Наталья Андреева - Гробница Наполеона
Жена ждет в гостиной. Смотрит телевизор. Безобразный современный фильм. Цветной. С погонями, драками, выстрелами и компьютерными «наворотами». Как они говорят. Какая мерзость! Вот раньше! Были же фильмы! Были настоящие женщины! Одри Хепберн, Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Вивьен Ли… Его идеал. Всего десять фильмов, но какие роли! О каждой написаны тома! А сейчас? И сказать нечего!
Черно-белыми фотографиями обвешаны стены его спальни. Женщины, только женщины, и только в черно-белом варианте. Какие лица! Какие глаза! Жена не ревнует. Они же мертвы! Мертвы? Что бы понимала!
Увидела его и потянулась к пульту. Телевизор не выключила, только убрала звук, а на экране по-прежнему мелькают перекошенные лица. Еще одна отвратительная привычка. Привычка, которая его раздражает. Неужели нельзя просто выключить телевизор? Такое ощущение, что в гостиной они не одни. Не станет он откровенничать перед целой толпой!
— В чем дело? — спросил, с трудом сдерживаясь. И присел рядом с женой на диван.
— Какие у тебя планы на выходные?
— Ты же знаешь. Останусь дома, послушаю музыку, почитаю, посмотрю старый фильм, разложу несколько пасьянсов, а в субботу вечером позову гостей.
— Гостей? — Ольга явно насторожилась.
— Соседей. И Артем обещал приехать.
— Один?
— Анюта с детьми улетела на Кипр, ты же знаешь. Кстати, и нам неплохо было бы…
— Оставь.
Ого! Да она раздражена до предела!
— Дорогая, что случилось?
— Это я у тебя должна спросить.
— У меня?
— Ты ничего не хочешь мне рассказать?
Холодный пот по спине. Неужели узнала? Нет, черт возьми! Нет! Не была бы она так спокойна! Это догадки, только. Догадки, которые должны таковыми и остаться.
— У меня нет от тебя никаких тайн.
— Разве?
— Оля, если ты меня в чем-то подозреваешь, скажи прямо.
— Я просто не понимаю, почему ты не хочешь ехать со мной.
— Ты же знаешь. Нам друг по другу надо немножечко соскучиться. Ты приедешь вечером в воскресенье, и все будет хорошо. Да?
Потянулся, чтобы ее поцеловать. Жена отстранилась.
— Оля, в чем дело?
— Не знаю. Последнее время мне на мобильный идут какие-то странные CMC-сообщения. Невнятные намеки, загадочные фразы.
— Сообщения? — сделал удивленное лицо. А сердце бешено забилось. Что сие означает?
— Даня, я очень тебя люблю. Так люблю, что… Словом, мне тревожно. А ты?
— Что я? — Нельзя себя выдавать.
— Ты меня любишь?
— Ну, разумеется! Разве я когда-нибудь давал повод? Ты же знаешь моих любовниц, — усмехнулся он. — Всех поименно. Их фотографии висят в спальне.
— По-моему, папа хотел с тобой поговорить. Дела на твоей фирме идут не очень. В то время как Артем…
— Ну, ему везет немножко больше.
— Дело не в везении. По-моему, ты безразличен ко всему. К нам с Максимом, к делам фирмы, к поездкам на курорт. Ко всему, кроме пасьянсов и своих черно-белых красавиц. Мертвых. Тебе не кажется это странным?
— Хочешь сказать, что я помешался?
— Нет. Ты ушел в себя. От кого ты бежишь? От кого прячешься? Если от меня, то я тебя никогда не держала.
Еще бы! Ты не держала! А твои деньги? А папа? Всю жизнь только и занимался тем, что старался вам угодить!
— Ты прекрасно знаешь, что я женился на тебе по любви. Вспомни, как это было. Вы с подругой приехали к нам в институтское общежитие, на дискотеку, я увидел тебя и подошел. Не зная, кто твои родители и что ты москвичка. Я женился не из-за денег и не из-за прописки. Мы семнадцать лет прожили в любви и согласии…
— Как ты это говоришь, Даня! Каким тоном! Будто смеешься надо мной!
— Перестань. Ты раздражена. Я тебя понимаю, дорогая, — сказал как можно мягче. — На дворе осень, грязь, слякоть. Неприятное время года. Поезжай к родителям. Развеешься. Жаль, что сестра улетела на Кипр, вам было бы веселее. Кстати, почему ты с ней не поехала?
Молчит. А взгляд странный. Что-то не то.
— Оля?
— Почему ты не в офисе? Сегодня пятница, рабочий день.
— Немного приболел.
— Разве? А по-моему, ты здоров.
— Сердце колет.
— Сердце? В сорок лет? При твоих железных нервах? При том, что ты бегаешь по утрам, занимаешься на тренажерах и регулярно посещаешь бассейн? Твой кроль до сих пор выше всяких похвал! Максиму за тобой не угнаться!
— Максим ленится.
— А ты… Ты слишком увлечен самоусовершенствованием.
— Что ты об этом знаешь! То есть не о бассейне, а о моих нервах, — начинает раздражаться и он.
— Ну так расскажи! Я жду.
— Мне не о чем рассказывать. Моя жизнь как на ладони. Я прозрачен, как… Как горный хрусталь.
— Ну, как знаешь, — еле слышно вздохнула жена и поднялась с дивана. Спина прямая, осанка — королевская! Манеры безупречные, воспитание родители дали хорошее. Учителя английского и французского на дом ходили. Но вот лицо…
Да, она некрасива. Не помогает дорогая косметика, модный парикмахер, и пластическому хирургу работы хоть отбавляй! Впрочем, жена не собирается ложиться под нож из-за такой мелочи, как нос уточкой и оттопыренные уши. Уши можно закрыть волосами. А губы, такие тонкие, что почти незаметны. И маленькие глазки.
Можно сказать, что она хороший человек. Хорошая жена и хорошая мать. Но это не компенсирует…
— Мы с Максимом вернемся в воскресенье вечером. Его заберет из лицея шофер и отвезет в особняк деда.
— Шестнадцать лет парню, мог бы и сам доехать, — буркнул он.
— На автобусе? О чем ты?
Понятия «общественный транспорт» и «луноход» для жены равноценны. С другой планеты. К ее миру никакого отношения не имеют.
— Да, конечно. Тебя проводить?
— Будь так любезен.
Потом он стоит на крыльце и смотрит, как машина выезжает за ворота. Французский язык в совершенстве, французская косметика, французская машина. И руки на руле. Большие, крестьянские. Наращенные ногти смотрятся нелепо. Хотя лак подобран со вкусом, в тон помаде. Она старается. Очень старается. Но…
Вот он, уроженец маленького провинциального городка, мать которого работала гардеробщицей в доме культуры и мыла по утрам заплеванные лестничные клетки, высок, строен, как тополь, и хорош собой. А иначе Ольга никогда бы не вышла за него замуж. Хорошая форма головы, можно сказать, аристократическая, нос прямой, брови вразлет. Облик мужественный и волнующий воображение. Женское, разумеется. Ах, как он себя любит!
Все. Уехала. Свободен! Огромный дом целиком и полностью в его распоряжении. Домработница придет завтра утром, получит соответствующие указания, а к вечеру уберется восвояси. И тогда он устроит маленькое шоу для своих дорогих гостей. Вечер неприятных сюрпризов. Вот уже год, как он коллекционирует человеческие тайны. Пора предъявить свою коллекцию. Пора…
БУБНЫПятница, вечер
В соседнем коттедже в это время разгорался скандал. Впрочем, к этому давно привыкли и сами домочадцы, и те, кто жил поблизости. Обитатели поселка уже не обращали внимания на отчаянные крики и звон разбитой посуды, доносящиеся из окон двухэтажного коттеджа. Послушать, так пункт приема стеклотары громят, а выносят на помойку от силы две-три разбитые тарелки да пару чашек! И как им это удается?
Скандал — непременное блюдо в еженедельном меню. Если его не подавали на горячее в понедельник, следовало дождаться вторника. Если и во вторник обошлось, и в среду тихо, а в четверг подозрительно спокойно, то уж к пятнице обязательно разразится буря. Надобно проглотить и не поморщиться. Все понимали: хозяйка — человек творческий. И ей необходима разрядка. Кто-то напивается до полусмерти, кто-то пускается во все тяжкие, а она устраивает скандалы. Сбрасывает накопившееся напряжение. Творчество — состояние, аналогичное стрессу. Время от времени надо из него выходить.
Скандалистку величали Прасковьей Федоровной Потаповой. По паспорту. Но любовные романы, написанные ею, выходили в свет под романтическим псевдонимом «Злата Ветер». Дама обитала в коттедже из белого кирпича (весьма скромном по местным меркам) вместе с мужем и лучшей подругой Кирой. Мужу Прасковьи Федоровны, которой нынешним летом с помпой справляли сорокапятилетний юбилей, на днях исполнилось двадцать восемь. То есть он годился модной писательнице в сыновья, но поскольку детей у нее не было, то…
То поводов для ревности хватало. История их любви кому-то может показаться красивой, но в желтой прессе подавалась как скандал года. Однажды писательница в компании двух закадычных подружек, особ, близких к литературным кругам, заглянула в ночной клуб, где «подавали» мужской стриптиз. Чтобы со знанием дела отобразить в очередном опусе, так сказать, быт и нравы. Дамы выпили по коктейлю, потом еще по одному и как следует разогрелись. К тому моменту, когда на сцене появились полуголые молодые мужчины, тела которых блестели, как медовые леденцы, писательница уже была в ударе. Она цапнула один из «леденцов», и тот оказался ей по вкусу. Домой Злата Ветер и молодой человек, выступавший под псевдонимом «Фараон», поехали вместе. А утром проснулись в одной постели. В вечерних газетах появились пикантные фотографии. Скандальная история привела к тому, что книжечки Златы Ветер начали расходиться на «ура». И писательница быстренько сообразила, что скандал — лучшая реклама.