Марина Серова - Табу на нежные чувства

— Тс-с… — Костя приложил палец к губам, призывая меня к тишине. — Потом поговорим, сначала познакомлю вас.

Мелькнул огонек, нас с Мечниковым изучали в дверной «глазок». Потом щелкнул замок, дверь открылась, и яркий свет от многочисленных светильников ударил в глаза.

— Константин Афанасьевич, рад вас видеть, — долговязый мужчина в очках гостеприимно распахнул перед нами дверь. — А вашему визиту, Евгения Максимовна, я рад втройне.

Я с удивлением посмотрела на мужчину.

— Наслышан о вас и ужасно рад, что теперь вы будете работать со мной, — продолжал тарахтеть Крапивин.

Я пожала плечами.

— Для начала хотелось бы узнать суть дела и понять, сколь необходимо мое участие.

— Очень, очень необходимо, — принялся уверять меня журналист, усаживая за свой рабочий стол.

— Эдуард Петрович, у нас мало времени, — мне на выручку пришел Мечников. — Расскажите Евгении Максимовне все, что вы рассказывали мне.

— Понял, рассказываю.

История Крапивина растянулась на долгих полчаса. Говорил он по-журналистски сухо, но исключительно по делу. Подробно описал слежку и людей, которые за ним следили, детально обрисовал три ситуации, в которых он едва не пострадал от рук неизвестных. И об угрозах по телефону, разумеется, тоже упомянул. Из всего услышанного я сделала неутешительный вывод: либо Эдуард Петрович криминальных фильмов насмотрелся и нафантазировал себе слежку с угрозами, либо против него затеяли какую-то хитрую игру, осторожную и опасную.

— А прослушку на телефон не пробовали ставить? — Мой вопрос был адресован Мечникову.

— А как же, — живо отреагировал он, — конечно. Делалось все это неофициально, в обход начальства, но прослушку мы установили.

— И что?

— Мне каждый вечер звонит кто-то, — вмешался Эдуард Петрович. — Но голос какой-то неопределенный, ни мужской, ни женский. — Он пожал плечами.

— Прослушка наша реагирует на звонок, но записи самого разговора нет, пара минут тишины, и абонент отключается, — добавил Константин.

— Даже так, — усмехнулась я. — Значит, вы, Эдуард Петрович, снимаете трубку, разговариваете с неизвестным, выслушиваете его угрозы, но разговор не фиксируется на пленке?

— Вот именно, — Крапивин закивал, — мистика какая-то.

— А другие разговоры? Ведь не только злоумышленник названивает Эдуарду Петровичу, — я снова перевела взгляд на Мечникова.

— С остальными все в порядке, запись есть.

— Как мило.

— Евгения Максимовна, я хочу, чтобы вы приступили к работе немедленно, с этой самой минуты, — начал уговаривать меня журналист. — Я за все заплачу.

— Константин Афанасьевич, могу я переговорить с вами наедине? — Я посмотрела на Мечникова.

— Я вас оставлю. — Крапивин поднялся со стула. — Буду в соседней комнате.

— Ты что, издеваешься надо мной? — накинулась я на Константина.

— Жень, Жень, не кипятись, — зашептал Константин. — Я понимаю, выглядит все это странно, но Крапивину надо помочь.

— То есть ты серьезно относишься к его страхам? — Я усмехнулась. — По-твоему, коробка с пустыми бутылками, которая упала на него в супермаркете, это покушение? И сгоревшая бытовка рядом с его дачей — это тоже акт возмездия?

Мечников едва сдерживал смех, понимая, как надуманны страхи Крапивина, но, несмотря на это, продолжал настаивать на моем участии в деле.

— Женя, послушай меня, я знаю Крапивина давно. Мы с ним не друзья, конечно, но приходилось нам работать вместе года три назад, тогда он писал статью про одного нашего криминального авторитета. Мы провели рука об руку целый месяц, он и на задержание с нами ездил, и в перестрелку не раз попадал. И, уверяю тебя, он не производил впечатления пугливого журналиста, прячущегося за спины товарищей. Он нормальный, толковый мужик. А сейчас у него проблемы, он напуган. А я в дело вмешаться не могу.

— Ты не можешь, а я, значит, могу, — возмутилась я, не дослушав монолог Кости.

Мечников не успел ответить, как в дверь позвонили. Три протяжных звонка, затем, через пару секунд, два коротких. Условный сигнал, придуманный Крапивиным.

— Это ко мне, — крикнул Эдуард Петрович из соседней комнаты и поспешил к двери. — Алексей диск привез, — пояснил он.

Мы с Мечниковым снова вернулись к нашему разговору.

— Ты должна мне поверить, — настаивал Костя, — все происходящее не ерунда…

Какой-то посторонний шум, доносящийся из коридора, заставил Мечникова замолчать. Мы быстро переглянулись и схватились за оружие. Я достала из внутреннего кармана куртки револьвер и неслышно поднялась со стула.

— Кто вы? — услышали мы испуганный голос Крапивина и, не раздумывая, метнулись ему на выручку.

Молодой парень в черной кожаной куртке и в темно-синей кепке, сдвинутой на глаза, прижимал Эдуарда Петровича к стене. Он был так увлечен своим занятием, что даже не заметил, как мы появились в коридоре. Левой рукой парень в кожанке пытался закрыть Крапивину рот, но тот уворачивался, как мог, и повторял свой вопрос:

— Кто вы? Кто?

— Заткнись, — зло прошипел парень и тут же замер от неожиданности.

Мечников приставил дуло пистолета к его спине и спокойно произнес:

— А теперь отпусти Крапивина и подними руки.

Незнакомец не спешил выполнять указания, он по-прежнему крепко удерживал журналиста, придавливая его к стене коленом. Я подошла к парню и потянула его за рукав. Эдуард Петрович тут же поспешил занять более безопасное местоположение — за спиной вооруженного следователя Мечникова.

Я развернула парня к себе и скинула с его головы кепку. Незваный гость смотрел на меня с нескрываемой ненавистью и высокомерием.

— Похулиганим, детка? — спросил он.

Предложение незнакомца мне настолько не понравилось, что я незамедлительно «пригвоздила» его к стене.

— Полегче, Женя, полегче. — Мечников оторвал мою руку от шеи парня. — Он нам живой нужен.

Парень потер шею и перевел взгляд с меня на журналиста.

— Ментов на выручку позвал, испугался, значит. — Гость Крапивина самодовольно усмехнулся. — Это хорошо.

— Что вы себе позволяете? — возмутился Крапивин и снова спрятался за спину Мечникова. — Никого я не испугался.

— Оно и видно, — парень выплюнул жвачку и придавил ее рифленой подошвой ботинка. — Ну что? — Незнакомец уставился на Константина. — Давайте надевайте свои наручники, везите куда следует. Я готов. Только меня выпустят уже к вечеру, увидите. — Он протянул руку следователю и засмеялся, демонстрируя свое удалое бесстрашие и уверенность в безнаказанности.

Мечников посмотрел на парня, потом медленно повернулся ко меня. Я поняла, что ему нужно, — наручники. Следователи прокуратуры не носят с собой наручников. Они вообще не имеют права приковывать подозреваемых к батарее.

Я усмехнулась и пошла в рабочий кабинет Крапивина, где оставила свою сумку с разными нехитрыми приспособлениями, необходимыми в работе телохранителя. Эдуард Петрович воспользовался удобным моментом, чтобы покинуть коридор, и поспешил за мной.

— Теперь вы понимаете, что я говорил правду? — спросил он.

— Понимаю, — сухо ответила я.

В коридоре послышалась какая-то возня. Я оттолкнула в сторону Крапивина и метнулась ко входу. Но было поздно. Энергичный парнишка уже выскочил за дверь. Я поискала глазами Мечникова. Он сидел на полу, обхватив голову руками, сквозь пальцы сочилась кровь. Рядом с ним лежала окровавленная лопатка для обуви с металлическим набалдашником в виде головы лошади.

— Не упусти его, Женя. Я в порядке, — еле слышно сказал Мечников и застонал. Застонал скорее от обиды, чем от боли.

Убедившись, что с Костей все в порядке, я покинула «офис» Крапивина и устремилась наверх. Парень не успел убежать далеко. Его темный силуэт мелькнул в арке соседнего дома. Я рванула за ним, в арку. Мое недолгое преследование прервалось уже в соседнем дворе, где позднего крапивинского гостя поджидала раздолбанная «Волга». Парень быстро сел в машину, и «Волга», резко развернувшись, выехала со двора. Номера машины были настолько заляпаны грязью, что разглядеть хотя бы одну цифру было невозможно.

Я вернулась обратно, в рабочую квартиру Крапивина, и наткнулась на запертую дверь. Я постучала, но мне не ответили. Тогда я надавила на кнопку дверного звонка, три протяжных, затем два коротких сигнала.

— Кто? — услышала я уже знакомый голос журналиста.

— Ваш телохранитель.

Дверь открылась, передо мной стоял бледный, перепуганный Крапивин, в правой руке он сжимал маникюрные ножницы. При виде меня на губах Эдуарда Петровича мелькнуло некое подобие улыбки.

— А это зачем? — Я кивнула на ножницы в его руке.

— Хочу перевязать голову Константину Афанасьевичу. Ищу, что бы порезать на бинты, но пока ничего не нашел. — Он виновато пожал плечами.