Елена Арсеньева - Компромат на Ватикан
При чем тут Далила, Илья Петрович и сам не смог бы объяснить хорошенько, однако в этот миг ему хотелось назвать сноху как можно более оскорбительным словом.
«В моем доме хахалей принимать? Италианских полюбовников? Небось этот, с профилем, гнался за Антонеллой из самого Рима, нашел, выследил, вступил в сношения… Сговор, сговор! Федька-то, выходит, на свое счастье, нынче в мастерской остался. На свое счастье, именины сорвал! А коли все сладилось бы, сейчас лежал бы в ее кровати, спал бы с ней, а тут… Вор? Нет, убийца! – Видение окровавленной, разбитой головы сына заставило ноги Ильи Петровича заплестись, он с трудом удержал равновесие. – Сговорено все, конечно, Антонелла сама и псаря подкупила, чтобы не выпустил собак, чтобы не было помехи…»
Илья Петрович, потерявшись от ярости, забыв про пистолет, понесся по галерейке что есть мочи.
Человек, уже почти достигший окон Антонеллы, обернулся, увидел преследователя, но не заметался, не кинулся опрометью к перилам – спасаться, а спокойно замер, вглядываясь в набежавшего графа.
– Кто ты? Воровать тут? Как смел? – беспорядочно зачастил Илья Петрович, не слыша сам себя из-за бьющей в виски крови.
И шагов позади себя он не услышал. Только внезапно рвануло что-то в голове, а потом черные, мрачные, с очень белыми белками, глаза незнакомца надвинулись, сделались огромными, впились во взор и душу… вытянули жизнь.
Франция, Париж, наши дни
Нынче аэропорт Шарль де Голль оказался под завязку набит русскими. С утра бушевал над Европой какой-то ураганище; в Лондоне, ходили слухи, вообще чуть ли не стихийное бедствие; Париж зацепило лишь краешком ураганного крыла, но вполне достаточно, чтобы аэропорт закрыли. Как назло, утренние рейсы были почти сплошь московские, и теперь со всех сторон слышалась возмущенная русская речь.
Соотечественники как-то сразу сбились вместе и сообща осознали, что перспективы у них, мягко говоря, безрадостны. Московские рейсы пока еще только переносили – на час, на полчаса, – однако ураган не собирался заканчиваться. Отменяли один самолет за другим: в Будапешт, Лондон, Киев, Берлин, Стокгольм, Прагу, и нетрудно было предположить, что Москву тоже вскоре закроют.
Тоня открыла сумочку и с тоской заглянула в небольшой карманчик. Там лежал билет на поезд Москва – Нижний Новгород. Число – сегодняшнее, время отправления – 23.55.
Если прямо сейчас объявят регистрацию и посадку, у нее еще останется шанс долететь до Москвы, схватить вещи с багажной ленты, домчаться до аэроэкспресса и успеть на Курский вокзал, на поезд. Но это вряд ли. Не пахнет ни регистрацией, ни тем паче посадкой. И все идет к тому, что билет пропадет.
Как взбесится Виталий! Это ведь он брал ей билет. Наверняка решит, что бывшая жена сама нарочно подстроила. И задержку рейса, и толчею в аэропорту Шарль де Голль, и сам этот тропический, азиатский ураган в цивилизованных европейских широтах. Ну а если он еще узнает, что она из Нижнего уехала на сутки позже, обманывала, тайком меняла билет, лишь бы хоть денек побыть одной, отдохнуть от беспрестанных, изматывающих бытовых хлопот, расслабиться…
Ну, расслабилась? Куда уж больше! Вот это называется – судьба… Неужели и впрямь все случившееся с ней в Нанте – это закономерный итог последнего вечера в Нижнем, той встречи, такой случайной, такой предопределенной, такой безнадежной… так жутко завершившейся!
Да ну, чепуха. Никакой связи быть не может. Это у нее затянувшийся мандраж от пережитого. А у кого бы он не затянулся, интересно знать? Кто на ее месте не озирался бы постоянно, не вздрагивал от резкого слова, не ждал бы ежечасно, ежеминутно беды? Улетая из Шереметьево, она каждое мгновение была готова к тому, что за спиной вот-вот раздастся официальный голос:
– Гражданка Ладейникова, вы задержаны по подозрению в совершении убийства в Нижнем Новгороде!
Самое смешное, что в аэропорту Шарль де Голль к ней вполне могут подойти и сказать:
– Мадам Ладейникова? Вы задержаны по подозрению в совершении убийства в Нанте. – Или начать полюбезней, все-таки мы не где-нибудь, а во Франции: – Пардон, мадам…
– Пардон, мадам!
Тоня чуть не подскочила от ужаса. Какой-то смуглый, черноокий, жутко красивый мужчина – Италия, Испания? – приветливо улыбаясь, нагнулся, поднял ее валяющийся на полу чемодан, водрузил рядом и, повторив «пардон, мадам!», пошел своей дорогой.
Ах, так он всего лишь ее чемодан уронил?..
– Ничего, – пробормотала Тоня, глядя ему вслед.
Она его где-то видела. Она его откуда-то знает…
И снова подскочила: зазвонил мобильный.
Ну, по телефону еще никого не умудрились арестовать, так что вполне можно ответить. Тем более на дисплее высветился номер бывшего мужа.
– Привет! Слушай, погоди, не говори ничего, я застряла в Париже, тут ураган, аэропорт закрыт, ничего, деньги у меня пока есть, боюсь, не успею к поезду, ты завтра меня не встречай, я сама приеду, не знаю когда, – со страшной скоростью протараторила Тоня, чтобы не дать Виталику вставить хоть слово, и, что характерно, ей это удалось: отключиться успела, не услышав от него ни ползвука.
Опять же денежки целей будут. Роуминг – штука дорогая!
Тоня убрала телефон в сумку и увидела, что тот смуглый – Италия, Испания? – поглядывает с явным интересом.
Между прочим, он здорово похож на красавчика Сережу, преподавателя из школы бальных танцев, куда с сентября Тоня водила дочку в детскую секцию и таскалась во взрослую сама, вдруг осознав, что захлопотанная, затурканная, суматошная жизнь ее пройдет просто-таки понапрасну, если она не научится танцевать. Ну да, если тебя обучает такой перл создания, как Сережа…
Девочки, приятельницы Тони по школе, которые пьянели от неземной Сережиной красоты, будто от хорошего шампанского (в школу ходили в основном студентки, все были младше Тони, правда, поначалу затесались было две роскошные дамы постбальзаковского возраста, но одна вскорости бросила ходить, а вторая – нет, все занятия посещала исправно, и злые языки поговаривали, будто она сохнет по Сереже… Ну что же, поскольку дама за два месяца перешла с 52-го размера на 46-й, видать, и впрямь сохла!), – так вот, Сережины тайные поклонницы частенько спорили в раздевалке, итальянская в нем бурлит кровь или испанская.
Да, этот мсье и впрямь чем-то похож на Сережу, хотя черты посуше, поострее. А еще… а еще он жутко напоминает Тоне того самого человека, которого она четыре дня назад видела в Нанте, в Музее изящных искусств.
Au musée des Beaux Arts.
По-русски это Beaux Arts звучит примерно как «боз ар». Или даже «базар»…
Смешно, да? Но ничего смешного не было в том, что в этом самом «базаре» Тоню едва не убили. Она осталась жива только каким-то чудом.
Тот, кто хотел ее убить, был сам убит. Так сказать, поднявший меч от меча и… Но именно этот самый вежливый мсье из аэропорта Шарль де Голль – Италия, Испания? – был вторым в команде убийц, которые покушались в нантском Музее изящных искусств на жизнь Тони Ладейниковой.
Россия, Нижний Новгород, наши дни
Майя не ходит, а летает. Иногда – как стрела. Иногда – как пуля. Иногда – летит и аж вибрирует, будто граната, которая вот-вот разорвется. Здесь и сейчас!
– Де, здра, сег зан пров Серник, еще ув!
Интересно, кто-нибудь понял, что имелось в виду? «Дети, здравствуйте, сегодня занятия проведет Сергей Николаевич, еще увидимся!» Но переводить Майе некогда – она уже усвистела в кабинет директора: значит, граната взорвется именно там.
– Дети, здравствуйте! – говорит Сергей (для малышни – Сергей Николаевич!).
Шаг вправо, шаг влево – поклон. Что-то маловато сегодня народу. Ларисы нет, Егора. И Кати нет. Почему? Опаздывает? Или заболела? Ах да, Антонина ведь, наверное, уже уехала. Катя, значит, не придет. А впрочем, что-то могло и отмениться. Ведь не померещилась же Антонина Сергею позавчера в «Пикассо». Танцевала с каким-то вальяжным дядечкой в таку-ую обнимку… А дядечка, между прочим, по возрасту ей в отцы годится!
– Разомнемся. Начнем с головы. Раз-два-три-четыре!
Когда они крутят головенками, то похожи на птенцов, впервые высунувшихся из гнезда. А Майя завелась, наверное, потому, что снова какие-то проблемы с залами. Что-то такое Сергей слышал в раздевалке, когда брал ключи: опять выставка в Доме культуры, и даже не «мехов России» или каких-нибудь там рептилий (к этому уже привыкли, терпеливо теснились в маленьких залах, привычно ломали расписание), а якобы выставка картин. Вернее, одной картины.
Чепуха какая-то!
– Теперь упражнение на ножки. Носок-каблук, носок-каблук. Выше, выше ножки поднимаем! Так, хорошо. Ковырялочка вправо. Носок-каблук!
Что ж там за картина должна быть такая, если ради нее отдают весь большой зал Дома культуры?! Имеется же городской выставочный зал, музеи…
О, Егор примчался.
– Здравствуй, здравствуй, Егорушка. Становись на свое место, начинай. Делаем ковырялочку влево!
