Пьер Гамарра - Убийце - Гонкуровская премия
-- Слушаю. Что? Повторите. Опять кто-то мешает!
-- Алло, а теперь слышите?
-- Да. Так вы говорили мне что-то о рукописи?
-- Совершенно верно. Каждый из членов жюри получил по экземпляру . Роман отпечатан на машинке и подписан Полем Дубуа. Вот и все сведения об этом Дубуа с после .
-- Так. А письмо председателю?
-- Ничего интересного. Письмо как письмо. Там ничего не выудишь. К тому же, я вам говорил, адрес вымышлен. Да, положение членов жюри незавидное. Председатель сам не свой, журналисты начинают зубоскалить. Уже придумали заголовки для вечерних выпусков: , ... Все это очень странно...
-- Слушайте, д'Аржан, постарайтесь все же раздобыть какие-нибудь подробности. А это -- что за штука?
-- Роман.
-- Это ясно, но кто такой Гарпократ?
-- Ну, как вам сказать... Греческий бог...
-- Ну конечно, я уже совсем обалдел.
-- Бог молчания.
-- Да, да.
-- Роман превосходит все, что только можно вообразить. Говорят, это совершенно выдающаяся вещь. Он произвел потрясающее впечатление на жюри. Знаете, ведь премия была предрешена. Вернее, было два кандидата: Жюль Воллар за и Арманда Раймон с ее ...
-- Знаю: в самом деле... Довольно такая... книга... А?
-- Пожалуй. Но все же Воллар котировался выше. Честно-то говоря, -- не роман... Одним словом, вдруг, в самый последний момент, всплыло имя Дубуа. Кто-то сказал:
-- Ладно. Слушайте, нечего впадать в панику. Лично мне кажется, что этот самый гений с минуты на минуту явится. Если не сам, то какой- нибудь его друг или родственник. И сразу все прояснится: Дубуа был болен или его задержали, мало ли что...
-- А неверный адрес?
-- Все гении рассеянны... Алло. Значит, ждите, добывайте материал. Мы дадим хорошую подборку со сногсшибательным началом на первой полосе, тиснем портрет и...
-- Если он у нас будет...
-- Ну ясно. Да, а сам роман? Вы его читали?
-- Где я мог взять его?..
-- Ну, старина, выкручивайтесь как хотите, но нам нужно содержание книги, какой-нибудь отрывок... Попросите Морелли, Андрэ Морелли, члена жюри, он друг нашей семьи. Да вы и сами его знаете. Пусть он вам даст эту злосчастную рукопись. Как хотите, но вы должны хотя бы пролистать ее.
-- Сейчас жюри проводит закрытое заседание...
-- Где?
-- Все там же, на площади Гайон, в ресторане ...
-- Хорошо. Сидите там и соберите для нас хорошенький материальчик. Я полагаюсь на вас...
-- Сделаю все возможное...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На город спускался вечер. Холодный, промозглый ноябрьский вечер. В такую погоду мечтаешь о камине, о тарелке горячего супа.
Убийца сидел у радиоприемника. Только что кончился концерт легкой музыки, начали передавать последние известия. Низкий ровный голос диктора вкрадчиво проникал в квартиру. После отчета о парламентских дебатах он перешел к хронике.
-- Париж. Сегодня, следуя установленной традиции, в ресторане на площади Гайон состоялось заседание жюри Гонкуровской академии...
(Убийца подумал: )
Диктор продолжал:
-- Премия присуждена мосье Полю Дубуа за роман . Несколько голосов получили также мосье Жюль Воллар, автор , и мадам Арманда Раймон за роман . Председатель жюри в беседе с нами заявил: , удостоенного Гонкуровской премии, не присутствовал при объявлении решения жюри. Жюри просит его срочно явиться или прислать сведения о своем местопребывании...>
Далее низкий голос рассказал о наводнении в Тунисе. Женский голос, сменивший мужской, сообщил, что наконец удалось раскрыть загадочное дело об отравлении в Гренобле, где жена одного колбасника и ее сестра умерли при подозрительных обстоятельствах. Все оказалось очень просто. Преступление совершил колбасник, он подсыпал мышьяку.
Затем довольно неприятно грассирующий диктор прочитал результаты бегов. Немного погодя Убийца выключил радио.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Главный редактор Макс Бари около восьми часов вечера, выходя из своего кабинета, столкнулся с репортером Жозэ Робеном. Репортер только что вернулся из Гренобля, куда он ездил по делу колбасника-отравителя. По правде говоря, в этом деле не было ничего загадочного и первые же подозрения полиции очень скоро подтвердились. Колбасник подсыпал мышьяк в утренний кофе своей жене и золовке. Он сразу же во всем признался.
Жозэ Робен ограничился несколькими короткими отчетами о следствии. Все прояснилось настолько быстро, что он даже особенно не вникал в суть дела.
-- Ах, это вы, Робен! -- воскликнул редактор. -- А я как раз подумал о вас... Прямо из Гренобля?
-- Да... Добрый вечер.
Они обменялись рукопожатиями.
-- Вы уже знаете? -- спросил Бари. -- Читали последние сообщения?
-- Нет. Я только приехал и еще не видел вечерних газет.
-- Зайдите... Я вам расскажу в двух словах. Это по поводу Гонкуровской премии.
-- Разрешите? -- спросил Жозэ.
Он уселся в кожаное кресаю и закурил сигарету.
-- Устали? -- спросил Бари.
-- Да, немножко.
-- Дело в Гренобле оказалось пустячным?
-- Да, не фонтан. Так вы начали о Гонкуровской премии. Кто же счастливчик? Называли Воллара...
-- Ну вот, слушайте. Возможно, вы этим и займетесь. Все очень просто: лауреата вообще нет.
-- Как так нет?
-- Вот так. Премию присудили. Один из романов получил большинство голосов, а лауреат не явился.
-- Но еще есть время.
-- Конечно. И все-таки случай весьма необычный.
Бари порылся в бумагах, которыми был завален его стол.
-- Куда же я сунул вечерние газеты? Ага, вот они. Смотрите, какие заголовки: . . и молчание лауреата>. .
Жозэ Робен взял газеты и с невозмутимым видом принялся читать их. Его круглая кудрявая голова с золотистыми волосами прилежно склонилась над свежими, пахнущими краской полосами. Время от времени он удивленно поднимал брови, и его голубые фаянсовые глаза выражали веселое недоумение.
Бари ходил взад и вперед по кабинету, посасывая пустую трубку, потом остановился перед журналистом, открыл рот, но, ничего не сказав, снова зашагал. Он хорошо знал Робена. Парень обладал здравым смыслом и чутьем и, не разобравшись в деле, не высказывал своего мнения.
Но вот Жозэ поднял голову и улыбнулся.
-- Забавно, -- тихо проговорил он.
-- Да, пожалуй, забавно...
Бари пожал плечами.
-- Хороший материал для газеты, -- продолжал Жозэ.
-- Правильно, правильно, -- согласился редактор. -- Но меня беспокоит...
Он остановился и задумчиво пососал мундштук своей трубки. Жозэ удивленно поглядел на Бари.
-- Боюсь, -- заговорил опять редактор, -- что д'Аржану это дело не по плечу.
-- Почему?
-- Да, конечно, д'Аржан -- литератор, хороший критик, это бесспорно. Он вам умело накатает хронику, в общем, свое дело знает, но, мне думается, за этой историей с исчезнувшим лауреатом кроется еще что-то. Этим делом надо заняться вам, Робен... Да, я знаю, вы устали, вы в дурном настроении. Дело колбасника и выеденного яйца не стоило. И все же...
-- Простите, но это не по моей части.
Жозэ покачал головой и стряхнул пепел с сигареты. В уголках его детского рта притаилась улыбка.
-- Нет, это не по моей части. Я не знаком с литературным миром, с писателями, я посещаю другие университеты, не имеющие отношения к литературе. Вот если бы речь шла о каком-нибудь красивеньком преступлении в крепко-накрепко запертой комнате или о суде присяжных... А все остальное...
-- Ну, ну... Вы же сами признаетесь, что любите все загадочное. Так как же, вопрос решен?
-- Подождите-ка. Судя по тому, что я сейчас прочитал, сведения у моих коллег весьма скудные. Присудили Гонкуровскую премию. Как и полагается, предварительно собралось жюри. Рассматривали кандидатуру Воллара и... как ее? Арманды Раймон. Неожиданно кто-то предлагает еще некоего Дубуа. Господа -- члены жюри -- обмениваются мнениями, спорят, короче говоря, выясняется, что -- одно из крупнейших литературных событий нашего века. Совершенно своеобразный стиль. Непривычная атмосфера. Невиданные психологические наблюдения. Словом, все признаки гениальности. Итак, решался вопрос, дать ли премию Воллару, или Арманде Раймон, или еще какому-нибудь бесспорному произведению. Жюри колеблется, прикидывает и так и этак, спорит. Никто не знает этого гениального Дубуа, этого таинственного литературного феномена. И вот наступает развязка. Премию присуждают Дубуа, но... Дубуа не является. Его ищут по указанному им адресу. Там нет никакого Дубуа. И до сих пор воз ни с места, и жюри в полном отчаянии.
-- Совершенно верно. Ну, а ваше мнение?
Жозэ развел руками.
-- А какое у меня может быть мнение? Дубуа оторвал себе Гонкуровскую премию. Где же Дубуа? Кто такой Дубуа? Я знаю не больше вашего. А вдруг это злая шутка... Ведь все возможно...
-- Да нет, едва ли кто-нибудь из наших литераторов, написав гениальное произведение, решит остаться анонимом. Нет, это отпадает.
-- Кто знает? Редко, правда, но встречаются и среди писателей скромные люди.
У Жозэ загорелись глаза. Усталость с его лица как рукой сняло. Бари дружески хлопнул его по спине.
