Илья Рясной - Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)

Возвратившись ко второму острову, увидел Одуванчика среди ульев в хлопотах с пчелами. Старушка возле избы растапливала летнюю печку. Дымок поднимался из трубы, навершием которой служило перевернутое, без дна, ведерко.

Роман про себя похвалил стариков: словно по заказу, на виду крутятся. Скоро у таежных отшельников ужин. Что их караулить? Постоял еще, от нечего делать сосчитал ульи. И вскоре побрел устало своей дорогой.

Под кедром у озера Роман застал одного Глеба. Он тоже только-только отмаял свой крюк и лежал на спине, откусывая от целой плитки шоколада, запивая его водой из фляжки.

Рассказ Глеба был коротким: шестой остров обитаем, две бабки там, похожие на этих, от которых сейчас отделяет несколько сотен метров. Роман молча выслушал: ничего для него нового.

Оставалось ждать, какие вести принесет Клим.

Солнце закатилось, и затяжной летом даже для этих северных мест светлый вечер был на исходе. Надвигались сумерки, а его все не было. Роман не очень беспокоился. Он и сам не вернулся бы так скоро, может, пришлось бы и заночевать в тайге, не окажись четвертый остров пустым.

Незадолго перед наступлением темноты Роман с Глебом второй раз за день приблизились к домику на невысоком холме.

Обитательниц не было видно. Густые сумерки окутали домик. Оконца обозначились мерцавшим в них светом. Глеб хотел подойти, заглянуть в окна. Роман запротестовал категорически, положил руку на плечо спутника, потянул назад.

…Клим вернулся лишь на рассвете бодрый. Ночь он провел на дальнем острове, помеченном на карте римской пятеркой. Живет там бородач лет пятидесяти, крепкий крупный мужик, с женой или кем она ему приходится. Они были заняты окучиванием картошки. Василий, так мужика зовут, тянул вместо лошади плуг, а женщина вела этот плуг между бороздами. Потом он бревна в одиночку ворочал, толстенные и длинные…

— Откуда имя известно? — перебил Роман.

— Подруга жизни его окликала. — Клим, рассказывая, держал перед собой круглое зеркальце и ножничками подравнивал усы. — А с вечера стали к празднику готовиться…

— Подходил? — Роман посмотрел пристально, недобро.

Клим замялся, убрал в карман зеркальце и ножнички.

— На секунду… Совсем незаметно…

— Незаметно. — Роман скривил в ухмылке губы. — На вокзале по перрону прошелся — это для тебя незаметно.

— Кержак необычный. Узнать хотел, вдруг ружье держит.

— Клим оправдывался, в глаза старшему группы не глядел.

— Брось ты про ружье! Знаешь же, не держат, вера не велит. А хоть бы и было, что оно тебе?!

— Да не заводись, Ефим, — вмешался Глеб.

— Опять?! — Роман метнул на него злой взгляд.

— Ну помню, помню имя, — со вздохом сказал Глеб. — Не заводись. Давай хоть дослушаем.

— Ладно, хрен с вами. Потом еще поговорим, — Роман подавил раздражение. — Продолжай, что еще там.

Клим, по его дальнейшему рассказу, заглядывал в окна после полуночи, потом, соснув часа два, отправился в обратный путь. Идя туда и обратно, заворачивал он и на третий остров, самый ближний от их теперешнего местонахождения. Там, в кособокой избенке, живет одинокая старуха, еще довольно подвижная, деятельная.

— И к ней в окна пялился. — Роман не спрашивал, говорил утвердительным тоном.

— Ну, заглядывал. — Клим посмотрел исподлобья. — Тоже к празднику подготовилась.

— В двух местах наследил. Невтерпеж было ему. — Роман с досадой хлопнул себя по бедру.

— Отвянул бы ты от него, — опять вступился за Клима Глеб. — Что уж слишком осторожничать. Ты сам по их тропам ходил? Ходил. Думаешь, не заметят чужих следов, если в гости пойдут друг к другу?

Против такого неотразимого довода Роману сказать было нечего. Он привалился спиной к кедровому стволу, некоторое время молчал.

— Ладно. Прекратим, — заговорил наконец. — Но, чтоб самодеятельности больше не было. Никто никуда нынче не идет. Отдых до завтра.

— Может, по-другому, Роман, а? — Глеб подсел к нему. — Не будем, может, завтра дожидаться, комаров кормить? Сейчас шесть утра с минутами. До двух-трех часов отдохнуть успеем как следует. А там, смотри, как хорошо бы вышло… — Глеб достал, развернул на коленях, разгладил свою карту-верстовку. — Всего островов пять. Мы с тобой на первом и шестом поработаем, Клим за это время на третьем острове один управится, после все вместе к твоему Одуванчику двинем, там часов в семь — пол восьмого вечера закончено будет. И напоследок уже к Василию заглянем. Оттуда три километра ровно — и болота кончатся. Темнеет в одиннадцать. Так что засветло успеем выкарабкаться из топей, а там по темноте можно уходить к заброшенной лежневке, не заблудимся. Как? А? — Глеб говорил убежденно, торопливо, зажатая в его руке палочка летала над картой. Тупой кончик палочки, указывая места, о которых Глеб вел речь, оставлял дыры в верстовке. Карты Глеб не жалел. — Как тебе нравится, а?

— Никак, — с безразличием ответил Роман. — Сегодня первый день праздника. И на передышки времени не будет. Километров сорок бросок предстоит. Не налегке. Понял?

— Понял.

— Тогда лезь за тушенкой, перекусим.

Глеб небрежно свернул свою потрепанную, истыканную карту и полез на кедр.

Трое еще почти сутки так и не покидали выбранного места. Днем отдохнули, отоспались.

Часа полтора вздремнули еще после полуночи, потом сон больше не шел. Свежий легкий ветерок дул со стороны, где стоял дом. Глеб и Клим принялись напористо просить у Романа разрешения закурить. Он в конце концов сдался, сам в несколько жадных затяжек сжег сигарету. Глеб с Климом лежа тихо разговаривали. Роман не вмешивался. Глядя на темное в редких звездах небо, думал о своем…

Поднялись перед самым восходом. Рюкзаки, ружье, подвешенные на сучьях и не сразу заметные глазу из-за густой хвои, спустили на землю. Позавтракали. Роман велел собрать пустые консервные банки и кинуть в омут. Обрывки бумаги сгреб в кучку, поднес зажженную спичку. Перемешанная с сухой хвоей бумага занялась огнем и быстро превратилась в пепел. Пламени костерка почти не было видно и с близкого расстояния: оно тонуло в первых солнечных лучах, заполнивших таежную глухомань.

Напоследок Роман придирчиво осмотрел покидаемую стоянку, распорядился:

— Пошли!

Обогнув озерцо, ступили на тропу и, миновав взгорок, устремились к домику. На ходу Роман надевал солнцезащитные очки, натягивал до самых бровей кепку. То же сделали и спутники.

Быстрым шагом приблизились к избе, и Клим с силой рванул дверь на себя.

Таежные отшельницы на ночь закрывались изнутри, но запор был хлипким, больше, скорее, существовал для того, чтобы дверь сама ненароком не раскрылась. И когда Клим дернул, она едва не слетела с петель. Роман придержал дверь носком сапога, шагнул через порожек.

Бросились в глаза: русская с полатями печь едва не в пол-избы, окованный железом сундук на некрашеном, выскобленном добела ножом полу, иконостас в переднем углу.

Старушки, несмотря на рань, не спали. Одетые сидели рядышком на широкой лавке у стены. От неожиданности обе вскочили. Оторопело уставились на пришельца в темных очках. Следом ввалились в избу еще двое. Испуганные старушки попятились к печке. Роман впился взглядом в подсвеченные горящими лампадками образа. Клим и Глеб тоже уставились на иконы.

Так длилось с минуту. Этого хватило, чтобы однорукая старуха немного оправилась от испуга. Незваные гости не проронили ни слова, но она поняла цель их вторжения. Шагнула, встала лицом к Роману, загородив собой иконостас.

— Уйди! — срывающимся голосом выкрикнула она.

Роман беззлобно оттолкнул ее и приблизился к образам.

— Не дам! — Однорукая опять кинулась на защиту иконостаса.

Клим крепко схватил ее за культю.

— Ты что, старая. Брысь под лавку. Ну! — он подтолкнул ее.

Вторая старушка вела себя тихо. Стояла, испуганно сжавшись; губы ее беззвучно шевелились. Она хотела перекреститься, но рука не слушалась.

Строптивая старуха вроде притихла, смирилась. Но, когда Роман снял с иконостаса одну икону, вторую, положил в кармашки подставленного Глебом рюкзака, снова попыталась воспротивиться, подала голос:

— Разбойники!..

На сей раз вмешался Глеб. Подошел к ней, сказал с расстановкой, внушительно:

— А ну, дщерь Евдокии, Федосии. Еще разок у меня пикнешь, считай, в последний раз.

Как бы намекая, что будет, поправил ружье за спиной.

— Агафья… — еле слышно окликнула однорукую вторая старушка. Мольба не противиться, помалкивать, сидеть смирно звучала в интонации.

Клим тем временем заглянул в сундук. Приподняв крышку, почти тотчас опустил ее. На столетие лежали пухлые книги в кожаных потертых обложках. Остановившись у стола, Клим листал книги и краем глаза следил за старухами. При этом не забывал поглядывать и в оконце, и на занятых делом приятелей.