместо ответа. А что отвечать? «Да» – как-то банально, «нет»… Начальство не любит, когда ему противоречат, вдобавок Женя старалась не врать без надобности. Поэтому она еще раз вздохнула и вовсе повесила голову.
– Я сейчас как раз спрашивал себя, не удержать ли из твоей зарплаты сумму всех тех взяток, которые мне пришлось раздать, чтобы вывести тебя из этого дела, – сказал шеф.
– Ну, тогда мне останется только на панель идти, – прошелестела Евгения, надеясь повеселить начальство, однако тут же получила прямо в солнечное сплетение:
– А какой с тебя там прок? То, что ты ледышка, я знаю лучше других. И вообще, таким дурам на панели нечего делать. Любая нормальная шлюшка на твоем месте мчалась бы от того клятого «мерса», как наскипидаренная, а ты что натворила?! Ладно – подошла, ладно – заглянула. Так еще вызвала, дуреха, милицию и «Скорую». Ты назвалась! Ты… – Он подавился простым крепким матом. – Ты дождалась их приезда и начала давать показания!
– Грушин! – не выдержав, возмущенно вскричала Евгения. – Ну не могла же я бросить этого бедолагу с простреленной головой на шоссе!
– Не могла, – резко кивнул шеф. – Но разве я тебе об том толкую? Ты обязательно должна была сообщить об убийстве. Но не кому попало, а только мне, мне. А уж я решил бы, что делать дальше. Но, боже мой, как идиотски, как бездарно ты все состряпала!
– Это же только один раз, – пролепетала Женя. – Один-единственный! Все-таки был труп, а ты сам говорил, что труп многое извиняет.
– Многое, – согласился Грушин, и его серые глаза еще больше помрачнели. – Но не все. К тому же труп такой добрый, поскольку ему вообще уже все до лампочки. А мне – нет. И если сотрудник моего агентства светится, как эта самая лампочка, то… – Он передернул плечами с видом безграничного отвращения. – Знаешь, какова одна из версий следствия? Супруга Неборсина кого-то наняла, чтобы избавиться от гуляки-мужа. Удивлюсь, если ты не пройдешь как соучастница.
– Ой, не могу больше! – прошелестела Евгения. – Сесть можно или ты хочешь, чтобы я умерла стоя?
Грушин зло оскалился, что означало: шутки здесь неуместны, а потом удостоил ее стулом, будто правительственной наградой.
– Только надолго не устраивайся. Хватит хныкать в приемной и слоняться без дела. Давай собирайся. Поработаешь в манеже. Знаешь, в Высокове?
«Работа! Наконец-то! Меня не выгоняют!»
Сердце подпрыгнуло от радости, но вид на всякий случай Евгения по-прежнему сохраняла самый печальный.
– На конюшню ссылаете, барин? Ладно, наше дело холопье. А там что?
Грушин протянул ей конверт.
– Там дело, которое даже ты, крошка, не запорешь. Вот, взгляни. Запись телефонного разговора с мадам, точная формулировка задания и все такое. Деньги. Час в манеже стоит тридцатку: здесь на первые десять часов. Может, управишься и быстрее, хотя…
Он с сомнением оглядел Женю, и она сочла за лучшее проглотить обидный намек:
– Хорошо.
– Ну, хорошо – так иди. – Грушин сел за стол, заваленный почтой. – Видишь, сколько у меня тут всего? По твоей милости всю первую половину дня псу под хвост сунул.
«Ну и пила же ты, Грушин, – со всей возможной любезностью сказала Женя, разумеется, мысленно. – Электропила «Дружба»!»
– Кстати, я хотела спросить… – Она сделала робкий шажок к столу, но наткнулась на каменный взор и шарахнулась на два шага назад.
– Насчет вычетов из зарплаты, что ли? Не волнуйся, не будет никаких вычетов. Работу в манеже оплатили вперед! Пока половину суммы, но сказано было, что за ценой не постоят. Твое счастье.
– Да я не про деньги, – наконец обрела дар речи Женя. – Как все-таки насчет милиции? Ведь я, строго говоря, единственный человек, видевший убийцу. Хотя бы издали.
– Успокойся, не единственный, – потряс какой-то бумажкой Грушин. – Мне удалось снять копию с показаний некоего Гулякова, бомжа по месту жительства и образу действия. Говорящая фамилия, да? Этот Гуляков чуть ли не весь день дрых на обочине, в траве, но уже продрыхся к тому времени, как Неборсин затормозил на светофоре. Он побольше твоего успел увидеть! Довольно приметливый оказался бомж! И излагал все довольно связно. Правда, поначалу, поняв, что случилось, этот Гуляков махнул подальше от неприятностей. Поэтому тебя не приметил. И это опять-таки твое счастье! Твои показания не будут подшиты к делу.
– А вызов?
– А вызов параллельно с тобой сделал хозяин «Форда». Его данные в милиции есть. Твои положены под сукно. Конечно, если бы от тебя в ходе следствия что-то зависело, я бы не стал идти на всякие такие противозаконные деяния, но поскольку имеется этот глазастый Гуляков…
– Ты же говорил, что он удрал, – напомнила Женя.
– Сначала удрал, а потом в нем пробудился гражданский долг. Увидел, что приехала милиция, и вылез на свет божий, надеясь получить бесплатную кормежку и ночлег в бомжатнике. И получил! Очень удачно все сложилось, не так ли?
Евгения задумчиво кивнула. Ее так и подмывало с невинным видом ляпнуть, что гражданского долга в этом бомже-биче оказалось побольше, чем в самом Грушине, который ради блага и процветания агентства «отмазал» засветившуюся сотрудницу от дачи показаний, даром что та оказалась свидетельницей убийства. Главное дело, было бы хоть настоящее детективное бюро, типа «Арсенала» или «Суперагента», где работают профессионалы, мощная конкуренция органам. Но ведь при громком названии специализация у «Агаты Кристи» не бог весть какая: адюльтеры, шантаж, телефонное хулиганство, мелкие махинации на бытовом уровне… Грушин же так трясется над этой анонимностью, словно они охраняют интимные тайны президентской родни! Однако у Евгении хватило ума промолчать, не брякнуть всего этого в лицо шефу. Грушин и так еле сдерживается, а уж если даст волю гневу… Нет. Это не для слабонервных. Кроме того, ей просто-напросто нравилась работа.
– Можно идти? – робко спросила Женя.
– Я думал, ты уже в манеже, – буркнул Грушин, утыкаясь в бумаги.
Да, обстановка стала сурово-рабочей. Телефонный звонок, донесшийся из приемной, показался совершенно неуместным.
«Междугородка, – подумала Евгения. – А вдруг?..»
Она сделала шаг к двери, но та распахнулась, и на пороге возникла Эмма.
– Грушин, изволь кофе. – Она протопала к столу, заслоняя Женю и делая ей за спиной какие-то знаки свободной рукой. – А мы в приемной попьем, чтоб тебе не мешать. – И снова эти знаки…
И вдруг до Жени дошло! От догадки даже дыхание перехватило. Но ее мгновенно преобразившееся лицо не ускользнуло от внимания Грушина, который очень некстати вскинул голову.
– Лев объявился, что ли? – спросил угрюмо. – Я так и подумал, когда услышал звонок. Ну идите, чего стали тут?
Женя поймала брошенный исподлобья угрюмый взгляд, а потом Эмма выволокла ее в приемную, поплотнее прикрыв начальственную дверь и бормоча:
– Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!
Строго говоря, Грушин старался не принимать заданий по телефону. Гарантируя клиентам полную сохранность их личных тайн, он настаивал на непременном визите в фирму. Соглашался встречаться и на нейтральной территории. Он говорил, что непременно должен поглядеть заказчику в глаза, чтобы увериться: частное сыскное агентство «Агата Кристи» не окажется замешанным в грязное или сомнительное дело, а то и прямое преступление, замаскированное обыкновенной бытовухой.
Однако семейная история Климовых оказалась нетипичной. Валерия Климова узнала о неверности супруга буквально по пути в аэропорт, отправляясь в зарубежную командировку. Уже в машине она спешно вскрывала скопившуюся за несколько дней служебную корреспонденцию. Среди вороха рекламных проспектов и прочей чепухи оказалась анонимка.
Каково бы ни было общепринятое отношение к анонимкам и анонимщикам, Грушин по опыту знал: на этот вид информации люди реагируют не менее болезненно, чем на письма или звонки конкретных авторов. А то и более! Кто-то неведомый, невидимый посвящен в самые сокровенные, а порой и постыдные тайны твои и твоих близких. Знать об этом мучительно! К тому же очень многие анонимки несут в себе достоверную информацию. А уж какие чувства движут «писателем» – вопрос десятый.
Валерии Климовой информация анонимщика показалась не просто достоверной, а очень достоверной. Было приведено слишком много деталей, чтобы усомниться. Причем не отвратительных деталей адюльтера (в этом смысле неведомый «доброжелатель» оказался на диво тактичен), а именно деталей климовской натуры. Этот надменный молчун, ее муж, как живой представал на страницах письма. Валерии, а потом и Грушину, когда ему зачитали текст анонимки, даже показалось, что соблазнительница сама донесла на своего приятеля. Бывало и такое, ни одной версии нельзя отметать при расследовании, справедливо рассудил Грушин. Но это потом. А сначала он все-таки принял заказ по телефону, уступая не слезам и отчаянию (Валерия Климова не плакала и вела себя достойно, хотя в голосе ее звучала истинная боль), а необычайной убедительности ее тона. Самым же весомым доводом оказалась сумма гонорара и готовность сделать половинную предоплату. Что и произошло часа через два: посыльный (назвавшийся шофером Климовой) привез в конверте деньги.
