Галина Романова - Не доставайся никому!
Прямо рядом с ее щекой стояли мужские грубые ботинки черного цвета. Стояли, не двигаясь. Она снова застонала, ботинки шевельнулись, носы их разошлись в разные стороны. Алиса подняла глаза вверх, увидев теперь вполне отчетливо обтрепанную кромку сатиновых брючин. Дальше взгляд не полз, веки не хотели подниматься, будто придерживал их кто медными пятаками, какие на глаза покойникам раньше клали, бабушка рассказывала.
– Господи… – шепнула Алиса, прежде чем отключиться. – Помоги мне…
Глава 2
Такой суеты вокруг себя она не помнила с тех самых времен, как стала осознавать себя. Ее здоровьем интересовались все подряд: от главного врача горбольницы, куда ее доставила карета «Скорой помощи», до уборщицы с ее фирмы. О старшем руководящем звене и коллегах и говорить нечего, те по очереди навещали ее каждый день, присылали горы цветов, коробки конфет, пичкали ее фруктами, таскали в отдельную палату, которую ей выделили, запрещенную копченую колбаску, рыбку и тортики.
– Алиска, ну и перепугала же ты нас! – часто звучало в первые дни после операции, стоило лишь ей очнуться.
– Давай, давай, молодцом, поправляйся… – подбадривали ее через неделю.
– Ну, ты совсем уже молоток! Скоро снова прыгать начнешь! – восклицая уже ближе к выписке.
Она давила из себя улыбки, хотя тело болело нещадно, и причем все – от пяток до макушки. Кратенько отвечала, что ничего не помнит, и вздыхала с облегчением, стоило посетителям закрыть за собой дверь.
А потом пришел он – тот самый участковый, который не поверил в ее историю про Александру. Пришел сердитый, неулыбчивый и неучтивый.
– Здравствуйте, Алиса. – Он сел на красивый стул возле ее кровати, застеленной очень нарядным постельным бельем в белых лилиях. – Как вы себя чувствуете?
– Привет, Саня, – удивленно воскликнула она. – Чего это ты так официально со мной?
– Я на работе, – отрезал участковый, с которым она все детство лазила по деревьям, ловила бабочек, хоронила мертвых птичек и никогда не называла его Александром, только Санькой, Сашкой, Шуриком. – У меня к вам, Алиса, вопросы.
– Валяй, – позволила она с улыбкой, все еще не доверяя его деловитости.
Вот сейчас он рассмеется, зашвырнет свою рабочую папку на подоконник, взъерошит светлые волосы и…
Никакого «и» не случилось. Саня задавал ей официальные вопросы сухим казенным голосом, заносил ее – не слова, нет – показания в протокол. Потом попросил Алису подписать все разборчиво и тут же засобирался уходить.
– Ты чего это, Саш? – окликнула она его у двери. – С ума, что ли, сошел, да?
– Это не я, Алиса, это вы с ума сошли, – ответил он, стоя к ней спиной.
– То есть?..
– Со следователем говорить отказываетесь, чините препятствия дознанию.
– Да не чиню я ничего! Я просто не помню! – возразила Алиса с жаром и тут же почувствовала, как заныла перебинтованная рана под левой лопаткой. – Чего ты, а?
– Вообще ничего не помните?
Его голова чуть склонилась набок, Алиса увидела круглую щеку, кончик носа и бровь.
– Что-то помню, что-то нет, – ответила она уклончиво.
– А что помните? – Шурик обернулся и гневно взглянул на нее.
Так смотрел он в детстве, если она, не дождавшись, удирала без него на стадион или на речку. Требовал объяснений, дожидался их, внимательно выслушивал, потом принимал решение. Раньше все его решения были в пользу их дружбы. А что теперь?
– Саш, если будешь говорить со мной в таком тоне, то… То идите к черту, уважаемый! – выпалила она и всхлипнула. – Я едва не погибла, а ты!.. Если бы… Если бы не тот человек… Кстати, его наградили?
Участковый Александр Васильевич Назаров развернулся, качнувшись на каблуках, поднял вверх свою рабочую папку, будто собирался с ней на Алису нападать. Потом махнул ею в воздухе и швырнул на подоконник.
– Алиска, ты такая… Такая дурочка! – выпалил он, возвращаясь снова на стул возле ее нарядной коечки. Глянул на нее знакомыми несчастными глазищами, вздохнул. – Меня из-за тебя чуть с работы не погнали! А Светка вообще…
– Чего это? – Алиса виновато улыбнулась. – Подумала, что ты меня ножом пырнул на почве ревности?
Пошутила неудачно. Его лицо тут же судорожно сморщилось. Пальцы сжались в кулаки. И задышал Назаров часто-часто.
– Прости, Саш, – Алиса выпростала из-под одеяла руку, дотронулась до его коленки. – Ну, прости меня! Чего Светка? Снова, да?
– Она… Светка ушла от меня, Алиска, – выдохнул он то ли с облегчением, то ли с болью, она точно не поняла.
– Чего вдруг? Чего сейчас-то именно?
Жена от Саши уходила каждый вторник. То есть собирала вещи обычно по вторникам. Ближе к пятнице чемоданы разбирала, выкладывала трусы с майками и колготками на полки шкафа. На выходные, когда Сашка бывал дома, при ней, она затихала. А с понедельника снова-здорово.
Причину для скандалов Светлана находила легко, будто песню складывала. Начинался первый куплет обычно с нехватки денег, припевом шла Сашкина, так и не утихшая с годами любовь к школьной подружке – то есть к ней, к Алиске. Вторым куплетом была его вечная занятость и отсутствие дома, снова припев. В третьем куплете, завершающем, Светлана всегда угрожала уйти от Саши к матери. Ну а если не выдыхалась, то снова повторяла припев.
Поначалу Сашка жутко психовал, валялся в ногах у жены, пытался что-то исправить, где-то подработать, даже занимал деньги. Потом понял, что причина кроется в самой Светлане, и смирился. Как-то уверовал в то, что она никогда от него не уйдет, и успокоился.
А оно вон как вышло!
– Когда я узнал о том, что с тобой случилось… – начал Саша нехотя рассказывать, но руки Алиски с коленки своей не стряхнул, хотя настойчиво не смотрел в ее сторону, сердился он так, значит. – Со мной такое началось, Алиска… Я орал не помню что! Носился по двору, по дому, звонил во все квартиры, чуть до обыска повального дело не дошло. Спасибо, опера наши меня угомонили.
– Как это?
Алиса чуть не расплакалась от жалости к другу детства. Представила, как он бегает расхристанный по их двору, хватает всех за руки, за одежду, ломится в чужие квартиры, орет, обвиняет, ищет правды, и чуть не расплакалась. Она, наверное, тоже так бы с ума сходила, если бы Саша попал в беду.
– Как они тебя угомонили?
– В лобешник треснули, я и осел, – Сашка вздохнул, поймал ее ладошку, сжал крепко. – Хорошо, народ весь понимающий знает нас с тобой прекрасно, никто жалоб катать не стал, а то бы… А Светка ушла. Вещи у нее со вторника собраны были, как всегда. Она их просто распаковывать не стала. Подхватилась и слиняла к теще. Так вот…
– И что теперь? – Алиса выпростала из-под одеяла руку, оперлась о край кровати, намереваясь присесть, боль под лопаткой тут же вернулась, на лбу выступил пот. – Что теперь-то? Ушла и не звонит даже?
– Нет, не звонит, – Саша вскинул голову, глянул вызывающе. – И я не звоню! Сколько можно?! Задолбала уже!
– Что да, то да, – покивала Алиса и снова рухнула на подушки, сил сидеть не было. – Без понятий совершенно дамочка. И зачем ты на ней женился, Саш?
– Затем, что ты за меня не пошла! – воскликнул он с застарелой обидой и покосился на нее. – Вышла бы сразу за меня, все было б отлично и у нас, и у Светки тоже. Не мучилась бы она со мной.
– А она мучилась? – Алиса удивленно заморгала. – По-моему, это она тебя мучила.
– Да ладно тебе, подружка, сочинять, – Сашка вздохнул с печалью. – Знаешь ведь прекрасно, что я никогда любить тебя не переставал. Знаешь? Ну? Чего молчишь?
– Саш, не начинай снова, а, – попросила она, закусив губу.
История их любовных отношений насчитывала не одно десятилетие. Началось все еще с детского садика. Алиса в любви ему призналась в подготовительной группе. Сашка фыркнул и обозвал ее дурой.
В средней школе она повторила попытку, когда он взял все подряд призы в летнем оздоровительном лагере, побросал жестяные кубки и грамоты к ее ногам и умчался с вожатой наперегонки купаться. Ох, Алиса и ревела тогда. Еле-еле дождалась их возвращения, а вернулись они почти под утро – мокрые, взъерошенные, с припухшими губами.
– Что у тебя со ртом?! – ахнула Алиса, сидевшая допоздна на перилах их корпуса. – Вы что?.. Целовались?!
– Дура глупая, – ворчливо отозвался тогда Сашка и попытался обойти ее стороной. – Спать иди!
– Вы целовались, Саш? Я же вижу! Где вы были так долго?! Как же ты… Я же люблю тебя, скотина!
Было ей тогда то ли четырнадцать, то ли тринадцать лет, точно она не помнит. Но в груди болело совсем по-взрослому, и комок в горле вырос такой, что Алиса дышать не могла.
– Я же люблю тебя, Саш, а ты с ней…
– Я сказал, спать иди! – вдруг заорал он не своим голосом, тряхнул головой, с мокрых волос ей в лицо полетели брызги. – И забудь про любовь свою, дура!
Но она долго не могла забыть страшно болезненного чувства, называемого любовью. Мучилась почти все оставшиеся летние каникулы. А с наступившим новым учебным годом вдруг все прошло. К тому же к ним в класс пришел новенький. Да такой пригоженький. И о Сашке Алиса почти забыла. Вспоминала, лишь когда в школьном коридоре сталкивалась с ним на переменах, учились они в параллельных классах. Он тоже на нее почти не смотрел, откровенно заигрывая со старшеклассницами. На Алису лишь косился с небрежной снисходительностью. Гулять вместе они перестали.
