Энтони Беркли - Убийство на Пикадилли

Но пока мистер Читтервик снова готовится пустить в ход всю мощь своего научно-дедуктивного метода, позвольте и нам обратить против мистера Читтервика его собственное оружие, бросив на него мимолетный, но испытующий взгляд и в тех же познавательных целях.

На этот взгляд мистер Эмброуз Читтервик - румяный, довольно округлый джентльмен средних лет с независимыми средствами. На его очень коротком носу красуется пенсне в золотой оправе. Волос у него теперь поменьше, чем было раньше. Еще у него есть престарелая тетушка, проживающая в Чизвике. Из наблюдения за его довольно благодушной внешностью можно сделать вывод, что мягкосердечие - самая характерная черта его натуры, а отсюда напрашивается еще один вывод, что мистер Читтервик не только проживает вместе с тетушкой в Чизвике, но проживает там ради нее.

Далее можно прийти к заключению, что мистер Читтервик не только живет в доме у тетушки, но что она правит им железной рукой и даже потверже, чем железной. Впрочем, ни одна особа женского пола, живи она в одном доме с образчиком столь мягкотелой мужественности, не сумела бы вести себя иначе. Если бы ко всем тетушкам Чизвика приложить правило золотой середины, то тетушка мистера Читтервика возвысилась бы над средним уровнем как особа, обладающая исключительной решимостью и силой воли.

Но что касается мистера Читтервика, то в его случае надо еще учесть и физический закон компенсации, и тогда специалист по дедуктивному методу сразу бы решил, что мистер Читтервик должен обладать каким-то компенсаторным Достоинством, так сказать противовесом своей мягкотелости, и что этим противовесом, вероятно, является его хобби, и так как ничто в его облике не наводит на мысль о способности убивать своих ближних, значит, его хобби криминалистика. И это действительно так. Уверенность, сиявшая на его челе, когда он излагал свои дедуктивные выводы, заставляла признать его правоту. Так было, например, в том случае, когда мистер Читтервик разгадал очень трудную загадку убийства в совершенно чуждой для него сфере, после того как от разрешения этой криминальной тайны отказались и полиция, и самые мозговитые сыщики-любители, которых можно только отыскать. Да, дельце того стоило.

Но достаточно о мистере Читтервике. Кстати, на сей момент ему было суждено не слишком далеко продвинуться на путях своей обычной игры, хотя он быстро достиг некоторых очевидных результатов. Даме где-то между шестьюдесятью и шестьюдесятью пятью годами. Ее лицо, существенно пострадавшее от непогоды, с довольно выдающимся вперед орлиным профилем и зоркими глазами, не только выдавало в ней сельскую жительницу, но и явно носило печать благородного происхождения. Мистер Читтервик не без оснований решил, что она вполне может иметь титульную приставку к имени. Кольцо на левой руке не позволяло сомневаться, что она или замужем, или вдова, а так как под ее теперешним беспокойством ощущались чувство собственного достоинства и привычная уверенность в себе, то мистер Читтервик решил в пользу вдовствующего состояния.

Одежда рассказывала о ней еще больше, чем внешность. Нет, одежда была далеко не модной, но ни в коем случае не производила впечатление старой или поношенной. Все вещи были просты, целесообразны и в высшей степени соответствовали своему назначению для данного случая. Они облекали ее фигуру так, что дама казалась одетой благоприлично и в то же время удобно. Именно из-за этого мистер Читтервик и решил, что ее фамилии должен предшествовать титул. Это были вещи женщины достаточно видного положения, которая может позволить себе носить то, что ей нравится, а не то, что настойчиво рекомендуют французские лавочники.

"Приятная пожилая леди,- стал подытоживать свои впечатления мистер Читтервик,- но с очень сильной и независимой волей. Возможно, она..."

Однако в этот момент размышления мистера Читтервика были прерваны. Рядом с пожилой дамой стоял незанятый стул, на который она положила сумку. К стулу приблизился мужчина крупного телосложения, рыжий, с вьющимися волосами, поднял сумку, подал ее даме и сел рядом со словами приветствия. Старая дама повернулась к нему с выражением явного облегчения на лице, и между ними завязался разговор.

Мистер Читтервик наблюдал за ними с интересом. Значит, вот кого она ждала, подумал он. Любопытно, кто же он, этот мужчина? Несомненно родственник. Сын? Нет, совершенно не похоже, чтобы это были мать и сын. Боже правый, бедная дама очень близорука. Как же я этого прежде-то не заметил. Она просто впилась в мужчину взглядом. Определенно потеряла очки. Может, это объясняется некоторой небрежностью, которая ей присуща, мною прежде не замеченной? Так, совсем незначительной небрежностью? Но, господи помилуй, она совершенно не похожа на женщину, которой свойственна небрежность хоть в чем-то. Да ни в малейшей степени. Совершенно напротив, сказал бы я. А, теперь понятно. Она всегда гордилась своим зрением, зоркостью, присущей всаднице, которая охотится с гончими и первой способна усмотреть лису и другую живность. Она ни за что не признается, что зрение ей стало изменять. Да, так оно и есть. Господи помилуй, как оживленно, даже очень оживленно она говорит. Интересно, не...

Внезапно мистер Читтервик почувствовал на себе взгляд крупного рыжеволосого мужчины. И в этом пристальном взгляде явно горел огонь ярости.

Мистер Читтервик подскочил на месте. Он знал, что увлеченный своей детективной игрой склонен забывать о том, что пристально глазеть на незнакомых людей неприлично. Он покраснел до корней волос и поспешно перевел взгляд на позолоченный венок, украшенный изумрудно-зелеными листьями, как раз посередине пурпурного мраморного столпа. Да, он определенно смотрел на рыжеволосого бесцеремонно, с грубым любопытством, раз тот вернул ему взгляд не только яростный, но, положительно, зловещий. Взволнованный мистер Читтервик залпом опрокинул три четверти бенедиктина в горло, готовое принять лишь четвертую часть опрокинутого, и подавился, следствием чего был отчаянный приступ кашля и оставалось только надеяться, что эта неприятность будет воспринята рыжеволосым мужчиной одновременно как извинение и раскаяние.

Но надежде было явно не суждено осуществиться. Виновато стрельнув искоса слезящимся глазом, когда зрение к нему наконец вернулось, мистер Читтервик заметил, что взгляд рыжеволосого мужчины исполнен прежней злобы Мистер Читтервик снова попытался найти поддержку у позолоченно-изумрудного венка. Однако даже пытаясь восхититься этим кричаще колоритным произведением искусства, он не переставал чувствовать, что огненный взгляд рыжеволосого сейчас просверлит дырку у него во лбу.

Если на свете существует самый сильный импульс, то это непреодолимое желание взглянуть туда, куда смотреть запрещается. Минуту и даже больше мистер Читтервик мужественно боролся с этим искушением, а целая минута сопротивления неудержимому желанию - это очень-очень долго. Затем он сдался. Дрожа от возбуждения, он кинул быстрый взгляд в сторону рыжего и снова отвернулся.

Если бы мистер Читтервик был курицей, то он бы, наверное, закудахтал, так как взгляд рыжеволосого был по-прежнему прикован к нему и, если такое возможно, выражал еще более зловещую ярость. Мистер Читтервик подавил глупое желание пискнуть. Ситуация становилась абсурдной. Да, глазеть, как он глазел, было грубостью с его стороны, но, уж конечно, взгляд невинного любопытства не заслуживал такой отъявленной ярости, исходившей от рыжеволосого человека и насыщавшей воздух почти осязаемыми флюидами. Тем не менее, как бы он ни старался подбодрить себя, чем нелепее становилась подобная ситуация, тем больше мистер Читтервик любопытствовал.

В течение нескольких последующих минут его глаза невольно играли в кошки-мышки, как это ни было смешно, с глазами рыжеволосого. Каждые три-четыре секунды поневоле, несмотря на все усилия сдержать себя, он кидал вороватый взгляд на рыжеволосого, чтобы узнать, все ли тот глядит на него, и каждый раз убеждался в этом. Мистер Читтервик сейчас отдал бы кругленькую сумму, чтобы провалиться сквозь землю, но он еще не расплатился за кофе и бенедиктин и, разумеется, поблизости не было ни единой официантки, которая вняла бы его пламенным взглядам, умолявшим подойти. Не было ни официантки, ни величественного главного официанта и ни одного другого клиента, который тоже пил бы кофе в Зале, битком набитом посетителями.

Мистер Читтервик выругался про себя самым ужасным образом. Он поклялся стаканчиком спиртного, который его тетушка всегда принимала на сон грядущий, что больше ни за что не взглянет в сторону рыжеволосого. Он начал лихорадочно декламировать про себя "Гибель "Вечерней звезды" {Хрестоматийное стихотворение американского поэта-романтика Г.У.Лонгфелло (1807-1882)}. Впервые он услышал эту балладу в четырехлетнем возрасте на первом школьном уроке и уже никогда не забывал. Она всегда служила ему нравственной опорой в такие тяжелые минуты, как эта.